Сергей Иванников Человек в лабиринте смыслов Живопись Сергея Клычкова. Портфолио московского художника Сергея Клычкова сегодня составляет более 120 работ. Клычков не является профессиональным художником: главная сфера его деловых интересов связана с бизнесом, а живописью он занимается для души. Но занимается серьёзно: перед нами – пример того, как частное увлечение становится одним из важнейших дел в жизни. Активно писать художник начал с середины 2000-х. Пишет для себя, для своих знакомых и близких. Продавать свои картины не стремится. По крайней мере, пока… С 2015 года участвует в выставочной деятельности. Работы Клычкова регулярно демонстрировались в Центральном доме художника на Крымском валу, выставлялись в московских галереях «Артефакт» и «Лега». С этого года знакомы они и американскому зрителю. Художник участвовал в Арт Экспо Нью-Йорк 2018, а так же его работы представлены в нью-йоркской галерее «Агора». В августе 2018 года у Сергея Клычкова прошла выставка в Галерее Современной фотографии на Саввинской набережной в Москве, которую можно считать своеобразным отчётом о том, что сделано за предыдущие годы. Повод для проведения этой выставки – более чем оправдан: 16 августа художнику исполнилось 50 лет. Масштабы выставки так же были значительными – более ста работ. При первом взгляде на Клычкова возникает ощущение, что перед нами – художник, идущий по дороге, видимой исключительно ему самому, и мало интересующимся вопросами моды и современных художественных тенденций. Напрашиваются ассоциации с римским аристократом эпохи Империи, погружённым в решении индивидуальных творческих задач где-нибудь в собственном поместье и мало обращающим внимание на события, происходящие за его пределами. Верленовское «я – древний Рим периода упадка» - это отчасти про него. Сегодня Клычков создаёт живописный образ, завтра погружается в литературное творчество. В 2018 году издан его роман «Эго и нечисть» с его собственными иллюстрациями. Естественно, профессиональным литератором Клычков себя также не считает. Профессионализм превращает творчество в рабочий процесс, а именно такой метаморфозы Сергей Клычков стремится избежать. Творчество должно быть движимо исключительно интересом, желанием творить. Так, наверное, можно сформулировать творческое кредо художника. Подозреваю, что и активная выставочная деятельность последних лет во многом связана не столько с его личной инициативой, сколько с реакцией многочисленных знакомых, удивляющихся, что написанные картины демонстрировались исключительно в частном порядке. Но при всей внешней отстранённости от текущих художественных проблем Клычков смог очень точно прочувствовать ряд тенденций, актуальных для отечественной жизни в последние лет двадцать. За это время в России сформировалась новая социальная элита и, одновременно, новое стилистическое направление, которое можно обозначить термином «арт-китч». Сергей Клычков с этим направлением связан глубинным, органическим образом. И его работы вполне могут считаться «эмблемами» этого направления. Арт-китч благодаря одному из элементов своего названия неизбежно отсылает к воспоминаниям о «классическом» китче XIX и первой половины ХХ веков, к теме эрзацискусства и фарфоровым котикам-собачкам-слоникам, заполнявшим собою квартиры московских жителей, горожан в первом поколении, в эпоху сталинской индустриализации. Но подобное восприятие не верно. Арт-китч не является простым, «естественным» продолжением китча так же, как, например, арт-панк не является аналогичным продолжением панк-рока’77. И главное их отличие связано, как бы это не казалось странным, не с эстетическими элементами, а с изменением социальной базы, на которую они опираются. Каждое художественное направление ориентируется на своего зрителя – на тех, для кого в первую очередь это написано или сыграно, кто оказывается главными потребителями данного эстетического продукта. У китча и арт-китча зрители разные, и это обстоятельство предопределяет серьёзные различия между двумя стилями. Появление «классического» китча ознаменовало собою рождение массовой культуры. Китч был «искусством для народа», символизируя собою приобщение широких масс к культуре, реакцией на эстетические запросы людей, сумевших подняться со дна социальной лестницы и обрести более-менее стабильное экономическое положение. Можно сказать, что классический китч стал пародией на высокую культуру. Он имитировал образы и идеи этой культуры, но делал это в предельно упрощённой форме. При этом у него сохранялась претензия на реалистическое изображение действительности – по крайней мере, в том смысле, что изображаемые котики и лебеди должны были быть похожи на своих реальных прототипов. Арт-китч не имеет ничего общего с эстетикой социальных низов. Его социальная база противоположна социальной базе его предшественника. Арт-китч своим появлением реагирует на потребности крупной и средней буржуазии. Для этих социальных групп обладание произведениями искусства является проявлением высокого социального статуса, знаком респектабельности и экономического процветания. Наличие картины, висящей на видном месте в офисе компании, повышает символический капитал этой компании в глазах посетителей офиса, что, в свою очередь, повышает доверие к ней и в экономической сфере. Арт-китч реагирует и на индивидуальные потребности представителей буржуазного слоя. Самосознание топ-менеджера госкорпорации не ограничивается признанием себя субъектом, связанным исключительно с экономической деятельностью. Социальная элита хочет стать элитой культурной. И коллекционирование произведений искусства должно предельно наглядно продемонстрировать, что трансформация социальной элиты в культурную состоялась. К тому же коллекционирование произведений искусства является и выгодным вложением капиталов. Стремительный рост цен на произведения живописи, характерный для последних десятилетий – вопреки всем экономическим кризисам и стагнациям – показывает, что подобные устремления не являются исключительно российскими, а образуют общемировой тренд. Современная финансовая буржуазия всё меньше и меньше зависит в своих действиях от каких-либо национальных особенностей. Эстетика арт-китча ориентируется не на реалистическую традицию в искусстве, а на наследие авангарда и модернизма. Эти художественные течения изначально несли на себе отпечаток элитарности и интеллектуализма, соответственно, сам факт понимания этого типа эстетики является характеристикой личности. Высказывания «я люблю читать Джойса» или «мне нравится живопись Марка Ротко» не только автоматически выводит их автора за пределы массовой культуры, но и противопоставляет его этой культуре. Но утверждая принцип интеллектуализма в эстетике, арт-китч придаёт ему предельно замкнутый, герметичный характер. Не стоит предполагать, что произведения, соответствующие этой стилистики, несут в себе какой-либо концептуальный смысл, предзаданный пониманию зрителя. Наоборот, они предъявляют зрительскому пониманию чистую образность, освобождённую от всех изначальных смысловых коннотаций. Это – смысловые матрицы, которые каждый зритель волен наполнить собственными идеями и представлениями. Единственной подсказкой, выполняющей функцией смыслового вектора интерпретации, может быть название картины. Но и оно достаточно часто является дополнением, непосредственно не связанным с содержанием картины. Такое название обеспечивает некий стерео-эффект, позволяющий интерпретатору соединить в игровой манере две сферы – образную и семантическую, которые изначально существуют автономно, параллельно друг другу. Примером подобного стерео-эффекта является картина Клычкова «Мои сиреневые страсти». Визуальный ряд «Страстей» балансирует между реалистической образностью и абстракцией, а название является результатом некой свободной ассоциации, результатом игрового «фантазирования на тему». Если предположить, что художник по каким-либо мотивам изменит название своей работы, сфера интерпретативного пространства так же поменяется – визуальные образы будут порождать несколько иные ассоциации, но пониманию картины не никакого ущерба не нанесёт. Одна из лучших работ Клычкова – «Восторг» - предполагает аналогичную структуру восприятия. Изменение названия на качество понимания работы не повлияет. Подобная особенность, сопутствующая восприятию арт-китча, не является следствием каких-либо ошибок или недоработок со стороны художника. Она интегрирована в художественный метод, т.е. предполагается изначально. Зритель здесь выступает в роли соавтора. Он ответственен за смысл в не меньшей степени, чем художник. Данная художественная стратегия не является изобретением арт-китча. Предельно чётко она проявилась в абстракционизме середины 1950-х, например, в американском абстрактном экспрессионизме. Но если Джексон Поллок предлагает нам для интерпретативной игры комплексы цветовых пятен, то в работах Сергея Клычкова происходит относительное возвращение к объектности. В интерпретативную игру вовлекаются объекты, в которых легко угадываются контуры вещей и людей, либо даже эти вещи и люди изображены достаточно отчётливо. Безусловно, «интерпретация пятен» ставит перед зрителем более радикальные задачи, чем «интерпретация контуров». Но и пафос этих двух течений был различным: абстрактный американский экспрессионизм – это новая, революционная эстетическая программа, а арт-китч изначально – движение конформистское. Метод свободной интерпретации в арт-китче не знает каких-либо границ. Он не ограничивается исключительно сферой внешних впечатлений, свободно вторгаясь и в экзистенциальную проблематику. Это наглядно демонстрирует, например, Библейский цикл Клычкова. Эта серия работ связана с рядом сюжетов, присутствующих в Ветхом завете, и изображённых в подчёркнуто экспрессионистской стилистике. И содержание этих картин, и выбор стиля сразу же вводят зрителя в сферу интерпретативного восприятия. Безусловно, автор имеет своё мнение о том, что именно он хотел сказать этими работами, но это мнение ни более и ни менее важно, чем мнение любого зрителя. Образность в данном случае действует в качестве импульса, подталкивающего зрителей к самостоятельному смысловому творчеству. У человека воцерковлённого или, по крайней мере, глубоко верующего Библейский цикл, скорее всего, вызовет внутреннее сопротивление из-за очевидной неканоничности образного ряда. Но для арт-китча нет каких-либо запретных тем: он делает предметом смысловой игры любые символы, идеи, темы, идеологии. И эта особенность стиля характеризует и его социальную базу. Современный финансовый капитализм рассматривает всё наследие прошлого исключительно в качестве возможных объектов для собственных манипуляций. В рамках такой игры ни один смысл не обладает привилегированной ценностью. Арт-китч ярко характеризует духовную ситуацию, типичную и для современной России, и для современного мира в целом. Свободная игра смыслов возможна только в ситуации, когда основанием реальности является пустота. В традиционных культурах таким основанием был Бог. Идеологии, основанные на принципах материализма, например, марксизм, стремились в ранг Бога возвести материю. Но, если следовать диагнозу Фридриха Ницше, «Бог умер» примерно 140 лет тому назад, а марксизм со своей задачей не справился. Результатом этих двух обстоятельств и стало возникновение онтологической пустоты в наших представлениях об основах мира, внутри которой разные смыслы замещают друг друга в рамках хаотической, спонтанной игры, но ни один из них не может претендовать на подлинность и окончательность. Скорее, каждый из таких смыслов может лишь имитировать некую серьёзность, но и такая имитация является лишь элементом игры. Как заметил Жан Бодрийяр, современная реальность – это мир симулякров и ничего более. В подобной ситуации субъект неизбежно обречён на состояние свободы. И эта свобода отнюдь не является достижением и ценностью. Наоборот, достаточно часто она весьма обременительна. Свобода требует от человека искать смысл происходящего самостоятельно, не полагаясь на помощь со стороны культуры, религии или какой-нибудь идеологии. Человек оказывается в ситуации блуждания по некоему лабиринту смыслов, из которого ему так и не суждено выбраться. В этом контексте вполне уместным кажется присутствие рядом с портретом Владимира Набокова, написанным Клычковым, портрета Альбера Камю. Свобода смысловой интерпретации в арт-китче сочетается со свободой выбора стилистики. Стиль той или иной картины отсылает к некой произвольности и случайности. Любые связи и коннотации здесь – следствие интерпретативной работы зрителя. И если, например, в картине «Восторг» угадывается связь с французским сюрреализмом или творчеством Джорджии О’Кифф, а Библейский цикл связан с экспрессионизмом, не стоит думать, что подобные связи предусмотрены изначально. Скорее, их обнаружение – это результат творческой активности самого зрителя. Единственное, что может быть отнесено – наряду с ориентацией на авангардномодернистскую эстетику – к числу основных, и, следовательно, необходимых структурных элементов данного стиля, это – художественная упрощённость в подаче образов. И это обстоятельство сближает арт-китч с китчем классического типа. Впрочем, сторонники этого направления всегда могут возразить, что сложность сама по себе не является критерием качества. В творчестве Сергея Клычкова особое место занимает картина «Многолуние». Этот триптих был представлен на выставке в Галерее Современной фотографии на Саввинской набережной. Хотелось бы, чтобы подобных работ в портфолио художника было больше. «Многолуние» предельно воплощает в себе пафос свободной интерпретативной игры. Произведение изначально задумывалось как игра чистого воображения, и сам способ его написания это стремление демонстрирует: «Многолуние» писалось частями, с относительно большими интервалами, и первоначально первая часть картины не предполагала появление второй, а вторая, соответственно, появление третьей. В связи с этим нет никакой уверенности в том, что сегодня «Многолуние» обрело свой окончательный облик. Рядом с третьей частью может появиться четвёртая, пятая... Но в любом случае если такое произойдёт, это будет следствием желания самого художника: содержание картины подобного приращения не требует, хотя, в то же время подобной возможности не отрицает. «Многолуние» удивительно свободно. Перед нами – круговорот образов, лишённых даже намёка на необходимость соответствовать какому-либо смыслу. Но в такой беззаботности и проявляется их сила. «Многолуние» погружает нас в мир сновидения. Это тот мир, который, вопреки всей своей внешней сюрреальности, нас не пугает и ни к чему не принуждает. «Многолуние» наделяет существование формой полёта, танца, открывая в зрителях состояния, которые, как правило, теряются с течением лет: ощущения лёгкости, беззаботности жизни. Но именно «Многолуние», лучшая работа Сергея Клычкова, к стилистике арт-китча не относится. Скорее, это сюрреалистический манифест, в очередной раз напоминающий: то, что мы называем реальностью, скорее всего, есть лишь одна из разновидностей сновидения.