Приветствую вас, уважаемые читатели! Снова с вами Мамонт с воспоминаниями о не самой худшей прожитой жизни. Чтобы измерить длину, нужен эталон длины, чтобы оценить собственную жизнь, нужен эталон успешной, счастливой жизни. Шоу-культура выдаёт на гора красивые, но пластмассовые эталоны, которые для подавляющего большинства людей в принципе недостижимы. Доказательством тому служат множащиеся очереди у кабинетов психологов. «Что, сынку, помогли тебе твои психологи?» – можно каждого из очереди спросить. Далёк от мысли объявлять собственную жизнь эталонной. Нет, у неё другое свойство – она просто бесконечно ближе жизням каждого из вас, дорогие современники и современницы. Подписывайтесь, под-пи-сы-вай-тесь на мой канал, друзья! :) Сорри – старческая болтовня…
Итак, вернёмся в год 1960-ый. При входе в дом бабушки справа стояла железная кровать с панцирной сеткой. На этой кровати лежала, почти не вставая, моя болеющая прабабка – мать моего деда по отцу. Деда перед войной осудили на один год за неполную уплату сельхозналога, конфисковав лошадь, инвентарь и множество других вещей. Конфискованными платками и кофтами ещё долго потом пользовались жёны активистов. После войны приходил человек, который сидел с дедом, рассказал, что тот умер от голода. При наступлении немцев баржу с заключёнными отогнали в Ладожское озеро, начался голод. Человек тот ел объедки с кухни, а дед был брезглив и есть это не мог. Так что в Ладожском озере была не только дорога жизни, но и баржи смерти.
С дедом так власть распорядилась, поскольку он не вступал в колхоз. Но у деда с бабкой было 11 человек только выживших детей, которых никак в колхозе нельзя было прокормить. Дед мой у своей матери был единственным сыном, и она всегда жила в его семье. Фактически всех его детей она вынянчила, все они звали её «мамой старенькой». У деда с бабкой вначале рождались почти одни дочери, которые в крестьянской семье за душу не считались, пахать-косить не могли. Дед очень ждал рождения сына, а мой отец как раз таким первенцем – после умершего в младенчестве брата – оказался. Таким образом, прабабка видела во мне долгожданного продолжателя рода.
Приходили мы к бабке, открывалась дверь, и видел я лежащую недвижимо на кровати старушку. Чаще всего она спала. Её будили, она тяжко открывала глаза, ей ещё долго почти в ухо кричали, кто пришёл, и тут она оживала! «Вну-чек, вну-чек, подойди, подойди ко мне», – просила она, а её рука начинала искать что-то под подушкой. «Подойди, подойди, вот тебе конфетки», – протягивала она конфеты, сколько могла ухватить. «Во-ло-дя, Во-ло-дя», – говорила она, стараясь взять меня за руку. Надержавшись за руку и на меня насмотревшись, она просила: «Дайте ему то, что там мне принесли». И угощался я тем, что приносили больной навещающие её мои тётки, дядьки и прочая родня.
Не забыть смущения, которое испытывал во время таких встреч. Родители меня никогда не тютюшкали, не баловали. Нет, я понял потом, КАК они меня любили, но это потом, через десятилетия. Так что с тем, что такое любовь, я столкнулся у кровати умирающей прабабушки. Кровать эта с панцирной сеткой с колечками перешла мне, и я спал на ней лет до двенадцати.
Друзья мои, это грустная история, но не печальтесь. Вас же тоже любили и любят?
Ставьте лайки, пишите комментарии, и подписывайтесь, говорю, на канал.