Продолжение. Начало тут
Тем временем, терпя жестокое обращение и унижение, мы продолжали постигать тонкости военного дела. Я считался одним из самых образованных солдат. Ибо зимой 1941/42 года, несмотря на то что в Москве школы не работали, я умудрился заочно завершить учебу в 10-м классе школы, организованной на Краснопролетарской улице при типографии «Красный пролетарий». В моем аттестате было всего три «четверки». Против наименований почти всех предметов, написанных строгим почерком, красовались слова «отлично»! Моими однополчанами в таежном марийском лагере были ребята, образование которых редко превышало пять-шесть классов. Видимо, моя высокая по тем временам образованность побудила местное начальство определить меня в минометную школу. Из нас готовили специалистов тяжелых полковых минометов калибра 120 мм.
Старшиной нашей роты был невысокий, ладно сложенный человек с красивым лицом, который до войны служил смотрителем в казанской тюрьме. Он владел всем набором иезуитских приемов для издевательств над вверенным ему контингентом новобранцев. По-моему, наш красавчик мало чем уступал знаменитому Малюте Скуратову, злодействовавшему в эпоху Ивана Грозного. Видимо, и время подобающее у нас тогда наступило. Раздавая направо и налево, по делу и без оного наряды вне очереди, наш Скуратов заставлял провинившихся грешников в течение ночи, не заходя в тридцатиградусный мороз в казарму (за этим надлежало следить дежурным по роте), извлекать из совершенно окаменевшей от морозов земли кубометр грунта. Уверен, что с подобным «заданием» не сумели бы справиться и полдюжины античных Гераклов. Наш инквизитор, конечно, прекрасно знал и понимал, что его иезуитские приказы невыполнимы. Но он испытывал невероятное наслаждение, созерцая изможденные от бессонной ночи и стужи лица наказанных им людей.
Когда мы чуть ближе познакомились со старшиной, я выяснил, что он любил спорт, был отменным гимнастом и хорошим бегуном. Своим легким и красивым бегом он очень гордился. И каждое утро, выводя нас на зарядку, он, громко крикнув нам «Догоняйте!», устремлялся по расчищенной аллее лагеря вперед. Так как я играл до войны в футбол и почти всегда превосходил своих сверстников в спринтерском беге, то команду старшины «Догоняйте!» я воспринимал по-своему, и вскоре стал не только догонять, но и обгонять нашего истязателя. Замечу при этом, что он бежал в хромовых сапогах, а я в ботинках с обмотками. Поначалу старшина с удивлением посматривал на меня и недовольно помалкивал. Но после нескольких фиаско остановил меня около казармы: «Где это ты так ловко бегать навострился?» — спросил он, сверля меня своими жгучими черными глазами. «Так я же в Москве в футбол играл», гордо ответил я. И поведал тюремщику о своих спортивных достижениях. После этой беседы старшина меня зауважал. По крайней мере больше ни одного наряда вне очереди я не удостоился.
Еще об одной назидательной истории, случившейся со мной в Суслонгере незадолго до отправки на фронт, я считаю нужным поведать. После завершения учебы на курсах минометчиков нам были присвоены звания сержантов. В течение нескольких дней мы стажировались на должностях командиров расчетов и отделений. Впервые в жизни у меня в подчинении оказались люди разных уровней образованности, возраста, культуры. Как-то утром, готовясь проводить зарядку со своими новоявленными подчиненными, я обнаружил, что в строю отсутствует один из самых возрастных солдат. Мне, которому едва исполнилось восемнадцать, он казался глубоким стариком, хотя было ему чуть больше сорока. Дождавшись опоздавшего, я, гордо вышагивая перед строем с новыми треугольничками в петлицах, объявил ему один наряд вне очереди и приказал после отбоя мыть полы в казарме. Желая до конца насладиться своими начальственными полномочиями, я не поленился самолично наблюдать за приведением в исполнение назначенной мною экзекуции. Надо заметить, что «старичок» не роптал, а очень сосредоточенно и, главное, умело гонял швабру по дощатому полу. Когда работа была успешно завершена, солдат присел рядом со мной на нары и, грустно улыбнувшись, печально глядя мне в глаза, сказал: «Эх, сынок, а я ведь еще в Гражданскую с самим Семеном Михайловичем беляков рубал»... Поняв, что речь мой собеседник ведет о маршале Буденном, я ошарашенно молчал. Краска залила мое еще почти не знавшее бритвы лицо.
Вспоминая эту сцену, я и сегодня испытываю глубокое чувство стыда. Жизнь моя сложилась так, что и на основной работе, и во время выполнения обязанностей футбольного арбитра мои должности всегда предполагали наличие подчиненных мне людей. И случай с солдатом Первой конной армии Буденного постоянно напоминал мне, как надо умело, я бы даже сказал трепетно, обращаться с данными тебе полномочиями начальника. Судя по отзывам моих бывших подчиненных, мне это, как правило, удавалось.
Читайте также :
Воспоминания о Суслонгере : Станислав Ростоцкий
Станция Суслонгер : из истории 31 ЗСБ
Подписывайтесь на канал и делитесь ссылками на статьи в социальных сетях!