- Мать, ты деградируешь!
В смысле? Что-то не так, любимый? Почему я не могу ехать на день рождения твоей мамы в этих джинсах? А, они в пятнах… Что у меня на голове? Как – что? Хвостик, с утра зацепила и понеслась. Чем? Гм… бельевой прищепкой. Погоди, я сейчас.
Начало истории - здесь
Это было не страшно и даже весело. Сначала. Мама-растяпа, хи-хи, бывает.
Катюша росла, были зубы, парочка простуд, развивашки, первые слова. И – игры, игры, игры… И – «хоцю!», «дай!», «мама, куда?!», «МАМА, ы-ы-ы-ы-ы!!».
А потом настал он, воскресный день «Х». Намеченный ещё неделю назад. Молодая семья в полном составе собралась за покупками. Событие, да, а вы как думали? Это вам не за хлебушком сбегать рысью с коляской, и не «дорогой, вот список», а полноценный выход в люди, редкий и желанный.
Пока Катюху упаковывали в комбез, пока папа начищал ботинки, пока мама размышляла, какую куртку надевать – не парадную или совсем не парадную? – начался дождь. Ядрёный мартовский ливень, жидкая каша, снег пополам с водой, взболтать, но не смешивать…
- Лесенька, солнышко, давай в другой раз?
Само собой.
Катюшу распаковали. Папу расшнуровали. Первая орёт «а-а-а-а, гулять!», второй хмурится «Катенька, там дождик, нельзя гулять, мы попозже пойдём!». Напряжение растёт.
- Мама! Папа! Гулять! Ы-ы-ы-ы!
- Катенька, сейчас мама с тобой поиграет, хочешь? А давай…
- А-а-а-а, гулять!
- А давай – папа! Катя, давай папа с тобой поиграет? А я пойду в магазин и куплю тебе…
- А-а-а-а!
- М-м-м?!
Под эти звуки Леся цапнула очень-не-парадную куртку и вылетела за дверь с горящими щеками и трясущимися руками. На улице царил полный апокалипсис и всемирный потоп. Но там никто не орал, не ныл и не требовал. Леся моментально успокоилась и пошлёпала в сторону ТЦ. Воздух – свежий, руки – свободны, тишина, красота!
И тут ей по-настоящему стало страшно. Что она за монстр такой, что за чудовище, если в грязной луже, под проливным дождём ей приятнее, чем дома с любимым ребёнком?! Наверное, так уходят из дома «трудные» подростки. Когда на улице лучше, чем во вроде бы хорошей, вроде бы – заботливой, семье. Где любят, да любят, конечно же, но дышать там – нечем.
На следующий день Леся развила бурную деятельность, итогами которой стали выход на работу, мелкие бытовушные трудности и поистине щенячий восторг – лю-ю-юди-и! Вокруг Леси были люди, которым не нужно было менять подгузники и читать сказки. Правда, Леся пару раз ловила себя на том, что оглядывается в поисках соски, когда начальница начинала орать.
Но теперь Леся и сама снова была человеком, с макияжем и при костюме, с причёской без прищепок. Красивой женщиной, которая идёт обедать в кафе, где никто не отнимает булочку с воплем «хоцю!». И не «мамой» и «Лесенькой», а Олесей Сергеевной, хорошим бухгалтером в хорошей компании. Ровно до восемнадцати ноль-ноль. Вполне достаточно времени, чтобы вспомнить, что соскучилась по дочери и мужу.
Больше не было никакой деградации, потому что для неё не осталось места. Лесин метод сепарации от материнства оказался вполне рабочим. Она справилась и снова сумела стать собой.
Потому что никто не «деградирует» добровольно. Так складываются обстоятельства. Деградировать всегда помогают другие: наплевательским отношением, видимостью заботы, ободряюще лживым замалчиванием трудностей – «это же счастье!». Но вырваться из этого порочного круга можно только самостоятельно. Леся нашла спасение в работе. Но бывает и по-другому. Об этом – в другой раз)