Одно время повадился приходить к нам на крыльцо рыжий кот. Был он уже в приличном возрасте, агрессии не проявлял и вообще ладил и дружил абсолютно со всеми людьми и животными, с которыми ему приходилось контактировать. В дом он даже не просился, скромно сидел на краю ступеньки и ждал, когда ему принесут чего-нибудь поесть. Зверь он был всеядный, ел всё, что предлагали, мог и борща похлебать, и макароны без всякого масла слопать. Особенно ему нравились рыбьи головы, неважно, сырые, варёные или копчёные, его аж трясло от возбуждения, когда я выносила на крыльцо его любимое лакомство.
Однажды я уезжала в командировку и утром рано, выходя к такси, засуетилась в дверях, занервничала. Потом всё-таки собралась, закрыла за собой дверь и уехала. Минут через двадцать звонит дочка на мобильный, спрашивает: «Ты зачем рыжего кота в дом впустила?» «Не впускала я никого», — растерялась я. Дочка-то ещё спала, когда я уходила, стараясь не шуметь и свет лишний не включать, а рыжик, видимо, напуганный светом фар или озадаченный моим столь ранним выходом из дома, проскочил когда я замешкалась в дверях, в дом. Дочка проснулась от ужасного воя и фырканья: это две наши кошки забрались на шкафы и оттуда выли и фырчали на незваного гостя, который преспокойно доедал из их мисок их вчерашний ужин. Дочка дождалась, когда он всё доест и выпустила его на волю.
А потом как-то раз он почти приполз к нам на крыльцо. Вид его был ужасен. Из разодранного уха сочилась кровь, он хромал, скорее всего, попал в лапы собак, хотя, возможно, был слегка подбит машиной на дороге. Благо на улице стояло лето, мы поставили коробку, набросали туда тряпья и рыжик отлёживался там дня два, потом начал вставать. Хоть и оправился он довольно быстро, но всё же ухо не заживало и с каждым днём становилось всё хуже. Мы позвонили знакомому ветеринару, ветеринар посоветовал проколоть кота антибиотиками. Мы купили лекарство, дочка одела толстые рукавицы, на случай, если кот соберётся кусаться (ведь он, несмотря на всю свою дружественность, не был ручным) и держала рыжика, пока я делала укол. Пять дней мы его лечили, а потом ему стало лучше, ухо зажило, только стало свисать, как у вислоухого британца. А мы его и стали называть тогда Британцем.
Он приходил к нам на подкорм до конца лета, а потом в гости к соседке приехала сестра из деревни и забрала рыжего Британца к себе в деревню, так он ей понравился своими спокойствием и невозмутимостью.