Старый дом, в котором проходили встречи нашего маленького клуба по интересам, ничуть не изменился за те 5 лет, что я там не был. Укромно притаившись в глубине двора, скрытый от посторонних глаз росшими вокруг кустами сирени, он будто пребывал в параллельном измерении. Это была не просто речевая фигура. Дом был очень старый, довоенной постройки, годов двадцатых-тридцатых. Когда возводился микрорайон, хозяин наотрез отказался уступать участок под застройку. Так и остался стоять сруб памятником старины в центре двора-колодца, со всех сторон окруженный многоэтажками.
Палисадник придавал дому загадочность, попутно скрывая от посторонних глаз какое-либо присутствие. Получался вдвойне укромный уголок. Собственно фактор расположения и стал определяющим при выборе места для сходок. Встречи обычно заканчивались далеко заполночь, а в частном доме можно было не бояться потревожить соседей: громкими звуками или специфическим запахом дыма, на который, скажем, в Питере никто бы не обратил внимания. Жители же нашего города имели иной менталитет, а значит всегда был риск, что соседка-старушка, приветливо улыбавшаяся утром, вечером настрочит донос в органы. Я испытал легкое чувство вины. Раньше мы оплачивали аренду вскладчину, когда я вышел из дела, Диме пришлось тянуть лямку одному.
До дома мне пришлось бежать вприпрыжку. Из-за костюма, сковывающего движения, перемещаться быстро иным способом не получалось. Я не боялся заляпать грязью брюки, ее оттереть несложно, а вот если пиджак как следует промокнет, его смело можно будет отправлять на помойку. Дима ждал у калитки. Я отзвонился ему по прибытии и попросил встретить. Друга я узнал не сразу. За то время, что мы не виделись, он сильно изменился. Я запомнил его большим ребенком, теперь же он смотрелся как-то мужественнее: эспаньолка и усы придавали его лицу несвойственную суровость, делая чем-то похожим на Варга Виккернеса. На его фоне я, сгорбленный от усталости, с кислой физиономией настоящего “взрослого человека” и вечными мешками под глазами от недосыпа смотрелся этаким Сашей Бло или Акакием Акакиевичем: побитым молью и загнанным жизнью старым мешком желчи.
Друг не дал мне возможности сделать комплимент его новому имиджу.
- Быстрее в дом, пока оба не простыли, - сказал он, увлекая меня ко входу.
По звуку за спиной я понял, что сделал он это как раз вовремя: на улице в этот момент настоящий ливень. Оказавшись внутри, я испытал хорошо знакомое ощущение, будто попал в иную реальность. В лицо пахнул густой дух аромапалочек. “Сандал”, - мелькнуло в голове.
Это небольшое приключение по дороге как-то даже взбодрило меня, все-таки небольшая встряска бывает полезна для организма. Я сообщил о своем наблюдении Диме, он ответил в свойственной ему пространной манере:
- Монотонная работа фиксирует точку сборки, что приводит к ослаблению уровня осознанности и снижению наполненности кокона потоками внешних эманаций океана нагуаля. Стресс и последовавшая за ним пробежка привели к левостороннему смещению точки сборки вдоль линий человеческой полосы, что привело к воспламенению эманационных потоков внутри гало, окружающего энергетический центр восприятия и осознания.
В прихожей было темно, и я запнулся за чьи-то ботинки. Судя по количеству обуви, дом был полон гостей - с прежних времен мало что изменилось. Разве что, полагаю, теперь Дима из разряда нанимателей перешел в категорию собственников.
- Пошли, я дам сухую одежду. Ты мокрый как мыш без мягкого знака - сказал Дима.
Из зала доносились голоса. “... знаете, как была придумана песня “I am the walrus”? Как-то Джон Леннон лабал на гитар под...”. Раньше развлекать девушек такими историями было сугубо моей привилегией, но меняются времена, меняются и герои. Впрочем, я был только рад, что меня освободили от обязанности быть душой компании.
Мы прошли в димину спальню, мой друг извлек из шифоньера расписанные акрилом джинсы и поношенную футболку кислотного цвета, по всей видимости, купленную им во время одного из визитов в Питер либо на какой-нибудь трансовый фестиваль.
- Пиджак повесь на плечики, а брюки кинь на спинку стула - чтоб сохли быстрее. И давай к нам, - сказал он, предоставляя мне возможность уединиться для переодевания.
Я осмотрелся. На стенах сменился декор, вместо поделок из компакт-дисков там висели кислотные картины, появилась новая кровать, но в качественном плане все осталось по-прежнему: авангардно, психоделично, малофункционально. Джинсы пришлись мне впору, а вот футболка была широковата. Повернувшись к двери я увидел, что из-за угла меня разглядывала какая-то сущность. Сущность была невысокого роста, у нее были мелированные синие волосы до плеч. Это все, что я успел разглядеть, ведь когда я приветственно помахал ей рукой, сущность, топая ногами, скрылась.
Я проследовал в гостиную, желая остаться незамеченным, что было несложно, учитывая специфическое освещение, состоявшее из нескольких неоновых ламп и лазерного проектора. Друг кивком указал на кресло-мешок, стоявшее в углу. Я на цыпочках прошествовал за спинами зрителей, сидевших на подушках на полу, и плюхнулся в него. Дима скрыл от остальных, что я не просто гость, но и один из основателей этого сообщества, и я был ему за это крайне благодарен. Меньше всего мне хотелось отвечать на вопросы. В первые годы работы в администрации я не раз испытывал неловкость, когда, организовывая мероприятия, натыкался на старых знакомых. Я не знал, что ответить на вопрос о новых арт-проектах. Видя мое неловкое молчание, от меня вскоре отстали, а потом, к несказанному облегчению, и вовсе забыли о моей прежней деятельности.
Кресло оказалось не только удобным местом для сидения, но и отличной точкой обзора. Я мог разглядеть окружавшее меня пространство во всех деталях. Первым делом я обратил внимание на изменения, которые постигли постигли интерьер. Из гостиной исчезла вся крупная мебель, зато в у стены появилась импровизированная сцена. На сцене худой юноша с лицом Пьеро играл на синтезаторе какую-то эйсид-джазовую импровизацию. Я плохо разбирался в направлениях музыки, особенно электронной, но именно такое название я бы дал этому стилю. Мальчику на вид было лет семнадцать, однако, если судить по усталой улыбке и грустным глазам, ему можно было дать все сорок. Я даже подавил смешок. Впрочем, спустя время игра молодого человека заставила меня взглянуть на него по-иному. Композиция была фоновая, но при этом проникновенная, навевающая чувство легкой и приятной тоски.
Полагаю, что зрители разделяли мое настроение. Они сидели молча, завороженно следя за игрой юного музыканта. Их было человек 10, обычный формат квартирного концерта. Большая часть была девушками, что меня нисколько не удивило. Среди них я заметил и разглядывавшую меня сущность. Ее было несложно узнать по росту и волосам, отсвечивавшим в ультрафиолете. У нее была слегка угловатая фигура: маленькая грудь, чуть широкие бедра и талия, чуть припухлые предплечья. Детскость, сквозившая в ее чертах, придавала девушке особый шарм. Я было подумал познакомиться а ней, но мысленно осадил сам себя: “Ты слишком стар для этого дерьма”. Впрочем, я отдавал себе отчёт, что это был просто страх быть отвергнутым, свойственный многим мужчинам.
Потом были еще выступавшие. Кто-то читал стихи на фоне психоделических рисунков, был еще какой-то пластический номер, тоже весьма глючный. Словом: со времен первого состава в нашей арт-студии ничего не изменилось. Когда на сцену вышла девушка и запела что-то грустное на мотив “Белой гвардии”, это был знак, что пора собираться, культурная программа подходила к концу, а оставаться на афтепати мне совершенно не хотелось.
Я очень бы хотел сказать, что ощутил прилив тепла и вдохновения, но единственное чувство, которое я на тот момент испытывал, было раздражение. То, что выход из зоны комфорта может изменить человека - бред, стереотип современной культуры. Мне не нравилась дешевая атмосфера квартирника, не нравилось творчество большинства участников, меня раздражало, что большинство из них было намного младше меня, но гораздо больше то, что Диму это, судя по всему, не смущало. Чужая одежда тяготила, а еще меня совершенно не тянуло на алкоголь, который был непременным атрибутом таких мероприятий. Но больше всего меня бесил я сам. Я ощущал себя жлобом, который пришел на выставку и не мог дождаться, когда закончится официальная часть и начнется фуршет. И когда я успел до такой степени стать занудой?
А еще я испытывал одно весьма странное и сложно описываемое чувство. Я как будто вернулся в дом, в котором жил когда-то, но теперь там был другой хозяин, и порядки изменились. Сложно в чем-то обвинять Диму, я сам забросил наше начинание. Он просто поднял брошенный мной флаг и, судя по тому, что я видел, нес его достаточно уверенно. Творческий клуб сменил формат, став более камерным, закрытым, но деятельность его не прекратилась, даже напротив - стала более насыщенной. Не думаю, что Дима позвал меня, чтобы показать, чего добился в мое отсутствие, (это я на прощание бросил что-то в стиле “сюрреализм - это я”) скорее, просто хотел меня увидеть. Но мне все равно было отчего-то так паршиво, что хотелось немедленно скрыться.
Я бесшумно поднялся и прошел в комнату, где лежали мои вещи. Они почти высохли, я решил, что их можно надеть и так: досохнуть они могут уже на теле. Я достал из кармана пиджака телефон и открыл приложение такси. Но тут за спиной послышался голос друга: “Уже уходишь?” Он появился за неслышно, как тень. Дима любил делать такие вещи, я иногда думал, что в его голове дремлет настоящий маньяк.
- Знаешь, - сказал я, - не хочу лицемерить: мне хватает этого на работе. Я бы с удовольствием сделал вид, что мне тут нравится, но я здесь явно чужак. А меня еще отец учил (пока был жив): “Никогда не пей чужой компании: удовольствие не получишь, еще и в морду дадут”
- Твой отец практически озвучил концепцию “set and setting” [«установка и обстановка»], пусть и на бытовом уровне.
- Да, батька был умным человеком, хотя и бухал.
- Ну я собственно вот зачем сюда пришел, - друг заговорщически улыбнулся, - пить я тебе не предлагаю. Ты и сам прекрасно знаешь, как я отношусь к алкоголю. Но у меня есть кое-что, что тебя заинтересует…
Я уже понял, к чему он ведет. Мне приходилось общаться с психоактивными веществами. Для того, кто работает в политической сфере наркозависимость является профессиональным заболеванием. Мне часто предлагают понюхать или покурить за компанию, а если учесть, что многие депутаты или чиновники в 90-е были самыми обычными бандитами, порой проще принять предложение, чем отказать таким людям. Впрочем, экспериментировать с сознанием я начал намного раньше. В первый раз я попробовал травку на первом курсе, на посвящении. Но это был разовый случай, по-настоящему вкус к измененным сознаниям привил мне именно Дима.
Он был большой знаток по части психоактивных веществ. (Однажды мы подсчитали, кто пробовал сколько видов наркотиков. У него вышло 32 у меня - "всего" 25). Так что я не был удивлен,когда он молча протянул мне горсть каких-то подозрительных таблеток.
- Что это, - спросил я.
- На одном форуме прочитал про них. Продаются без рецепта. Эффект… сложно описать, его нужно испытать на себе. Часто употреблять нельзя - большой риск отравиться. Но в твоем случае, думаю, это будет то, что доктор прописал. Если уж совсем не зайдет, отпустит довольно быстро. Действие длится час-два, не больше.
- То есть?
- Помогут разобраться в себе, - сказал Дима, положил таблетки на стол и ушел, оставив наедине с собственными мыслями.
