Глава 6.
Круг вошел в кабинет. Узкоплечий, полулысый человечек уставился на него, жестом предложил сесть. Мелкое создание и крупное разглядывали друг друга. Певец садиться не стал.
— Что тебе еще надо? До концерта слишком мало времени, надо еще звук проверить.
— Еще не понял певун недоделанный, что должен говорить начальнику вы?
— Да пошел ты.
— Пожалеешь!
— Короче, чего надо? Не нравлюсь — уедем.
— Ты не нравишься, но за тебя бабки хорошие платят, а вот они мне нравятся, да и тебе тоже. Ладно, Миш успокойся, давай о деле поговорим. Хочешь, не хочешь, но пока мы в связке.
Круг кивнул и сел. В знак примирения выпили, закурили.
— Много народу придет разного, с женами, а могут и детей притащить. Начальство разное, менты. Многие тебя и не знают толком, но шум по Москве пошел, значит надо сходить, посмотреть на нового клоуна.
― Ну, и?
― В общем, просили репертуарчик почистить, блатные убрать. Бандитская тема достала. Ты — шансонье, ну и пой, как Дассен пел, про любовь, встречу, разлуку... У тебя полно таких слезовышибательных, на полтора часа хватит. Кто основной контингент — климактерические, озабоченные бабы. Можно чего-нибудь из классики вставить, ну там Высоцкого, Окуджаву... Для поддержания бабской истерики, ты ведь классно поешь не только свои, мне говорили. Ну и романсик, типа "Гори, гори моя звезда", вообще было бы чудненько. Запутайся в словах в аккордах, всплакни, чтоб пожалели. Они это любят, вначале порвать, а потом пореветь на похоронах. Я тут примерный списочек набросал.
Плюгавый протянул Кругу бумажку. Тот глянул, усмехнулся:
― Слушай, менты меня на пьянки приглашают, от тюремных балдеют не меньше урок. Да и главная фишка в том, что сам я живу не по понятиям, и песни мои не блатные. Мне это урки периодически дают понять, хотя вроде и свой, нравлюсь. Я о любви пою, а не романтику воровскую воспеваю.
― Ну, это понятно, и Высоцкого воры своим считали, хотя кроме обезьянника он нигде не сидел. И даже там чуть не повесился, рассказывают. Но Владимир Семенович, он на официальных концертах хулиганские песни не пел, а ты чем лучше? Ты разницу ощути: на корпоративах толстомясые в погонах с кем сидят? Вот правильно — со шлюхами или секретаршами, жрут до усрачки. А тут с женами да тещами придут, трезвые и злые.
Доводы были веские, Круг не мог не признать этого. Он расправил смятую бумажку, внимательно прочитал. После паузы заговорил:
― Зэк — презренное слово. Но как можно в одну кучу с урками и ворами валить всех отсидевших в стране, где самая популярная присказка — от тюрьмы и сумы не зарекайся?! Миллионы невинных порешили, и загноили в лагерях. Ты знаешь, сколько человек расстреляли, пока поймали Чекатило, который почему то получил пожизненное?
― Знаю — четверых. Все знаю Миша, — голос деляги звучал почти нежно, — но, что поделаешь, родину и мать не выбирают, как впрочем, и времена. Есть и такие присказки — не ссы против ветра, и не при против ражна. При Ваньке грозном нас за творчество твое сварили бы или изжарили, а нынешние просят немного прогнуться. Зато дело пойдет: в телевизор влезешь, заслуженного получишь.
Круг выпил, закусил лимоном, тяжело поднялся, в знак согласия и примирения протянул руку. Вышел, матернулся за дверью. Хозяин кабинета услышал, устало и презрительно улыбнулся.