Всю ночь молодой жеребец Енок нервничал. Не стоялось и не спалось ему спокойно в деннике, хотя луна была тиха, ни одно облачко не омрачало её бескровного лика, хотя деревья замерли в своей сонной истоме, ещё вечером распрощавшись с дерзким горным ветром, разгоняющим остатки дневного зноя, и даже в непроходимых лесах, увивших треть высоты гор, затихли звери и замолчали птицы.
Нет, Енок не ржал (лошадь подаёт голос лишь в момент крайнего возбуждения), слишком велико было его уважение к хозяину – не хотел он тревожить Васака, вымотанного дневной работой на винограднике, но фыркал, перебирая копытами, будто бы отбрыкивался от кого-то, призрачного и опасного. Ничего подобного не происходило с лошадьми в соседних денниках. Они, обеспокоенные, лишь изредка переваливались с бока на бок или вставали и, чуть-чуть потоптавшись на месте, пожевав свежую, но обезвоженную солнцем, траву, снова укладывались на свои лежбища, не понимая, что же может тревожить этого статного нисейского жеребца Енока. А его уши, торчащие кверху, явно выдавали неприятные ощущения и страх. Но явной опасности рядом не было. Они бы тоже почувствовали...
Едва забрезжил рассвет, а туман затаился в ложбинках гор, особенно сгущаясь в мрачных ущельях, как Васак деловито распахнул двери денника и подошел к своему любимцу.
– Красавец! – погладил он по истомлённой ночным беспокойством голове Енока. Жеребец вздрогнул, тряхнул гривой, цокнул копытами и издал бархатистыми ноздрями радостный звук – мол, приветствую тебя, мой хозяин. Васак, держа уздечку, освободил пристёгнутый повод, расстегнул подбородный ремень, затем ловко перекинул повод на шею и, обхватив одной рукой массивную голову лошади, прижал нащёчные ремни к носу, а другой вложил в рот Енока удила. Когда жеребец приоткрыл губы, Васак убедился, что тот крепко захватил железо зубами. Мужчина потянул уздечку вверх, закрепив суголовный ремень на затылке лошади, проверил, проходит ли между шеей лошади и подбородным ремнём кулак, чтобы, не дай Бог, не удушить любимца, ласково расправил гриву и вывел Енока на простор. Мастерски водрузил и закрепил седло. Каждая лошадь должна носить своё седло – это неписанный, но выполняемый всеми конниками закон, ведь седло «разнашивается» под спину лошади, так же, как ботинок разнашивается под ногу человека. Разве приятно человеку в малой или великой обуви?! Нет! И коня нужно уважать. Посему Васак приобрёл добротное, повторяющее изгибы спины Енока, седло, которое сидело на нём, как влитое, не зажимая трапециевидную мышцу, не врезаясь в ткани, мешая отводить лопатку назад и не болтаясь, давя лукой на холку. Закрепив седло, хозяин вывел Енока за ворота денника, взял со скамейки приготовленную женой Асмик котомку со скромной пищей, ружьё, которое всегда брал с собой на всякий случай – встречи с волками в этих местах были нередки, и хотя они днём обычно не нападают, но мало ли... Отцепив повод от крючка на заборе, Васак ловко запрыгнул на жеребца, и они ровным шагом направились к предгорной равнине. Васак сидел прочно и уверенно, слегка прижавшись бёдрами к седлу, Енок шёл в спокойном аллюре. Жеребец и хозяин были в гармонии друг с другом, в гармонии с природой. Они оба одинаково любили эти ранние моционы, когда в молчании человек и жеребец понимали друг друга, лишь чувствуя пульс. Но в это утро от Васака не скрылось легкое напряжение Енока. «Может, ночью волки подходили к дому?» – мысленно себя спросил мужчина, но тут же отбросил эту думку, поскольку, если бы эти головорезы пробрались во двор, то собаки подняли такой шум, что он, Васак, наверняка бы услышал, ведь сон хозяина подворья всегда чуток. Нет, видно, дело не в волках, но тогда в чём... Мужчина не мог понять...
Через час Васак привязал Енока к колышку недалеко от своих богатых виноградников и занялся работой. Хоть летний день и долог, но работы непочатый край. Уже вершина Сиса слегка припорошена снегом, говорят виноградари Араратской долины, плоды первого урожая «сынами Солнца» – «ареворди» в знак благодарности Творцу отнесены в храмы, освящены, пора собирать урожай, как это делал отец Васака, его дед, его прадед, как это делал сам прародитель Ной. И тогда машины, доверху гружёные виноградом, истекающие сладким соком, направятся длинной цепочкой к винным заводам... Картина, радующая сердце каждого виноградаря!
А в пещерных каратаках1, в которых в позапрошлом веке проживала значительная часть населения Сюника, в долине реки Вараракн, в ущелье тёмных катакомб, положив большую морду на мощные лапы и слегка прикрыв глаза, дремал голодный волк Башибузук. О его жестоких вылазках знали все жители окружающих поселений. Ярко-охристый Башибузук был силён, ловок, хитёр и беспощаден. Но этой ночью он не смог войти в Горис. Потоптался в округе, глядя сверху на тихий посёлок, и ушёл обратно к каратакам. Его психическая развитость помогала ему ориентироваться в обстановке и уходить от опасности. Он часто охотился один, без стаи, и никогда не брал жертву измором, шёл смело и прямо, глядя животному в глаза.
Таков был его приём! Он не был пришлым и жил в стае из двадцати особей, хоть и не альфа-самец, но находился в иерархии старших и пользовался особым почётом. Что этой ночью остановило волка, не позволило войти в посёлок, он не мог точно определить, а сейчас он, беспощадный Башибузук, мучается голодным желудком, а дневной свет неприятно режет глаза, раздражая и так неспокойную нервную систему. Может, это сказывается возраст и какие-то, непонятно откуда появившиеся страхи... Его самка Басар, дочь легендарной Асены2, покинула этот свет несколько лет назад, после её смерти Башибузук так и не обзавёлся новой партнёршей – как-то это не особенно принято у волков. После смерти Басар он всё чаще стал задумываться о том, что и ему осталось не так много, что и его дни сочтены... И вот в эту ночь он не вошёл в поселок: призрак смерти промелькнул перед его глазами.
В этих мыслях Башибузук промучился до обеда, а потом вышел из прохладной пещеры и неспешным шагом побрёл к долине, за которой раскинулись виноградники Васака. Туда, где пасся нисейский красавец Енок. Он просто шёл, без надежды кого-нибудь зарезать, но с чаяниями встретить гнездо какого-нибудь тетерева или ослабевшего зверька, не побрезговал бы Башибузук и остатками добычи других волков или падалью овцы, коровы, лошади. И тут его острый слух уловил редкое лёгкое пофыркивание Енока. Волк остановился, напрягся, его обоняние уловило тонкий и приятный запах конской плоти. Почувствовав сладковатый вкус свежей крови, Башибузук поспешил к Еноку. Едва завидев волка, жеребец издал резкий звук – нет, это не страх сподвиг его на этот поступок, Енок предостерёг хозяина, что рядом опасность. И Васак понял своего питомца, но не испугался, не сбежал, а схватив двустволку, со всех ног рванул к Еноку. В тот момент, когда волк, сделав красивый прыжок, вцепился в горло жеребца, Васак метко выстрелил из ружья. Пригодилось-таки, родненькое! Башибузук упал замертво, его мощные лапы ещё некоторое время подергивались в нервных судорогах, будто бы волк хотел на них встать, но раненая голова была слишком тяжела и прикована к земле. Призрак смерти остановился в его остекленевших глазах.
Из горла Енока билась кровь, Башибузук, вырвав кусок плоти, слегка задел восходящую глоточную артерию, но, слава Богу, не коснулся ствола сонных артерий, направляющих кровь к голове. Васак, одной рукой зажав резвую струю крови, достал из кармана старенький сотовый телефон, перетянутый скотчем, и судорожно начал набирать номер соседа Ераноса, который, окончив Зооветинститут в Ереване, открыл свою ветлечебницу в посёлке, а также выезжал на вызовы в окружные села. Енок мужественно терпел боль, не издавая ни звука, он ловил взгляд своего хозяина и будто бы говорил: «Не беспокойся, Васак джан3, всё будет хорошо!» И Васак успокаивался. Он знал, что лошади даже умирают тихо, но глаза Енока внушали ему добрый исход. И он верил.
Скоро подкатил Еранос на своем запылённом дряхлом «Еразике», за ним Галуст на грузовой машине, в кузов которой набилась целая дюжина шумных мужиков. Еранос быстро обработал рану, сделал укол Еноку, а мужики, откинув кузов и осторожно передвинув жеребца на крепкий полог, поднатужились и затащили раненого в машину, чтобы отвезти в поселок, в денник Васака.
Васак денно и нощно находился рядом со своим любимцем. «Кмернем кез4, джан! Кмернем кез! Умру за тебя, Енок!» – повторял он, поглаживая роскошную гриву жеребца. Васак никогда не называл своего любимца скотиной. Ещё с колыбельки он помнил чудесную сказку об Огненном Коне и Огненном Мече, которую ему часто рассказывала майрик5. С тех пор для него конь – это верный друг и гордость горца. Что ещё нужно для горца, кроме как хурджин6 золота, хороший конь и сабля.
Часто Васак вспоминал и героя армянского эпоса «Давид Сасунский» Мгера, который ушёл в скалу, потому что «мир на кривде стоит». Но всё-таки дважды в год – в праздник Роз и Вознесение Господне Мгер Младший выходит из скалы и скачет вокруг неё на своем волшебном коне-исполине Джалали, проверяя, выдерживает ли земля его вес. Пока его конь ступает по скалам, он держится твёрдо, но как только он ступает на землю, его копыта вязнут. Тогда Мгер, видя что земля не держит его, снова уходит в скалу. В пещере Мгера вечно горит лампада и вечно вертится колесо – по легенде, когда лампада погаснет, а колесо остановится, ему придёт пора покинуть пещеру. Погружённый в мысли о своём питомце и его могущественных потомках, Васак не отходил от Енока. Прислушивался к его мерному дыханию и старался угадать, что снится любимцу.
Крепкий и молодой Енок, на радость хозяина, недолго болел, рана быстро затянулась, и жеребец встал на ноги. Встал на ноги и заржал радостно и протяжно, вскинув хвост. И теперь уже их утренние прогулки совершались бок о бок – Васак и Енок молча шли рядом друг с другом. И снова они были в гармонии. Мужчина возобновил работу на своём винограднике, но жеребца уже прибивал поближе к участкам. Галуст, который помог на грузовике перевезти Енока и участок которого располагался рядом с виноградником Васака, разрешил прибивать коня на своей территории – мол, у меня лишь там разнотравье и пасека, разве Енок помешает, вряд ли он вытопчет всю траву. Так и порешили. И прибил Васак к колышку своего Енока на пути лёта пчёл к медоносам... Но если бы тогда он знал, какой рок кроется в этом, если бы он почувствовал, как чувствовал Енок... А Енок продолжал вести себя беспокойно, отбрыкивался от призрачной опасности и тихо фыркал.
В тот день, когда на Енока напал рой пчёл, Васак был совсем рядом, но оказался совершенно беспомощным в ситуации. Жеребец лишь издал короткое ржание, опять же предупреждение, и повалился на бок, отбиваясь копытами от назойливых насекомых. Был бы он не на привязи, после первого же укуса понёсся бы прочь от этих сволочей, но нет, он был привязан и этим был обречён. Пчёлы, суетясь и жужжа, облепили его морду, шею, тело, они набились в ноздри и рот, которым Енок судорожно ловил горячий воздух. Васак ринулся к жеребцу, сначала попытался расправиться с насекомыми – не махал, а рубахой давил их на теле своего любимца, но каждая убитая пчела выделяла в воздух особое химическое вещество, которое было сигналом тревоги для других её сородичей, которые тут же поспешали к ней на помощь и начинали роиться на теле Енока... Всё тело и лицо Васака тоже покрылись пчёлами. Он уже с трудом дышал, его покидало сознание, но, собрав последние силы, мужчина подполз к колышку, к которому был привязан жеребец, и попытался его выдернуть – тот, как назло, засел так крепко в каменистой почве, что даже не двигался.
Васака и Енока, лежащими на земле, обнаружил Галуст во время вечернего объезда своих территорий. Если у человека ещё теплилось лёгкое дыхание, то жеребец был холоден. Они лежали рядом друг с другом. Бок о бок. Галуст срочно отвёз Васака в больницу, где тот, в состоянии полусмерти, пролежал под капельницей несколько недель. Енока местные мужики, не могущие остаться равнодушными к чужой беде, не выкинули, как падаль, за околицу, памятуя безмерную любовь хозяина, а похоронили у ущелья, недалеко от виноградника Васака. Ветеринар Еранос сказал, что шансов выжить у жеребца практически не было – пчёлы искусали всю голову, попали в несколько кровеносных сосудов, изжалили полость рта, что стало причиной опухоли глотки и смерти от удушья. «Слава Богу, хоть Васак выжил», – решили местные жители, расценивая, что уж лучше пусть конь умрёт, чем человек, их сосед, их земляк. Так горя меньше! И поднять на ноги пятерых детей без мужика вряд ли бы смогла хрупкая Асмик.
А Васак, едва придя в себя, покинул больничные застенки. Каждый день он корил себя, начиная утро с похода в пустующий, но ещё хранящий до боли родной конский запах денник. «Кмернем кез! Умру за тебя, Енок! – с горькой иронией повторял он. – Вот и умер! Кто за кого?!» Асмик решила, что муж её совсем помешался на жеребце. Не ест, не пьёт, всё время что-то бормочет себе под нос или молчит. Сколько ни пыталась она разговорить его, утешить, не удавалось – Васак был отрешён и сух с ней. А когда к нему заглянул обеспокоенный Галуст и тихо спросил: «Как ты, Васак джан?», Васак невпопад ответил: «Я спас его от беспощадного Башибузука, а от маленькой пчелы не смог». И тихо, скупо, по-мужски, заплакал...
1 Каратаки – пещерные жилища.
2 В турецкой мифологии существует поверье о том, что гоктюрки пошли от волчицы по имени Асена.
3 Джан (арм.) – милый, дорогой.
4 Умру за тебя.
5 Майрик (арм.) – мать.
6 Хурджин (арм.) – сумка, сотканная ковровой техникой из разноцветных шерстяных волокон и украшенный бубенчиками.
Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН