После рождения своего первенца семья Павла и Ульяны Дубровских переехала в ГДР - на пять лет, пока мой дед, Павел Андреевич там служил. Пять лет - с 1955 по 1960 год мой маленький папа носил кожаные плащики и малюсенькие перчатки, будьте уверены - не из кожзама. Бабушка пела в хоре, - у нее был богатый голос, наподобие Людмилы Зыкиной, совершенно не окультуренный музыкальным образованием, - и природный артистизм. А еще у нашей Ульяны Серафимовны, бедной девушки из глухой сибирской деревеньки под Каргатом, была никогда ранее не проявлявшаяся любовь к красивым вещам. Можно презрительно именовать это мещанством, но для меня это очень трогательное и памятное проявление ее натуры - бабушка покупала в Германии статуэтки. Вероятно, в те далекие времена, вздыбленный конь, олень со своей оленухой, балерина с тончайшими пальчиками, прлуобнаженная танцовщица, орел, распростерший крылья, янтарноглазый попугай, были невиданными в послевоенном советском сталеварном мире появлениями роскоши. Но, зная бабушкину наивную душу, мне кажется, что не в ней одной дело. Эти изящные фигурки вносили в мир бабушкиной спальни какую-то сказочность, и я в детстве любила посидеть перед трельяжем, где обитала красавица танцовщица с невиданно нежным изгибом рук, заглянуть в пасть оленя с достоверно-влажным розовым языком. Я гладила пальцами диковатые выпуклые глаза коня и поражалась как играет на солнце каждое перышко орла.
Мне не мешал тот факт, что эти замечательные фигурки были тщательно... склеены.
У бабули Ули, при исключительной страсти к порядку, была трагическая неуклюжесть. Она била посуду, ломала хрупкие вещи, при глажении вещей обязательно жгла тонкие газовые шарфики и шелковые комбинации.
Все статуэтки, за исключением, пучеглазого попугая, были разбиты вдребезги!
Свое свободное подполковничье время дед коротал за кропотливой работой: из мелких осколков он воссоздавал изящество, отлитое немецкими мастерами.
Танцовщица в итоге имела не серебристое и гладкое, а желтоватое и шершавое от клея, платье. Ее ручки с приклеенными пальчиками и личико с изуродованной щекой до сих пор стоят у меня перед глазами.
Однажды бабушка разбила попугая. Она стирала с него пыль и задела тряпкой. Птица рухнула на пол с высокого шкафчика... А бабушка закричала, точно это она сама была той несчастной раненой птицей.
Дед привычно, деловито сгреб осколки в супницу.
Пять вечеров он клеил попугая. Один глаз восстановить не удалось.
Бабушка критически оглядела итог его работы и осведомилась ворчливо на счет глаза. Дед повернул птицу боком: "В профиль не видно"...
Мы все бросили в Ташкенте, квартиры продавались за копейки вместе с люстрами, коврами, статуэтками. Умерли старики.
Где- то они теперь, бабушкины склеенные мечты?