Глава 5.
Свеча, колеблясь, освещала небольшую комнату, сидящего за столом человека перед раскрытой книгой и образ в углу. Больше ничего в комнате не было. Эта маленькая келья посреди дворца служила прибежищем князю Михаилу, когда этого веселого, сильного человека, каким знали его все, накрывала тоска. Он сидел, задумавшись, глядя мимо книги.
"Что важнее должно быть для человека правда Господа нашего, или требования жизни нынешней, тленной, которые предъявляет мир?" Так вопрошал себя, душу свою великий князь всея Руси.
"Отпустил Бориса, так велел же господь миловать врагов своих и долги отпускать. Ну а если Юрий действительно не отпустит Константина? А если убьет? Не сможет, не посмеет! Не ври хоть сам себе: посмеет, а теперь еще и сможет - твоя вина в этом. Но даже если бы Борис был здесь и Юрий убил бы Константина, смог бы ты в отместку убить невинного? Нет, и Юрий знает это. Не поднимется рука на не имеющего отношения, к злому делу.
Михаил встал, и прошелся по комнате. Перед образом остановился, перекрестился, и долго смотрел в глаза спасителю.
― Я слишком серьезно принял наставления твои Господи, ― исполняющий заповеди твои обречен на страдания в этом мире. И он, и те, кто с ним. Говорят, ты посылаешь страдания тем, кого любишь. Счастливейшие обречены погибнуть молодыми. Соразмеряя каждый шаг с Тобою, я теряю власть. Ну да будет воля твоя. Перекрестился, отвернулся. И тут почувствовал, что отпустив Бориса, сделал первый шаг на пути, с которого не будет возврата. И нет обратной дороги, а впереди пропасть. Сел, попробовал читать, но неодолимые мысли снова лезли в голову:
"Подметные письма тать пишет, вельмож обхаживает. Русь предает, сволочь. Узбека, золотом обсыпал. А ну как мусульманин этот к власти в Орде придет? Много появилось в Орде последователей пророка. А наши попы веру христову то ли не могут нести, то ли не хотят. Хитрым себя считает алчущий волк московский, только все хитрость его на поверхности. Так что ж ты сам того же не делаешь? Или писать разучился, или золота нет? Не могу, не по божески все это, не по княжески, не по человечески, в конце концов. А семья, жена, дети, а народ тверской, что под твоей рукой волею Божьей; с ними, что будет, если одолит тебя Юрий? Ты давил змею и не додавил, малым удовлетворился. С волком дело имеешь, так усвой повадки волчьи. Загоняй врага и грызи, пока не опомнился. Надо собирать со всей Руси войска, идти на Москву, раздавить гадину в самом логове, город с землей сравнять. А чтоб надежнее, с Тохтой договориться, конницу татарскую взять. Чую я, он давно уж просьбы такой от меня ждет, и только удивляется, что я молчу. Как великий князь я право полное имею татарской помощью воспользоваться. Но право, какое: государственное, но не божье. Если москвичи все время степняков покупают, чем я хуже, тем более теперь с казной великокняжеской?"
Встал, походил, остановился перед образом, перекрестился истово.
"Нет не смогу, в этот раз тверская дружина была тебе послушная, поэтому и обошлось почти без крови. Другие князья придут, с ними сладу не будет, начнут своих резать, особенно Рязанцы. Да и Владимирские не лучше. А татары? Те, и убивать и мучить, и в полон уводить. Никто им не указ, в том числе и князь великий. Но одними Тверскими да Кашинскими не обойтись — слишком малая сила. Так, что делать? Просвети мя Господи"
Михаил последний раз перекрестился, поклонился перед образом и отправился спать. Уже светало.