1 марта 1881 года вся Россия содрогнулась от ужаса и горя при вести о мученической смерти Царя-Освободителя Александра II, снявшего с русского народа узы векового рабства. Прямым следствием отмены крепостного права стала земская реформа. Для просвещения народа было открыто много средних учебных заведений и ряд университетов, появились библиотеки, читальни, музеи. Практически в это же время было реформировано и судопроизводство. Преобразования коснулись и армии. По воле дальновидного императора готовилась еще одна реформа – эпохальная для России – проект конституции, которой никогда прежде у нее не было и которая должна была положить начало первому отечественному парламенту…
О мученической смерти императора Александра II Череповец узнал только на другой день в 9 часов вечера из телеграммы городского головы И.А. Милютина. Гласных, купечество и чиновников страшное известие потрясло. Они были растеряны и испуганы. А испугаться было чего: один из террористов, взорвавших царя – Николай Рысаков – был выпускником Череповецкого реального училища. Этот злодей опозорил город, славившийся своими образовательными учреждениями. Как смыть позор? Милютин подробно инструктирует народных избранников: прежде всего составить верноподданическое послание новому царю и собрать под ним как можно больше подписей, направить во дворец депутацию, а еще – путем сбора пожертвований в знак скорби о «в бозе почившем» устроить в Череповце храм «на крови». Адрес дума составила, депутацию к Александру III отправила, а вот сборов на церковь производить не стала.
C появлением земства в стране увеличилась численность провинциальной интеллигенции: фельдшеров, учителей, ветеринаров, агрономов, землемеров, статистиков, адвокатов и т.д. Хорошо образованные, близко знавшие народные нужды, эти люди сделали очень многое для развития просвещения и культуры в российской глубинке. Большинство из них находилось в оппозиции к самодержавной власти и выступало за демократические преобразования в стране. Кое-кто из преподавателей череповецких учебных заведений: женской гимназии, технического и реального училищ, учительской семинарии – также разделяли народнические взгляды и, естественно, оказывали влияние на умы учащихся. В учительской семинарии, к примеру, был создан кружок, где тайно читались и обсуждались сочинения Герцена, Чернышевского, Добролюбова, позднее – изучались сочинения Карла Маркса и Г.В. Плеханова. Кружок имел тайную библиотеку, издавал печатавшийся на гектографе журнал «Слово». А в реальном училище, где учился Рысаков, среди учителей был ссыльный нигилист, некто Васильев. И, вполне вероятно, что Николая Рысакова еще в Череповце увлекла революционная романтика.
«Когда Рысаков учился в реальном училище, – говорила на суде по делу боевиков партии «Народная воля» свидетельница из Череповца Енько-Даровская, – то жил он в числе других мальчиков у меня. Жили по три человека, платили 15 рублей в месяц. Учился хорошо, скромный в поведении, много читал, брал уроки французского и английского языков. Первый год в училище он учился слабо, а потом выправился. Был набожным более других мальчиков и с охотой посещал церковь».
В сентябре 1879 года Рысаков стал вольнослушателем Петербургского горного института. В виду крайней бедности получал от администрации денежную помощь. Но на втором курсе неожиданно исчезает без всякого объяснения в институте. Как потом признается следователям, осенью 1880 года он познакомился с революционером из революционно-террористической организации «Народная воля», которого все называли «Захаром» (на следствии он узнал, что это Андрей Иванович Желябов).
И в детстве, и в отрочестве он видел нужду. Только нужду. Родителей, крестьян, рабочих лесопильного завода в поселке Ковжинская Запань Вытегорского уезда, где жили его родители. И уже тогда сочувствовал социалистическим идеям, читал запрещенные книги. Николая постоянно терзал голод: по куску мяса, по лишнему рублю, чтобы зайти в лавку и купить башмаки, голод по друзьям, которые могли бы его понять и обещали бы другую жизнь, – без одиночества и без бедности. В «Захаре» он нашел такого человека. «Захар» перевернул его жизнь. Он вдруг увидел, что этот человек, такой же нищий, неустроенный и бездомный, как он сам, однако могуч и почти всесилен….
Николай Рысаков поддался влиянию его страстной революционной натуры, и сам захотел быть активным. Он перешел на нелегальное положение и стал жить по паспорту на имя Макара Глазова. В отличие от большинства народовольцев он не имел опыта революционной работы. Не изведал ни преследований, ни горя поражений, ни гибели товарищей. Тайные встречи, конспиративные квартиры, оружие в кармане, условный, понятный только избранным язык – все это воспринималось им как элемент некой увлекательной, хотя и опасной, игры. Андрей Желябов ввел Рысакова в группу агитаторов среди фабричных рабочих, которые побуждали их к открытому восстанию с целью политического переворота, затем в группу слежки за передвижением царя и наконец в боевую рабочую дружину – группу бомбометателей.
Бросить бомбу – не дрогнула рука Николая Рысакова. Но вот он схвачен, лишен поддержки старших товарищей и перед ним, девятнадцатилетним, маячит тень виселицы. Очутившись в руках следственных властей, обладавших искусством покорять слабовольных, не закалившихся в борьбе, запугивая их скорой, неизбежной казнью и всячески обольщая обещаниями в случае откровенности избавиться от нее, – он не устоял. И выдал решительно всё и всех, кого знал, надеясь путем предательства купить себе жизнь. На первом же допросе сообщил, что он вовсе не Глазов, а Николай Иванов Рысаков из мещан города Тихвина, Новгородской губернии. Рассказал о своем знакомстве с Андреем Желябовым, которого знал под именем «Захара», о его роли в подготовке покушения и описал его приметы… И далее продолжал свое предательство. Выдал конспиративную квартиру на Тележной, где народовольцы собирались для совещаний и где получили метательные снаряды для теракта. На квартире была оставлена засада, в которую попал Тимофей Михайлов, оказавший при аресте вооруженное сопротивление. Коля Саблин, не желая даваться живым, застрелился. По доносу Рысакова арестованы Аркадий Тырков, Геся Гельфман, Вера Фигнер и Николай Кибальчич. Когда пригласили на очную ставку Софью Перовскую, признал в ней ту самую блондинку, которая руководила покушением первого марта и которая принесла снаряды в узле. В городе шли повальные обыски. На улицах хватали подозрительных: очкастых, длинноволосых.
Рысаков выкладывал решительно всё, и не только то, что сам знал, но и то, что когда-либо слышал от кого-нибудь. Его пугала смерть. Ведь он совсем не жил, всего девятнадцать лет, ничего хорошего в жизни не видал: один голод, бедность, пустота.
«Почему я должен умереть только потому, что произошла трагическая случайность? – говорил он следователю на очередном допросе. – Я не закоренелый изверг, случайно вовлечен в преступление, находясь под влиянием других лиц. Ведь не я должен быть первым нумером, а Михайлов, но он струсил, сбежал. И не я стал виновником смерти государя. От моей бомбы, слава Богу, он остался жив. Дайте мне некий срок свободы, хотя бы год, чтобы я мог приложить свои конспиративные способности в ином направлении – для выявления революционеров. По истечению этого срока умоляю о поселении на каторге или на Сахалине, или в Сибири. Я честно хочу загладить свое преступление. Себя вполне предоставляю в распоряжение верховной власти и каждому его решению с благоговением покорюсь».
Все еще надеясь на лучший исход, Николай Рысаков подает прошение на имя Александра III о помиловании, мол, «вполне сознаю весь ужас злодеяния, совершенного мною под давлением чужой злой воли, я решаюсь всеподданейше просить Ваше Величество даровать мне жизнь единственно для того, чтобы я имел возможность тягчайшими муками хоть в некоторой степени искупить великий грех свой». Но Особое присутствие Сената порешило, что «всеподданнейшая просьба Рысакова о помиловании представляется не заслуживающим уважения».
26 марта 1881 года состоялся суд Особого присутствия Правительствующего Сената «для суждения дел о государственных преступлениях». На скамье подсудимых – тихвинский мещанин Николай Рысаков, 19 лет; крестьянин Таврической губернии Андрей Желябов, 30 лет; дворянка Софья Перовская, 27 лет; крестьянин Смоленской губернии Тимофей Михайлов, 21 года; мещанка Минской губернии Геся Гельфман, 26 лет; сын священника Черниговской губернии Николай Кибальчич, 27 лет. Все обвиняемые были признаны виновными в принадлежности к тайному сообществу русской социал-революционной партии, имевшей целью ниспровержение государственного и общественного строя в Российской империи путем насильственного переворота и в посягательствах на государя и других лиц. Выслушав дело и прения сторон, Правительствующий Сенат постановил: подсудимых Желябова, Перовскую, Гельфман, Кибальчича и Рысакова лишить всех прав состояния и подвергнуть смертной казни через повешение.
Как ни старались черепане выразить искренность верноподданических чувств, браня злодея Николая Рысакова, правительство посчитало Череповец крамольным городом. И в память о совершенном цареубийцей Рысаковым злодеянии, белоснежные стены здания реального училища, в котором он учился, по распоряжению императора Александра III выкрасили черной краской. Помирился Череповец с царской семьей в 1890-х годах, когда всенародно, с большим почетом, встретил у себя князя Владимира и угостил княжескую особу великолепным обедом. Как пишет известный череповецкий краевед Г.К. Виноградов, «памятник этого дня – деревянные триумфальные ворота – долго украшали спуск с Соборной горки на реку Ягорбу, пока не сгнили и не были за ветхостью убраны»…
Источник: Цареубийца из Череповца // Череповец: от Екатерины Великой до наших дней: исторические миниатюры, история в лицах / [авт. проекта и сост. Б. В. Челноков]. – Череповец: Череповецъ, 2018. – С. 41–51.