(главы из романа)
Была весна. Цвела черемуха, и в воздухе пахло грозой. Раннее утро окутывало Острова, и уже закатывающийся за горизонт Пояс Ориона Ригелем упирался в воображаемую линию. Светало…
Стремительно форсировав туннель под Ла-Маншем и молниеносным броском покрыв около сотни миль, первым к черте столицы вышел отдельный танковый ударно-штурмовой батальон капитана Шведова. Головная машина с самим капитаном на борту уже около получаса стояла на северной оконечности восточно-западной части Южного Лондона, в районе Воксхолла. Откинув крышку люка, капитан Шведов задумчиво курил «Беломор» урожая 1982 года, солнечная сторона, ручная работа – и пристально всматривался в даль. Он ждал, когда по древнему овцеебскому обычаю покоренные аборигены поднесут ему на серебряном подносе кружку гинесса и пакетик орешков. Однако время шло, а вокруг по-прежнему было пустынно…
Капитан с сомнением поднес к глазам восьмикратный бинокль, взятый им в качестве трофея при штурме МуленРуж. Впрочем, башня Биг Бена была видна уже и невооруженным взглядом. Неподалеку парализованно уткнулся в небо знаменитый «Глаз Лондона»; не исключено, что в верхних кабинах еще тщетно взывали о помощи. Шведов кинул короткий взгляд на свой фирменный командирский «шапард» со стрелками в виде двух позолоченных пенисов, усыпанных крошечными бриллиантами. «Отстают… - констатировал он показания Биг Бена, - и теперь уж, возможно, навсегда…»
Неожиданно откуда-то из сабвея выскочили двое пакистанцев с засохшей пиццей в руках и, пригнувшись, побежали по направлению к танку. Шведов поморщился. И почти тут же короткая очередь, вздыбив песчаные фонтанчики под ногами, заставила генетический мусор остановиться и, развернувшись, броситься обратно, путаясь в длинных полах своих национальных маскхалатов. Брошенная пицца покатилась по мостовой, описывая спираль; со звоном грохнулась об асфальт баночка с кари. Поблескивая золотой фиксой на чумазом лице, из-за поднятого капота вышел механик-водитель Кондаков с верным «узи» в руке. «Молодец, Саня… и пули не замарал… - сказал Шведов, спрыгивая на землю, - что там еще?» «Да, пустяки, - весело откликнулся Кондаков, - клапана подтянуть да свечи перекрутить… и можно ехать…»
Капитан с гордостью обошел вокруг своей боевой машины, проводя рукой по молдингам. Он относился к нему почти как к живому существу, и механизм отвечал ему взаимностью. Двадцать три звездочки на борту, надпись «За Lazio» слева на баше и «Roma – мерда» справа, усиленные броня и подвеска, зимние траки, промовилен, обработаны пороги, кожаный салон, магнитола кенвуд, торг при осмотре – тут было чем гордиться. Обтерев руки паклей, Кондаков вновь исчез под капотом. «Мне приснилась не болондона…» – напевал он вполголоса.
- Товарищ капитан, а что это за «болондона» такая?
- Не знаю, Сань… да и какая теперь разница
Шведов поднял голову к небу. Он помнил это небо другим. Как с ревом кружились над Хитроу боинги, конкорды и неопознанная продукция под маркой «Алиталия». Теперь же, сколько хватало глаз, была пустота. Лишь, очевидно куражась, выписывал пьяные кренделя одинокий серебристый истребитель. Судя по почерку, это был сам комэск отдельной красноярской эскадрильи «Крэзи Эйр» майор Вознюк, чьи бойцы в каких-то два дня начисто «съели» хваленые Королевские ВВС. «Значит, в Ше… в шесть часов вечера после войны?» – вспомнил Шведов заключительный разговор с другом, и на сердце его потеплело…
Он вспомнил Родину. Вспомнил свой секретный, не обозначенный ни на одной карте дом в Крылатском, свой подъезд… свой этаж и лестничную клетку, три уровня безопасности, система видеонаблюдения, консьерж-йокодзуна, тридцать восемь боев – тридцать шесть побед, из них двадцать одна нокаутом… и при этом все-таки неистребимую надпись «Тату – хуета» на металлической двери… Мысли его неслись к востоку, на Урал… «А в Серове еще небось даже снег не почернел, а здесь уже… ишь…» Но продвинуться дальше Шведов не успел.
- Я – супер! Я – супер! Белка, белка! Я – супер! – раздалось вдруг из внутренностей танка, - Белка, белка, я – супер!
Капитан ловко вспрыгнул на броню и заглянул внутрь. Это радист сержант Некрасов тщетно пытался выйти на связь со штабом. Некрасов был переведен в экипаж из погранвойск в связи с полной потерей надобности в последних – но продолжал сохранять приметы погранцовой вольницы. Зеленая фуражка вместо штатного шлемофона была лихо заломлена на затылок, наушники он придерживал одной рукой, а второй пытался тайком курить в рукав. При виде Шведова Некрасов попробовал было незаметно забычковать, но вместо этого лишь просыпал пепел на рацию…
- Белка, белка, я – супер! Белка, ответьте суперу! Вызываю Белку, я – супер!..
- Что главное в танке, товарищ погранец? То-то же… вольно… - и уже ласково, почти по-братски спросил: Какие новости, Максим?
- Взяли языка, товарищ капитан! – с радостной улыбкой доложил Некрасов
- Добро… значит, все-таки взяли…
Это была несомненная удача. Взять языка долго не удавалось. Уже взяли балыка, грудинки, черной и красной икры, даже редких по вкусу и занесенных в Красную Книгу Гиннеса мерсисайдских раков – а язык все не давался. Но вот теперь взяли и языка. Перед глазами обоих проплыл светлый образ начпита старшего прапорщика Руденко, вечно мирно дремлющего на облучке своей полевой кухни – и оба облизнулись. И тут же сладко зачмокал во сне губами спящий валетом экипаж БЧ-3 – канонир Рудиков и зажигающий Янайт.
- Прикажете будить, товарищ капитан?
- Пусть отдыхают… сегодня будет у ребят работа… а что там с разведчиками?
- Передают, старшина Лаврентьев вышел к Хэрродсу. Закрепляется…
Разведка давалась непросто. Пытавшаяся зайти с севера группа ефрейтора Старцева возле Дома Галлахеров нарвалась на засаду и была рассеяна акустическими минами. Никто не погиб, но возвращались поодиночке, и последним лишь вчера вернулся сам Старцев, весь в пропахшем каким-то дерьмом камуфляже и оглохший на оба уха. Но теперь, если Лаврентьев таки вышел к Хэрродсу, то за всю оборону бритишей можно было не давать и ломаного пенни: выбить старшину оттуда не представлялось возможным. «Будьте на связи, сержант…» И вновь в эфире раздалось: «Я супер, я супер, белка, белка, я супер…»
Шведов вновь выглянул из люка. Кондаков заканчивал работу.
- Товарищ капитан, а когда на Ливерпуль? Уж дюже хочется хоть одним глазком!
- Все будет, Саня. Все будет. Вчера в штабе докладывали, твой дружок Пономарев уже отутюжил место, еще недавно звавшееся Олд Траффорд… трое суток гауптвахты получил, между прочим, за самоуправство…
Кондаков обиженно закусил губу. «Торчим тут в этой перди… а что тут топтать, разве что Чарльтон… да разве сравнить…»
- Эх, Саня…
- Товарищ капитан, плохие новости, - взволнованно вынырнул снизу Некрасов, - слили наши… на последней минуте из ничего сами себе привезли…
Шведов мгновенно посерьезнел. Это был тайный сигнал к атаке. «По машинам! – раздался над Воксхоллом его зычный голос, - Саша, заводи…»
Взревел мотор, и Шведов взобрался на башню. Еще раз оглядел окрестности – где-то там, на Гринвиче, раскинув руки мирно спали обыватели. «Ну ничего, недолго уж…» – скрипнул зубами Шведов и исчез внутри. Бесшумно захлопнулся люк, и машина стремительно сорвалась с места…
Была весна. Цвела черемуха, и в воздухе пахло грозой. На Даунинг-стрит уже был слышен рокот танка гвардии капитана Шведова.