Мода на «Восток»
Европейский читатель познакомился со сказками «Тысяча и одной ночи», когда француз Антуан Галлан в начале XVIII начал издавать их в своих переводах. С этим сборником связано множество мистификаций. Во-первых, несмотря на название, в книге Галлана было всего около трехсот сказок. Во-вторых, при переводе с французского на другие языки тексты Галлана менялись настолько, что от некоторых историй сохранялся только сюжетный каркас – менялось звучание, исчезали и дописывались целые эпизоды.
«Тысяча и одна ночь» вышла на Западе очень кстати, своевременно. В тот самый момент, когда началась активная экспансия европейских государств на Ближний Восток, в Индию и Китай, превращение их в колонии. Мало кто из просвещенных европейцев утруждал себя изучением восточных языков. А следовательно, история, обычаи, быт, верования, политическая обстановка были им знакомы только из третьих рук, не всегда добросовестных. Что говорить о сказках, если истории европейских путешественников вроде Марко Поло изобилуют выдумками и передергиванием фактов, так что на них нельзя опираться. Известно, что чем меньше человек знаком с каким-то явлением, чем меньше разбирается в нем, тем более склонен к обобщениям.
Неизвестная прелесть дальних земель, чарующих и опасных, дарила широкий простор для фантазии. Китай, Япония, Индия, Персия воспринимались как экзотические, сказочно изобильные страны, где жили самые прекрасные женщины, где цвели причудливые сады, где дворцы были выложены розовой яшмой и усыпаны драгоценными камнями и золотом.
Восточная тема была настолько новой и благодатной, что многие писатели первой величины посвящали ей внимание. Среди них были Гете и Гюго, Флобер и Фитцджеральд. Особенно любили восточные мотивы писатели-романтики. Это вполне объяснимо. Западная цивилизация ассоциировалась у писателей этого направления с ненавистным рационализмом и прогрессом, а далекая восточная культура казалась мистической, не подчиняющейся законам логики, иррациональной. Вымышленный мир противопоставлялся серой европейской действительности.
Романтики в поисках золотого века
Волшебное пространство, созданное романтиками, конечно, не имело ничего общего с реальностью. Восток был культурным концептом, никак не связанным с географическими границами государств. Романтики, и не только, воспринимали Ближний Восток, Китай, Японию как перевернутое зеркальное отражение реальности, где могут происходить небывалые, волшебные события, где живут сказочные существа, где время раз и навсегда застыло в праздной, пышной неге.
Романтики верили в золотой век. Они считали, что было время в истории человечества, когда люди жили в мире и согласии. Свою тоску о гармонии они перенесли на Восток, где, по их представлениям, время не двигалось. Ведь что такое Золотой век? Это состояние бытия, в котором нет никаких перемен, оно неизменно и постоянно. Можно сказать, что именно течение времени делает человека несчастным, потому что отнимает то, чем он еще вчера обладал. Таким образом, романтики совершали эстетическое бегство от текучей, меняющейся действительности.
В восточных сказках романтики отчуждали реальность – знакомые явления помещали в экзотические условия, размышляя над тем, что при этом оставалось неизменным, и таким образом изучали свой внутренний мир. Предтеча романтиков, Гете, примерно так и видел цели своего творчества:
Мое намерение состоит в том, чтобы радостно связать Запад и Восток, прошлое с современным и постигнуть их нравы и образ мышления в их взаимосвязанности, понять одного с помощью другого.
Восточный маскарад – удобная форма для сказки-притчи. Описывая чужие обычаи и нравы, можно посмеяться над собственными властями и порядками и взглянуть на себя со стороны. Под парчовым покровом Востока знакомые черты реального мира принимали гротескные формы и поэтому были лучше заметны. Вот почему «восточная сказка» была самым естественным способом эстетического бегства от действительности. Она имеет дело с чудом, тайной, события в ней сродни снам, которые происходят везде и нигде. Цветистый Восток придает ей праздничность, яркость, чистоту. Поэтому такие сказки и были популярны у романтиков.
В нашем сборнике «Восточные сказки» собраны три шедевра мировой литературы – англичанина Р. Киплинга «Мотылек, который топнул ногой», немца В. Гауфа «Калиф-аист» и датчанина Г.-Х. Андерсена «Соловей». Такой состав сборника неслучаен. У этих сказок волшебные сюжеты сочетаются с ясной простотой и доступностью изложения. Помимо восточной темы их объединяет читательский адрес – они обращены к детям старшего дошкольного и младшего школьного возраста, их приятно и удобно читать вслух. Книга богато, своеобразно иллюстрирована известным художником А. Любимовой.
«Калиф-аист» – совершенство добра
На немецкий язык «Тысячу и одну ночь» перевели в 1825 году, и вслед за этим молодой сказочник Вильгельм Гауф выпустил свой первый альманах сказок. Излюбленные мотивы – отчужденность героя, избавление от несчастной судьбы, счастливое возвращение на родину. «Калиф-аист» – одна из самых знаменитых историй писателя.
Скучающему халифу Хасиду хочется развлечений. Поэтому он с большим интересом покупает коробочку с волшебным порошком и старинный свиток с инструкцией, как пользоваться зельем. С колдовскими предметами шутки плохи – в конце истории выясняется, что коробочку с порошком подбросил халифу злой волшебник Кашнур, чтобы посадить на трон собственного сына Мицру. Волшебный порошок сулил человеку превращение в любого зверя или птицу – соблазн слишком велик. Вот только вернуть человеческий облик можно было с помощью особого ритуала: повернуться к востоку, трижды поклониться и произнести слово «Мутабор». Как всегда в сказках, есть одно условие: находясь в обличии животного, ни в коем случае нельзя смеяться, иначе волшебное слово забудется, и человек не сможет вернуть себе человеческий облик. Конечно, халиф и его верный визирь засмеялись и позабыли слово «мутабор». Они отправляются в Мекку, чтобы спросить Пророка, что же теперь делать, но по дороге попадают в загадочные развалины. Там они встречают заколдованную волшебником Кашнуром сову. Она обещает помочь халифу, а взамен требует, чтобы он женился на ней. Халифу придется принимать трудное решение – не видя человеческого облика избранницы, согласиться на брак. А вдруг она уродливая или старая?
Почему-то критики ставят в вину Гауфу занимательность его сюжетов и отсутствие морали. Однако в сказке «Калиф-аист» мораль как раз выражена ясно, как в народной сказке. Калиф скучал. Скука и праздность заставили его пуститься на поиски приключений, заставили рисковать и привели к неприятностям. Счастливое избавление от несчастной судьбы герой получает благодаря своей доброте и безупречной честности. Сюжет сказки насыщен экзотическими чудесами и мягкой изящной иронией.
«Соловей» – совершенство жизни
Вдохновение для этой сказки Андерсен нашел, наблюдая за часовым музыкальным механизмом. Механические игрушки, пианино, шкатулки были в его время в большой моде. Талантливый человек, наблюдая за привычной вещью, замечает в ней скрытые, неочевидные смыслы. И вместо восторгов перед техническим совершенством, созданным руками человека, Андерсен восхищается живым творением природы – соловьем. На этом противопоставлении строится его сказка. Он переносит действие на Восток, в Китай, чтобы подчеркнуть невероятную редкость механической игрушки. Она сама по себе – олицетворение механистичного Запада.
Песни соловья дарят веселье и душевный покой китайскому императору, они естественны, как воздух. Но в один прекрасный день в его дворец приносят механическую птицу. Придворные в один голос отдают предпочтение поделке из золота, потому что их покоряет внешний блеск, золотые перья и громкие звуки. В соловьиных трелях они не находят ничего особенного, тем более что певец по сравнению с рукотворным аналогом выглядит слишком скромно. Соловья изгоняют из дворца, но он нисколько не унывает, продолжая с той же радостью петь на свободе. Зато механическая птица скоро надоедает императору, а потом выходит из строя. Когда тяжелая болезнь приковывает правителя к постели, соловей возвращается к нему и своим искусством прогоняет смерть. Потому что истинное искусство – источник жизни и ее вечный спутник. В этом главный смысл сказки.
«Мотылек, который топнул ногой» – совершенство кротости
Киплинг – глыба, которая трудно укладывается в рамки теорий. Литературоведы до сих пор не могут точно определиться с его статусом. Некоторые называют его романтиком, некоторые – реалистом, а некоторые – неоромантиком, чтобы избежать упреков в неточности толкований. Такая неразбериха связана еще и с тем, что, будучи по духу близким к Байрону и Шелли, Киплинг родился почти на сто лет позже них.
Сказка «Мотылек, который топнул ногой» входит в один из самых знаменитых циклов сказок Киплинга – «Просто сказки». Эти истории знакомы большинству из нас с детства: «Как Леопард стал пятнистым», «Откуда взялись Броненосцы», «Кошка, гулявшая сама по себе». Автор не ограничивал себя восточной темой, его задачей было показать ребенку чудо превращения, изменения.
Будучи великолепным рассказчиком и выдумщиком, Киплинг брал сюжеты прямо из жизни. Всем известно, что у слона – длинный нос, но только Киплингу удалось «объяснить» ребенку, почему. Конечно, на самом деле он ничего не объясняет, зато, как все романтики, помогает взглянуть на обыкновенные предметы как будто на чужие, незнакомые. Увидеть в привычном новизну.
Сказка «Мотылек, который топнул ногой» основана на древней легенде о царе Сулеймане (или Соломоне), его волшебном перстне и умении понимать язык зверей и птиц. Эта же легенда, кстати, легла в основу сказочной повести Лагина «Старик Хоттабыч». Перстню царя Сулеймана покорялись джины, злые духи пустыни, исполняя любое желание его обладателя. Печатью этого перстня была также запечатана бутылка джина Хоттабыча. Сюжет сказки щедро наполнен ароматом Востока и распадается на две части. В первой части Сулейман, одержимый тщеславием, зовет к себе во дворец зверей со всего света, обещая задать им великий пир. Но когда из моря выплывает чудовище (отсылка к библейскому левиафану), оказывается, что оно одно может справиться со всем угощением. Сулейман после этого полностью избавляется от тщеславия и впадает в другую крайность. Теперь он безропотно терпит склоки и ссоры своих многочисленных жен. Библейский Соломон, как известно, поплатился за свое женолюбие, так что Киплинг снова ничего не выдумывает, а просто следует за живой легендой. Бедный царь, который владеет целым миром и повелевает джинами, вынужден прятаться от женщин у себя в саду. Он слышит, как мотылек пугает свою жену: дескать, если я топну ногой, то разрушу дворец Сулеймана. Несоответствие между грандиозным замыслом и мизерным исполнителем вызывает смех у царя и помогает ему справиться со своей проблемой. Киплинг на контрасте между всесильным царем и маленькой бабочкой учит детей важной истине: «Обладая властью, нужно научиться правильно ею распоряжаться».
Воспитание чудом
Романтики хорошо понимали: «Чудо воспитывает человека лучше, чем назидание». Ведь смысл чуда заключается во внутреннем и внешнем преображении – от незнания к знанию, от болезни к здоровью, от бедности к богатству. Именно чудо скорее научит ребенка состраданию, ведь он пока не обладает собственным опытом, и значит, никакие слова не заставят его жалеть несчастных и обездоленных. Именно чудо в раннем детстве научит ребенка бескорыстию, потому что в сказках героям помогают, не отказывая в просьбе, не требуя ничего взамен. Именно из сказки ребенок поймет, как важно быть верным и преданным, отзывчивым и добрым, потому что эти качества всегда вознаграждаются, они абсолютны и не оспариваются никогда.