Среди сотрудников «Вечерней Уфы» было немало ярких личностей. Одной «Вечерки» им было мало. Она была местом работы, поводом для встреч. В ней им было тесновато. Один из тех, кто преданно ей служил и рвался за ее пределы, был Александр Касымов.
Юрий КОВАЛЬ
В «Вечерку» он пришел работать «неучем», т. е. без диплома о высшем образовании. Надо знать характер Александра. Однажды он, очевидно, решил, что диплом и образованность — это не одно и то же (что абсолютно справедливо) и перестал посещать университет.
В то время Алла Анатольевна Докучаева, ответственный секретарь газеты, Саша Касымов и я повадились ходить с работы домой пешком. Редакция располагалась в гостинице «Уфа» на улице К. Маркса. Мы с Сашей провожали Аллу Анатольевну до остановки «Дворец спорта», раскланивались и шли по проспекту Октября дальше — до Госцирка, а то и до бульвара Славы (моей остановки).
Тем для разговоров хватало, но одна тема была обязательной. Алла Анатольевна и я с завидным постоянством убеждали Александра окончить университет. «Вам же это ничего не стоит», — подогревала его самолюбие Докучаева.
Касымов был непробиваем, но однажды взял и защитил диплом. По слухам, его дипломная работа была настолько успешна, что компетентные вузовские преподаватели увидели в ней основу будущей кандидатской диссертации. Александру сообщили об этом, но тратить время, деньги (которых не было) и нервы на рутинные, изматывающие формальности, не имеющие никакого отношения к науке, он не захотел.
А мне казалось, что он был бы весьма уместен на университетской кафедре. Глубина, оригинальность и парадоксальность его мышления, желание делиться своими открытиями со всеми, кто его готов слушать, — думаю, он смог бы смущать молодые, неокрепшие умы и нашел бы в студенческой среде пылких почитателей.
Одно время Саша работал в отделе писем городской газеты, куда без конца шли обиженные, недовольные люди. Надо было их принять и успокоить. Человек совестливый и ответственный, он расследовал конфликты, кляузы и всерьез, основательно изучал юриспруденцию, чтобы говорить с изворотливыми чиновниками на языке закона. Потом Касымова перебросили в са-
мое пекло, в секретариат. Между тем в редакции «Вечерней Уфы» открылась школа рабкоров (рабочих корреспондентов) и Александр Гайсович получил возможность проявить свой учительский дар и общественный темперамент. Однако ему, просветителю и культуртрегеру, этого было мало. Вместе с вузовским преподавателем Александр организовал городской клуб интеллигенции. Он был гражданином. Понимаю, как дико сегодня это звучит (мир-то перевернулся), но это так.
...В начале 90-х в Уфе начали издавать региональный еженедельник «Волга — Урал». В нем работали жаждущие перемен и новизны талантливые журналисты. В их числе Касымов. Он-то и задумал выпускать литературно-художественное приложение к еженедельнику под названием «Белый лист». В своем интервью, отвечая на вопросы «Вечерки», Саша говорил: «Политикой мы заниматься не намерены. В то время, когда торговля предлагает покупателям «Анжелику» во всех вариантах, мы будем ориентироваться на литературу настоящую, цель которой — создание истинных эстетических и этических ценностей. Почему белый лист? На нем можно написать, напечатать все, что угодно. Это своего рода чистая доска! Но помните, что белый цвет — цвет чистоты, святости. Белый, по контрасту с черным, — цвет добра».
В то время Саша продвигал молодого писателя Айдара Хусаинова. В «Белом листе» был опубликован отрывок из его романа «Башкирский девственник». Позднее в газете «Вечерняя Уфа» была напечатана касы-мовская рецензия на книги Хусаинова под названием «Ближнее ОЭ».
К сожалению, «Волга-Урал» просуществовал недолго, и Саша, к счастью, вернулся в родную «Вечерку». Касымов работал в отделе культуры. Художники и литераторы (о них он писал чаще всего) ждали его публикаций, дорожили его суждением, потому что оно всегда было неожиданным, честным и глубоким. Газетная обязаловка не навредила ему, читать его было интересно: рецензии, творческие портреты, афористичные и емкие эссе были, по сути, ху-
дожественными произведениями. Обретя силу и уверенность, он стал посылать свои статьи в Москву, и они не затерялись, их стали публиковать «толстые» журналы. Критиками Москвы уфимец был принят как свой, как равный среди равных, что бывает не так часто.
Однажды он решил издавать на свои деньги и скромные пожертвования авторов литературно-художественный «журнальчик» «Сутолока». «Журнальчик» отличался отменным вкусом, присущим издателю. Саша хотел общаться со всем миром и, не умея забить в стену гвоздя, обзавелся компьютером и открыл в Интернете свой сайт. Ему, книжнику, это было необходимо.
.Саша совершенно не был привязан к быту. Казалось, одевался, как придется, не по росту, обедал, где получится. БМВ и коттедж в Чесноковке ему и даром были не нужны — он был свободен, они превратили бы его в раба. Не очень любил бриться, отпустил бороду.
Несколько раз в неделю в киоске «Союзпечати» покупал с десяток журналов и газет. И как только выдавалась свободная минута, усаживался их читать, пожалуй, даже изучать.
Пустяковой обновке радовался, как ребенок. В пору тотального дефицита профком «Вечерней Уфы» иногда «доставал» сравнительно дешевый картофель, а то и мясо. Александр Гайсович брезговал пользоваться этими продуктами «из-под прилавка». Я довольно грубо и резко отчитывал его за непомерную щепетильность: «Ты можешь не брать картошку, раз тебе это не позволяют твои принципы, но у тебя есть жена и трое детей. Ради них ты мог бы и не выпендриваться». Мои наскоки были бесполезны.
Мы не были друзьями: я был значительно старше его, и на многое мы смотрели по-разному. Но иногда ему срочно надо было исповедоваться, и тогда мы встречались. Он делился со мной своими сокровенными мыслями и поверял сердечные тайны.
Александр неплохо знал немецкий язык, студентом БГУ как-то в летние каникулы трудился в ГДР в составе международного стройотряда. Вдобавок ко всему он родился 7 октября. Я над ним подтрунивал: «Хитер: знал, когда надо родиться». (7 октября восточные немцы праздновали образова-
ние ГДР, а советские люди — явление миру брежневской Конституции).
Я тоже был «октябристом». Однажды мои коллеги-журналисты пронюхали о том, что у меня день рождения, и мы вмиг, будто у нас была скатерть-самобранка, сообразили стол со спиртным и нехитрой закуской. Саша, уединившись на несколько минут в редакционном кабинете, набросал и подарил мне свое стихотворение «Октябрь»: Одиночество — смех и вздор!
Слушайте, граждане, музыку, забывайте про свой позор: больные — про приговор, арестанты — про диагноз, садовники — про мороз, люди без слуха — про музыку!
Слушайте и подпевайте!
Подплакивайте! Подсмеивайтесь!
(«Осень, - спрошу, - а какая тональность?») Переживайте и — прошу! — сомневайтесь в том, что диктует сейчас оркестр, в том, что разносит он окрест. Сомневайтесь и от этого — улыбайтесь! («Листья, — скажу, — потеряла свирель») Из жизни он ушел на взлете — такое, увы, бывает. Я провел инвентаризацию. У меня остались от него две-три «Сутолоки», небольшой, но емкий сборник «Улетающий Обломов» («роман с литературой», так обозначил его жанр Александр), переписанный с грампластинки на магнитную ленту концерт польского артиста (кажется, Свентиц-кого), который с обворожительным акцентом поет песни Александра Вертинского, пространное, лихорадочное письмо — он прислал мне его по горячим следам в Пятигорск. И стихотворение «Октябрь».
Теперь я перечитываю это стихотворение и вспоминаю тот вечер, когда мы отмечали 30-летие «Вечерней Уфы». Саша Касымов лихо, самозабвенно, «на разрыв аорты», отплясывал какой-то танец. Странный, мудреный, непознаваемый. Как и он сам.