Перед поездкой в Финляндию мне говорили: «Там ничего не происходит». Однако, объездив за неделю половину страны по приглашению финского МИДа в составе журналистской делегации, я понял одну нехитрую вещь — в Финляндии живут люди, а наблюдать за жизнью людей безумно интересно. И в этом плане в Финляндии очень насыщенная жизнь.
Материал опубликован на портале "Частный корреспондент".
Согласно плану, за неделю мы должны были посетить семь финских городов и Аландские острова. Программа обещала быть насыщенной.
Лаппеенранта — Котка — Порво
Лаппеенранта — самый русский из финских городов. В силу близости к границе там проживает большинство русских эмигрантов. Начало путешествия напоминало гоголевского «Ревизора» — сначала нас привечали с кофе и финскими круассанами в местной администрации, а затем повезли по богоугодным заведениям, среди которых первым пунктом значилась русская школа. В коридоре висели стенгазеты учеников, посвящённые Сталину, Хрущёву и Брежневу. Сразу за школьной оградой начинался аэродром. Самолет как раз шумно заходил на посадку, но привычные ученики во дворе не обращали на него никакого внимания, в отличие от гимназисток из фильма «Безымянная звезда», которые буквально фанатели от проходящего скорого в Бухарест. В этом смысле за последние сто лет цивилизация в провинциальных городках существенно продвинулась вперёд.
К вечеру мы уже были в портовом городе Котка в недавно построенном морском музее. При своей довольно скромной коллекции экспозиция музея оргазована так, что его можно обходить как по хронологическому маршруту, так и по тематическому. Из-за этого создаётся впечатление, что он больше раза в два. Вообще, судя по ощущениям, Финляндия — это гигантский коттеджный посёлок, построенный в сосновом бору. Лес там кругом. И вероятно, поэтому бумаги финны явно не жалеют.
Кафедральный собор Порво изнутри напоминал синагогу. Два яруса, скамейки, отсутствие алтаря, надпись на древнееврейском языке на кафедре — всё это в некоторой степени роднило пуританский интерьер лютеранских церквей с таким же скромным иудейским убранством. Несколько портил картину памятник императору Александру Первому, стоявший в углу.
С Александром в Порво связана следующая история. Когда он приехал, одна из местных красавиц уронила платок. Император его поднял, что противоречило этикету. Мыла ли девушка руку после прикосновения к императору, история умалчивает, однако, как нам сообщили, она тут же дала чуть ли не обет молчания и еще 60 лет вспоминала о встрече с государем молча. В свете этой истории, рассказанной нам экскурсоводом с той же интонацией, с какой в Лаппеенранта нам рассказывали про визит нашего премьера, Александр Первый занимает в городской мифологии Порво то же место, что Путин в Лаппеенранта. Визит произошёл около двухсот лет назад, а память о нём бережно хранят, даже памятник в соборе поставили. Точно так же хранят память о доисторическом визите шведского короля, специально к приезду которого амбары вдоль реки перекрасили в красный цвет. Думаю, если Путин во время визита русской школы поднимет платок какой-нибудь учительницы или поймает зазевавшегося младшеклассника и поцелует в живот, ему тоже поставят памятник. С такой разреженной плотностью событий, как в этих провинциальных городах, подобный инфоповод может оставаться вполне себе свежим ещё лет 200—300.
В Порво что-то неладно с противопожарной безопасностью. Кафедральный собор горел 4 раза. Первый раз от рук датчан, ещё три раза его поджигали русские. Последний раз молодой пиротехник засунул в водосточную трубу горящую газету в 2006 году, и по сложившейся уже традиции огонь тут же приняла в свои объятия крыша и за ней остальные горящие части тела несчастной готической архитектуры. Молодому человеку дали 6 лет, а в соборе установили 36 камер. После этого в собор ещё ударяла молния. В это время там справляли свадьбу. Но празднество не прервали — ведь за всё уже уплачено, поэтому под вой сирен свадьба продолжалась.
Фискарс — Турку — Нантали
В Фискарсе производят финские ножи. Эта деревня — классический город мастеров из чешских и немецких детских дублированных фильмов и удивительный симбиоз Средневековья с XXII веком. Люди там селятся по профессиональному признаку — керамисты, дизайнеры, художники-прикладники. Это одновременно и средневековая профессиональная гильдия, и мечта анархо-синдикалиста о профессиональном самоуправлении.
Финляндия, как уже упоминалось, — это коттеджный поселок в сосновом бору, а Фискарс — это гигантский «Винзавод» в хвойном лесу. В деревне одновременно проходит множество выставок. На одной из них воображение поражала гигантская деревянная граммофонная труба, к которой спереди крепились стул и акустическая бас-гитара, звук от которой, усиленный всей мощью этого агрегата, перекрыл бы звук от десяти сошедших с ума контрабасов. Купив по паре финских ножей, мы поехали в Турку, культурную столицу страны.
Турку занимает в Финляндии то же место, что и Питер у нас. Это неофициальная культурная столица. Впрочем, статус официальной культурной столицы Турку тоже получил, хоть и на время. ЮНЕСКО назначило его вместе с Таллином культурными столицами Европы 2010 года. В связи с этим в следующем году ожидается множество мероприятий — концертов, уличных фестивалей, выставок — и будет массовый наплыв туристов.
Во дворе древнего собора школьники лежали на травке. Кто-то фотографировал витражи, японские туристы — себя на фоне витражей. Когда мы уже уходили, пропал наш коллега. Через десять минут поисков мы наткнулись на него, лежащего в церковном дворике на травке. Он заметил белочку и долго налаживал с ней контакт. В этот момент я подумал о том, сколько различных реальностей существует в нашей действительности. Кто-то видит витражи, кто-то только себя, а кто-то белочку.
Финляндия — юная страна, поэтому культура там только развивается. Не так-то много за рубежом известных финнов. В первую очередь вспоминается композитор Ян Сибелиус. Киноманы вспомнят кинорежиссёра Мики Каурисмяки. Любители архитектуры — Алвара Аалто. Заядлые меломаны добавят фолк-метал-группу Finntroll. Но первое место по известности, конечно же, занимает Туве Янссон — автор книги про муми-троллей. В курортном городке Наантали находится тематический парк муми-троллей.
Недалеко от парка находится другой тематический парк — летняя резиденция президента Финляндии. Нас предупредили, что местная «кровавая гэбня» следит за нами через 300 камер, установленных в самых разных местах, даже на деревьях и в кустах, по всей территории парка. Минут через двадцать поперёк ровно подстриженного газона к нам прибежал молодой человек в штатском. Оказывается, мой коллега снова нашел белочку и фотографировал её где-то в кустах, за что и был пойман с поличным. Человек в штатском попросил нас больше не заниматься фотоохотой за местной фауной в одиночестве.
Аландские острова
Вечером мы сели на паром и поплыли на Аландские острова. Паром только называется паромом, на самом деле это девятиэтажный круизный корабль с променадом, танцполами, ресторанами, барами, магазинами дьюти фри, саунами, казино и игральными автоматами. Многие туристы вообще никуда с парома не выходят. Покупают билет Хельсинки — Стокгольм, а затем плывут обратно.
Фактически Аландские острова — это независимое государство, хоть они и входят в состав Финляндии. Расположены на пересечении морских путей между Швецией, Россией и Финляндией у входа в Ботнический залив Балтийского моря. Населены шведами. Когда в 1917 году Финляндия впервые в своей истории получила независимость, образованная прослойка в крупных городах в основном говорила по-шведски. Естественно, тут же началась срочная финизация общества. Так было в то же время с Чехословакией. После распада Австро-Венгрии в Праге горожане говорили по-немецки, и перед Украиной в 1991 году встал тот же вопрос — как заставить жителей Киева и других крупных городов поменять свой родной язык с русского на украинский.
В этой ситуации шведы на Аландских островах немного встревожились, решили, что из Хельсинки приедут комиссары и всех насильно заставят учить финский язык, и срочно захотели от Финляндии отделиться. Они попросили Швецию принять их под свое крыло. Швеция почесала в затылке и дернулась было заявить о присоединении, но, как красна девица, засомневалась в духе «и хочется, и колется, и мама не велит» и стала тянуть резину.
В любой цивилизованной стране в такой ситуации началась бы кровавая баня, как в той же России в 1917-м или позже — в Нагорном Карабахе, Южной Осетии и Приднестровье. Но шведские крестьяне университетов не кончали и кроме финской сауны, доставшейся им в наследство от финского режима, других бань не знали, поэтому направили свое требование в Лигу наций. Лига наций постановила — Аландские острова оставить в составе Финляндии, но дать им статус автономии. Вот так, совершенно бескровно, эта земля получила свободу, причём с такими полномочиями, что практически Аландские острова являются сейчас отдельной страной. Финский язык они не учат, в финской армии не служат, налогообложение у них своё. Кроме того, существует нейтралитет, согласно которому военные любого государства не имеют права появляться в аландских водах. Для выполнения последнего пункта на островах находятся два консульства — российское и шведское, которые и гарантируют безопасность мирной державы. Столица государства и по совместительству единственный город страны Мариехамн была основана в 1861 году русским военным гарнизоном и названа в честь жены Александра II, императрицы Марии Александровны. Всего на островах живет 27 тысяч человек, в основном шведов. Из них 11 тысяч — в столице.
С утра, выйдя из гостиницы в центре города и осмотревшись, мы обнаружили пустынные продуваемые улицы, северную пасмурную погоду и ландшафт обыкновенного спального района вроде Черёмушек. То, что Аланды — другая страна, стало заметно по количеству окурков на тротуаре. Они были. В Финляндии их не было вообще, что создавало, по крайней мере для меня, неразрешимую проблему. С одной стороны, мусорить при такой стерильности неприлично, а с другой, носить окурок в кармане в поисках урны — слишком уж пахнет. В Мариехамне окурки валялись где попало.
У нас была запланирована встреча с генеральным секретарем аландского парламента. С виду парламент очень смахивал на среднюю школу, состоящую из двух крыльев — для старших и младших классов. Нам объяснили, что в одном крыле работает парламент, а в другом — правительство.
В холле нас встречал высокий молодой человек с чувственными губами, красными от смущения щеками и робким взглядом. Это был местный министр печати. Встреча с генеральным секретарем проходила в учительской — с длинным столом посередине. По сложившейся уже традиции встреч на высоком уровне мы первым делом повытаскивали ноутбуки, но интернета не нашли и сникли. Генральный секретарь, похоже, тоже не выспался. Поэтому во время всего разговора мы совершали забег на длинные дистанции — кто кого переспит. Генеральный секретарь засыпал часто — сначала он отрывисто что-то говорил, потом делал длинную паузу с полузакрытыми глазами, как бы ожидая, что слова пройдут по пищеводу и переварятся, затем просыпался и снова говорил, но чуть-чуть.
— А есть ли на Аландах свои рок-группы? — спросил мой коллега, застигнутый накануне финским фээсбэшником за душевным разговором с белочкой.
Генеральный секретарь неожиданно проснулся. И сильно занервничал. Как занервничал бы председатель сельсовета, если бы ему задали вопрос про недостроенный сельский клуб, деньги на который давно уже пошли на ремонт в старом коровнике и строительство нового сортира председателевой дачи. Видимо, вопрос про рок-группы был чем-то неприятен генеральному секретарю. Он быстро закончил встречу, сославшись на неотложные дела.
Затем нас отвели в актовый зал, судя по пультам для голосования за ярусными столами, это был зал заседаний парламента. Один из спикеров парламента долго рассказывал, что тут всё так устроено, что если нажимать на кнопки во время голосования, то происходит подсчёт голосов.
— А что означают цвета национального флага? — спросил мой беспокойный коллега, решивший, видимо, в этот день сконфузить все руководство страны.
Спикер поморщился и принялся внимательно изучать флаг, висящий сбоку от президиума, затем задумчиво ответил:
— Флаг состоит из красного и жёлтого цветов.
— И синего, — стали подсказывать ему российские журналисты.
Он ещё раз посмотрел на флаг и подтвердил:
— И синего.
После чего быстро закончил встречу.
Затем в нашем расписании стоял только что построенный двухэтажный Дом культуры. Здание впечатляло размахом — два этажа стекла и бетона. Такой Дом культуры составил бы гордость любого российского райцентра. Действительно, делегации из России было что показать. Тем более что это был единственный культурный центр страны.
Экскурсия по пустому Дому культуры, которую проводила его пресс-секретарь, очень смахивала на презентацию нового коттеджа агентом по продаже недвижимости для группы потенциальных покупателей. Минут пятнадцать мы стояли в холле, а наша хозяйка рассказывала о прекрасном виде, открывающемся из большого окна, о барной стойке и кофейном аппарате для посетителей и о ценах на отделочные работы. Затем нас повели в пустой концертный зал, где на сцене одиноко стояло пианино. Пресс-секретарь похвасталась, что при Доме культуры открывается первая в стране музыкальная школа.
— А в вашей стране есть кинотеатр? — спросил мой неугомонный коллега.
— Есть один, — с гордостью ответила наша хозяйка, — но он третий год на ремонте.
После чего встреча закончилась.
До обеда оставалось много свободного времени, а достопримечательностей в Мариехамне не наблюдалось. Ощущение было такое, что мы попали в город Зеро из одноименного фильма Карена Шахназарова. Схожесть ситуаций усугублялась ещё и тем, что на материк паромы ходили крайне редко, и при всем желании уехать из города мы не могли.
Побродив по улицам взад-вперёд и внимательно изучив местный торговый центр, главной достопримечательностью которого был жёлтый пластиковый футляр для банана, немедленно купленный за восемь евро моим креативным коллегой, мы пошли на обед в местном ресторане на пришвартованной яхте. Там нам предстояла встреча с первым спикером местного парламента, по какому-то мистическому стечению обстоятельств внешне похожим на своего российского коллегу Бориса Грызлова.
— Я начинал работу тут, в порту. — сказал он, — В ту пору работать можно было с 15 лет, а мне было всего 14. Но я соврал — сказал, что мне 15, и работал всё лето. Я заработал много денег — смог купить велосипед...
Говорил он зажигательно и вдохновенно. Я понял, что именно с такими речами он и смог завоевать на выборах голоса простых аландцев.
Когда обед уже подходил к концу, первый спикер парламента братался с моим прекрасным коллегой, предлагал обращаться по любому вопросу и сокрушался, что не может дать свою контактную информацию, потому что визитные карточки у него остались в офисе.
— Я сейчас схожу и принесу, — сказал он, — мой офис находится всего в десяти минутах.
После того как он несколько раз посетовал на то, что у него нет визиток, и где-то в пятый раз пообещал их принести, я всё же решился посоветовать местному Грызлову более короткий путь решения проблемы.
— Вам совершенно не обязательно идти в офис. Вы можете написать свой телефон на бумажке, — сказал я, искренне желая помочь.
Спикер слушал меня внимательно. У меня как будто крылья выросли. Глаза у него горели от радости общения со мной. Я понял, что хочу голосовать за этого человека на всех возможных и невозможных выборах.
— Именно так! — сказал он мне радостно, как будто я подсказал ему только что кратчайший путь вывода евреев из пустыни, который сэкономил бы Моисею лет 35—39. — Именно так я и поступлю, — повторил он, — схожу сейчас в офис и через десять минут вернусь с визиткой!
Тут я с грустью осознал, что мне никогда не стать спикером парламента. Этот человек явно понимал в этой жизни гораздо больше меня. Попрощавшись, он ушёл за визиткой в офис и больше не возвращался.
В континентальной Финляндии наш график был настолько плотным, что не было времени расслабиться даже на секунду. Организаторы поездки работали не просто как часы, а как целый мешок швейцарских часов. Тут же, на островах, мы попали в чёрную дыру, в вакуум, в чистилище. Если в любом финском городке мы не успевали заскучать, потому что нас тут же волокли в следующий, то на Аландах мы хочешь не хочешь вынуждены были торчать до вечернего парома, периодически отвлекаясь на разные встречи. В частности, мы посетили Родину.
Снаружи двухэтажное российское консульство ничем не выделялось из общего ряда двухэтажных котеджей. Изнутри его выдавала по-русски помпезная люстра, которая могла бы украсить по меньшей мере тронный зал, но в комнате с низким потолком её приходилось осторожно обходить. Нас встречал пожилой консул с супругой и маленькой девочкой.
— Добро пожаловать в самое маленькое консульство Российской Федерации в мире, — приветствовал нас консул, — в консульстве работаю я, моя жена как технический работник и вот теперь наша внучка, которая недавно приехала к нам в гости из Петербурга. На первом этаже мы ведём приемы, а на втором живём.
Сразу вспомнился американский консул из романа О'Генри «Короли и капуста», живший на банановых островах в двухкомнатной хижине из пальм и бамбука. Где одна комната служила ему спальней, а вторая предназначалась для приёмов.
— Поскольку Аландские острова — это демилитаризованная зона, — рассказывал консул за чаем, — надо следить за выполнением условий договора. Но инциденты происходят нечасто. Вот не так давно в порт зашёл катер под немецким военным флагом. Мне пришлось вмешаться. Оказывается, катер шел с ремонта в Турку на родину, а обычный немецкий флаг они просто не смогли найти в финских магазинах и поэтому купили военный.
— А почему у вас всего два человека работает? — спросил мой прекрасный коллега.
— У нас есть ещё ставки, но сложно найти человека.
— Но вы же можете из местных нанять, — не унимался он.
Консул посмотрел на него ласково и разъяснил, как неразумному ребенку:
— Ну, нам же с женой тоже нужно перед пенсией немного денег поднакопить, поэтому лучше мы уж сами.
Папку с материалами в консульстве нам не дали, и, кинув благодарный взгляд на портрет президента Медведева, мы попрощались с Родиной и снова вступили на заграничную землю.
Помнится, в «Королях и капусте» весь флот Анчурии состоял из одной лодки, а единственный моряк автоматически становился адмиралом. Именно к такому адмиралу, пожилому смотрителю корабля-музея, хорошо говорившему по-русски, мы и пошли на старинный торговый парусник. По трюму задумчиво бродила группа католических монашек — негритянок и азиаток. Они приехали на экскурсию и читали инструкцию для пассажиров. Последним пунктом там значилось: «В случае смерти пассажира пассажир обязуется сам оплатить похороны».
Недалеко от корабля на набережной располагался вегетарианский ресторан. Как ни странно, сидели в нем в основном представители сильного пола и пили пиво. Создавалось впечатление, что на Аландских островах вегетарианством занимались исключительно мужчины. До парома в Хельсинки оставалось ещё два часа. Мы бродили бесцельно по ночному Мариеханму — мимо закрытого торгового центра, мимо Дома культуры, мимо здания правительства, так напоминающего школу, мимо российского консульства, самого маленького в мире, и мимо офиса местного Бориса Грызлова, где горел свет. Народный избранник думал о своём народе, несмотря на позднее время.
Хельсинки
В столице гоголевская хлестаковщина рассеялась как морок — никому мы тут были не нужны, местные городничие были заняты более важными делами. А осмотр города и его достопримечательностей — это тема для отдельного материала, тем более что Хельсинки — город красивый и располагает к более пристальному изучению. Сделать это легко — билеты на маршрутки и поезда в Финляндию дешевые. А наш коллега из Петрозаводска даже приехал в Финляндию на такси меньше чем за 60 евро.
У каждого из нас была своя Финляндия, для кого-то это столица с её музеями и магазинами, для кого-то рыбалка на Аландских островах, для кого-то загадочная Лапландия, куда мы так и не добрались, а для кого-то интимные беседы с белочкой в парке. Чтобы понять страну, надо туда возвращаться снова и снова. Только лучше всего летом, потому что, как говорят финны, «лето у нас короткое, зато снега мало».
Автор: Дмитрий Ромендик, "Частный корреспондент".