Знаю, обычно в рассказах бортпроводников ждут что-то интересное про дальние страны. В мое время остановки в других городах чаще всего были довольно короткие. Но кое-что увидеть мы успевали.
Я подхожу к своему одиннадцатому пассажиру и с легкой небрежностью на немецком осведомляюсь: Что он желает на ужин?
Мужчина вежливо смотрит на меня и выдает простое, но АНГЛИЙСКОЕ:
- Sorry?
И этим вводит меня в ступор. Ирония в том, что английским я владею куда лучше, чем немецким, потому как чаще пользуюсь, но тут на языке Шекспира не могу вспомнить ни слова.
С минуту мы смотрим друг на друга. Вернее, смотрит он, как я вращаю глазами и скриплю мозгом, а у меня залипла кнопочка, отвечающая за переключение языков. Тогда, решив, что надо уже хоть что-то сказать, выдаю на русском: "Как же это будет по-английски - то?!». Он снова мне в ответ свое: "сорри"? И тут меня спасает закалка бортпроводника. Эту фразу знает любая стюардесса, и у меня она тоже щелкнула автоматом:
- Джаст момент, плиз! - выстрелила я в него. И как могла, гордо удалилась на кухню, давясь смехом.
Там, отсмеявшись вместе с бригадиром, с ее помощью я переключилась на английский, вернулась к обескураженному пассажиру, извинилась и все у него выяснила, что хотела.
Я тысячу раз летала в Германию, и вот только сегодня прогуляюсь по ней. Есть пару часиков вдохнуть воздух "старой доброй Европы". Такси-исключительно белые мерседесы. Дороги как зеркало. За 10 минут доплыли до старого города.
Старый город- как наш Арбат, только тише и уютнее. Каменная мостовая, невысокие коричневые дома, с одинаковыми окнами, в которых горит уютный свет. Кругом атмосфера Рождества и ожидания чуда. Елки, гирлянды. Даже белоснежный трамвай звенит на другом языке. На задних креслах, свернувшись калачиком, спит, спокойный как немецкий танк, и упитанный европейский бомж.
Маленькие кафешки с уличным обогревом, за столиками тут и там шумные компании с кружками. В кружках пенится и играет огнями пиво. Запахи колбасок, шаурмы. Эх, сюда бы моего мужа, да он бы душу продал, чтобы остаться жить в этом раю: колбаски, пиво! Он так любит изображать немецкую речь, складывает губы трубочкой и говорит абракадабру, схваченную из старых советских фильмов про войну: цурюк, цумбальд, цущпиль. Я хохочу, а сама с грустью думаю, всю жизнь меня учили этому языку, родители тратили деньги на какие-то там курсы, а я понять еще могу, но сказать что-то связное уже труднее. А то, может, ехала бы сейчас с работы домой, как культурная фрау, в одном трамвае с культурным бомжом.
Мы долго блуждали закоулками дворов, фотографировались в обнимку с Сантой, на фоне пушистой Рождественской ели. Потом вынырнули на пустую, плохо освещенную фонарями улочку, мощенную булыжником, и одновременно замерли в тишине.
- Стойте, - сказала шепотом я. – Вы тоже слышите?
- Чего это? - мы переглянулись.
Где-то в ночи послышался цокот копыт. Мне кажется, мы все ждали одного - что сейчас из-за угла покажется белая карета, запряженная парой гнедых коней.
Нас было трое девушек. Мы синхронно повернулись к освещенной витрине и начали прихорашиваться, глядя в нее как в зеркало. И тут я невольно улыбнулась, глядя на нас в отражение. Три фигурки в одинаковых пуховиках, заглядывали в темноту стекла, пытаясь разглядеть - все ли в порядке перед встречей с чудом? Кого мы ждали? Принца, Фею? Нет. Всего лишь чуть-чуть сказки. Как же мы, женщины, любим и хотим сказку. Как живет в нас, даже в самой строгой, взрослой и заземленной, маленькая девчушка с бантами и розовым единорогом под мышкой.
Цокот приблизился и мы одновременно повернулись на звук. Руки девчонок потянулись к телефонам.
Из-за угла выскочили две девушки. На ногах у одной были высокие сапоги на каблуках, на голове светились ежиком неоновые волосы. Вторая в высоких черных ботинках на шнуровке, черных облегающих штанах и кожаной куртке. На голове красная шапочка. Девушки прямиком направились к нам и подойдя, на немецком спросили:
- Hätten Sie eine Zigarette?
Мои девочки посмотрели на меня с вопросом. Я перевела:
-Закурить просят.
Одна из наших потянулась к карману пуховика, вынула оттуда пачку и протянула неоновой девушке. А мне сказала:
- А что, у них здесь тоже прям на улице сигареты стреляют?
- Данке щейн, - протарабанила неоновая девушка, вынула две сигареты, протянула одну подруге, которая смачно сплюнула себе под ноги, и они направились дальше. Вдруг неоновая обернулась и спросила:
- Вы русские, что ли? Вот блин! - и громко засмеялась. - Господи, а то я и смотрю, все какие-то одинаковые!
И они, смеясь, растворились за углом, цокая каблуками. А мы слегка обалдевшие побрели ловить такси.
Я шла и думала. Эх, куда же вы деваетесь, единороги, когда мы вырастаем? В какие пыльные ящики нашей души прячутся любимые куклы-принцессы, драконы и рыцари. И от кого они там прячутся? Почему из маленьких принцесс вырастают циничные, матерящиеся тетки, открывающие зажигалкой запросто бутылку пива своему мужчине?
***
У меня нет дочек, сыновья. Но мне страшно за них. После шести лет жизни заграницей, мы вернулись на полгода в Россию, вышли на детскую площадку в Москве. И я испугалась. По горкам, качелям носились десятилетние дети, и матерились так, что я краснела. А кругом на лавочках сидели взрослые, явно не их родители, уткнувшись в телефоны, и никто их даже не одернул. Но самое страшное, и мне стыдно, что и я ничего им не сказала. Повела своих на другую площадку. Хотя вскоре я поняла, что матерящиеся на площадке дети - это стало нормальным?
Я тоже была подростком, и не пай-девочкой отнюдь, всякое видела. Но сейчас как-то все у них раньше, острее. Или это я старею? Почему мат, пошлость, стали нормой c детства? Издержки скоростного века, доступ к взрослому контенту? И дело не в "плохих" словах. А в равнодушии, цинизме, который стоит за этим, он очень страшно смотрится на детях.
Когда происходит тот момент, что из смешного мальчишки, ласково обнимающего свою маму, вдруг вырастает мужчина, который развалившись сидит перед стоящей напротив пожилой женщиной в метро? Когда мы из чистых доверчивых, становимся теми, кем становимся?
Знаю, это не тема для развлекательных блогов. Все это и так перед глазами. Многим не охота видеть, лучше промотать ленту. Послушайте, но это же страшно. Мы готовы потратить 10 минут жизни на то, чтобы поругать власть, написать кому-то в его блоге, как он не прав, что он не там работает, не с тем спит и вообще портит собой мир. Но не готовы потратить эти 10 минут на то, чтобы поиграть с ребенком, позвонить маме, да просто обнять кого-то и погладить его по голове.
Страшно, что мы не видим как все начинается с нас. Не с государства и власти. Власть начинается не с законов. Власть начинается с мамы и папы. И самая сильное их влияние-любовь. Чем мы влияем на наших детей? Чувством вины, отвержением или любовью?