1. А вы встречали Летучего Голландца?
"Около 0.15 ночи мы увидели странное свечение впереди по ходу с левого борта. Стояла кромешная темнота, была сплошная облачность, луна не светила. Мы посмотрели в бинокль и корабельный телескоп и различили светящиеся очертания плывущего корабля, двухмачтового, пустые реи тоже светились, парусов видно не было, но между мачтами наблюдалась легкая светящаяся дымка. То не были навигационные огни. Судно, казалось, двигалось прямо на нас, и скорость его была такой же, как наша. Когда мы его заметили в первый раз, оно находилось от нас где-то за 2-3 мили, а когда было от нас в полумиле, внезапно пропало.
Это зрелище наблюдали 4 человека: второй помощник, стажер, рулевой и я сам. Я не могу забыть испуганный возглас второго помощника: "Господи, да это же корабль-призрак!"
Так описывает помощник капитана Н.К. Стоун встречу своего корабля с Летучим Голландцем в четверть первого ночи 26 января 1923 г возле мыса Доброй Надежды. Цитата взята из книги Эрнеста Беннетта, члена Общества изучения психических явлений, "Призраки и дома с привидениями. Свидетельства очевидцев" (1934). Автор уверял, что это – дословно записанный рассказ Стоуна, подтверждённый упоминавшимся в тексте вторым помощником; двух других свидетелей (стажёра и рулевого) найти не удалось.
Наверное, ни один персонаж международного морского фольклора не может состязаться в известности с Летучим Голландцем. Уже почти 3 столетия он вдохновляет писателей, художников, музыкантов и композиторов, театральных и кинорежиссёров, создателей аттракционов, настольных и компьютерных игр и даже кулинаров, «изобретающих» экзотические десерты и напитки с соответствующим названием. О нём знают или хотя бы слышали даже те, кто никогда в жизни не видел моря. Но спросите у разных, не знакомых друг с другом людей, кто такой или что такое Летучий Голландец – и убедитесь, что никакого общего для всех представления об этом не существует в принципе.
Одни скажут, что это – призрачный корабль, который можно увидеть идущим под всеми парусами, иногда вдали, иногда вблизи в ночном или окутанном туманом море, причём нередко не рассекающим, подобно обычному судну, поверхность воды, а как бы скользящим по ней, не оставляя следов. Паруса его либо изорваны в клочья, либо раздуваются даже при отсутствии ветра – в любом случае он двигается легко и с фантастической скоростью.
По мнению других, Летучий Голландец - это капитан вышеописанного корабля, который, из-за наложенного на него в наказание за грехи заклятия, вынужден «до конца времён» странствовать по морям и никогда не ступать на сушу.
Третьи полагают, что и корабль, и его бессмертный, но несчастный капитан обречены снова и снова – бесконечно - пытаться пройти неким запретным для них путём. Бесконечно потому, что незатихающий ураганный ветер и волны чудовищной высоты и мощи не топят их, но неизменно сносят назад.
Но каковы бы ни были особенности конкретного повествования, все рассказчики сходятся в одном: встреча в море с Летучим Голландцем – плохое предзнаменование, сулящее беду, вплоть до гибели, увидевшим его морякам.
В прошлом десятилетии тень злополучного морехода особенно интенсивно и успешно эксплуатировал голливудский киноделатель (filmmaker) Гор Вербински, состряпавший за 4 года (2003 – 2007) трёхсерийную «эпопею» «Пираты Карибского моря» (“Pirates of the Caribbean”), каждая часть которой отличается неудобоваримой длительностью, эклектичным смешением жанровых характеристик, вымученной фабулой, пошлыми интерпретациями архетипических образов и отсутствием даже минимального уважения к историческим реалиям. При всех этих «достоинствах» фильм окупился с лихвой и занял в прессе и интернете подобающее «блокбастеру» место, попутно вытеснив на «медиа-обочину» другие источники информации и о пиратстве, и о морской мифологии, и конкретно о Летучем Голландце. Сегодня всякий, кто наберёт в поисковике эти 2 слова (на русском или на английском - Flying Dutchman), гарантировано получит возможность «насладиться» сотнями картинок и видеороликов, демонстрирующих либо гигантский грязный галеон, палящий по противнику то ли из автоматических скорострельных пушек, то ли из пулемётов, либо нелепое (и абсолютно не страшное в контексте фильма) существо с лягушачьей кожей, клешнями вместо рук и растущими из подбородка щупальцами – эдакую примитивную карикатуру на лавкрафтовского Ктулху. Те же, кто взял на себя труд досмотреть opus magnum Вербински до конца, помнят, наверное, что этот так называемый «Голландец», он же, в представлении режиссёра, «морской чёрт» Дэви Джонс, был, в конце концов, привлечён на службу в британский (!) военный флот. No comments, как сказали бы его начальники.
Остаётся только радоваться, что даже среди современной молодёжи находятся те, у кого такая «монополия профанации» вызывает внутренний протест и желание своими силами совершить путешествие в «описываемое прошлое» - иными словами, вернуться к первоисточникам и воссоздать, подобно «мнимам» Казанцева (1), хотя бы в своём воображении, подлинную атмосферу «предания старины глубокой» (2). Но для этого нужно как минимум выяснить, что именно следует считать первоисточником и какое время, люди и обстоятельства нашли в предании своё отражение.
Первое упоминание о Летучем Голландце датируется XVIII столетием, но парусные суда бороздили моря задолго до этого. Возникла ли легенда также 2 с лишним века назад под влиянием каких-то случившихся тогда событий или гораздо раньше, дойдя до авторов «века Просвещения» лишь отголоском событий намного более древних? Вот вопрос, на который в первую очередь необходимо найти ответ.
2. Рихард Вагнер и его опера “Der Fliegende Holländer”
Хорошей «отправной точкой» для поиска может стать самое яркое воплощение этой истории в мировой художественной культуре. В написанной в 1840 г композитором Рихардом Вагнером опере “Der Fliegende Holländer” Летучим Голландцем именуется не корабль, а его капитан – и в дальнейшем автор данной статьи «по умолчанию» будет исходить из того же.
Итак, Голландец, чьё настоящее имя в опере не называется, командует кораблём с экипажем из «живых мертвецов». Однажды в штормовую ночь они заходят в укромный норвежский фьорд, где пережидает непогоду судно капитана Доланда. Оба капитана знакомятся, и Голландец, не раскрывая до конца Доланду своей тайны, признаётся, тем не менее, что тяготится довлеющим над собой проклятием, которое заслужил своей клятвой, сгоряча произнесённой много лет назад при неудачной попытке обогнуть в шторм мыс Доброй Надежды. Тогда гордый навигатор, призвав в свидетели дьявола, дал обет, что пройдёт мимо сего мыса во что бы то ни стало, даже если будет вынужден предпринимать такие попытки до самого Судного дня. Дьявол поймал капитана на слове и злыми чарами лишил его возможности сходить с корабля на берег чаще, чем раз в 7 лет – до тех пор, пока в одну из редких высадок он ни встретит женщину, которая полюбит его так сильно, что останется верна ему до самой своей смерти.
К счастью или к несчастью, у Доланда есть дочь – милая и романтически настроенная девушка Зента, которая слышала песню о Летучем Голландце, прониклась к нему глубоким сочувствием и «заочно» в него влюбилась. Когда гостеприимный норвежец приглашает нового знакомого к себе в дом, Зента сразу же узнаёт в госте героя своих грёз и признаётся ему в любви. Доланд только рад такому повороту событий, ибо знает о несметных богатствах, хранящихся на корабле Голландца и не доставляющих тому радости. Но обручённый с дочерью Доланда молодой крепыш-охотник по имени Эрик в резкой форме напоминает Зенте о её обязательствах перед ним. Став невольным свидетелем их объяснения, Голландец в гневе бросает девушке «Прощай!» и устремляется в порт, где приказывает своим матросам немедленно поднимать паруса. И тут сила любви Зенты обнаруживает себя самым трагическим образом: видя, как отплывает корабль Голландца, она бросается с причала в море и гибнет в его бушующих водах.
Так выполняется условие, избавляющее капитана от проклятия, и он вместе со своим кораблём и командой на глазах у столпившихся на берегу жителей городка возносится ввысь, став в полном смысле слова «летучим». Там, на небесах, ему суждено, наконец, обрести покой.
На создание оперы Вагнера вдохновило творчество великого немецкого писателя и поэта-романтика Генриха Гейне. Последний впервые обратился к легенде о Летучем Голландце в 1821 г, когда в опубликовал журнале «Вандсбекский курьер» рассказ «Послание Ван дер Деккена домой» (вскоре переведенный на английский язык и напечатанный журналом «Blackwood Edinburgh Magazine») и вернулся к той же теме 12 лет спустя: в 1833 г мы находим у него историю, непосредственно использованную Вагнером, но существенно переосмысленную последним (Гейне воспринимает легенду с некоторой иронией). Согласно распространённому мнению, самого писателя впечатлила мелодрама «Летучий голландец» английского романиста и драматурга Эдварда Фитзболла, регулярно ставившаяся театрами Лондона и Нью-Йорка с 1827 года.
Если это так, то возникает вопрос: а откуда взялся сюжет мелодрамы? И шире: кто и что рассказывал о злоключениях Голландца до Фитзболла и Гейне?
3. Политическая аллегория XVII века?
В снятом в Нидерландах документальном фильме «О моряках, душах и море» писатель Адриан Тиннисвуд и профессор Института европейской этнологии Хельге Герндт утверждают, что легенду об их «летучем» соотечественнике сочинили… англичане – то ли из страха перед жителями маленькой прибрежной страны, то ли, напротив, из вредности и желания поиздеваться над поверженными врагами.
XVII в действительно ознаменовался ожесточённым соперничеством двух государств. Голландия к тому времени уже создала обширную колониальную империю, наладила торговлю с различными частями света и процветала благодаря этому – одним словом, добилась статуса великой морской державы. Англия же находилась в процессе создания собственной империи и рассматривала голландскую монополию на морскую торговлю с Востоком как препятствие для осуществления этой цели. Но у англичан было важное преимущество – могучий военный флот, начало которому положил ещё король Генрих VIII за 50 с лишним лет до обретения Голландией (кстати, не без помощи королевы Елизаветы Английской) национальной независимости.
Борьба этих стран друг с другом, неоднократно перераставшая в прямые военные столкновения, шла с переменным успехом до 1666 г (столетний юбилей нидерландской национально-освободительной революции – мистика или совпадение?), когда на Англию – врага Голландии - одно за другим обрушились страшные бедствия. Сначала южную часть страны практически полностью опустошила эпидемия чумы. Потом, 2 сентября того же года, в Лондоне вспыхнул пожар, получивший впоследствии название Великого – за 5 дней и ночей он уничтожил 90% английской столицы, превратив в выжженную землю территорию, на которой сейчас (по иронии судьбы?) находится Сити – финансовая столица Британии и один из важнейших банковских центров мира. Лондонцы с подачи властей сочли пожар голландской диверсией: начались массовые погромы и избиения живших в городе голландцев. А вскоре после этого к английским берегам подошёл военный флот Нидерландов под командованием талантливого адмирала Михаила де Рюйтера. Он успешно провёл корабли вверх по реке Медуэй, к английским военным судоверфям. Голландцы сожгли важнейшие суда противника и захватили флагманский корабль “Royal Charles”, который торжественно отбуксировали к своим берегам. После такого поражения англичане окончательно пали духом и заключили с Нидерландами мир на невыгодных для себя условиях.
Справедливости ради надо сказать, что поход Рюйтера был акцией возмездия за действия английского военачальника сэра Роберта Холмса, совершившего летом того же 1666 г (т.е. ещё до Великого пожара) в полном смысле слова разбойничий набег на островной голландский город Терсхеллинг. Ворвавшись на рейд со своей эскадрой, Холмс уничтожил 150 находившихся там торговых судов, а затем захватил, разграбил и поджёг сам мирный незащищенный город. Эту, с позволения сказать, победу праздновали всей Англией, и в таком контексте пожар Лондона можно, наверное, счесть карой, ниспосланной свыше.
Герндт и Тиннисвуд считают, что именно с 1666 г у англичан появилась склонность к «демонизации» голландцев, которая впоследствии, после гибели Рюйтера в сражении с французами в Средиземном море (1676) и окончательного поражения Нидерландов, сменилась глумлением над побеждённым народом, представитель которого выведен-де в легенде некоей бестелесной тенью себя былого.
4. «А туда ли мы пошли?» От Вальтера Скотта до «Википедии»
Склонностью к «демонизации» можно, пожалуй, объяснить ряд весьма специфических «фантазий на тему», в которых Летучий Голландец обвиняется во всевозможных злодеяниях. В 1803 г в Эдинбурге вышла из печати книга Джона Лейдена «Сцены из раннего детства» (Scenes of Infancy), где впервые – по крайней мере, на бумаге – говорится о том, что пресловутый капитан наказан отнюдь не за богохульство. По автору, он и его экипаж совершили «на заре мореплавания» какое-то жуткое преступление, за что были умерщвлены чумой, и обречены уже мёртвыми метаться на своём корабле по океану, пока не истечёт срок, отмеренный им для искупления вины.
Лейдену вторил его друг, «некий» Вальтер Скотт. В собственных примечаниях к своей поэме «Рокби» (впервые опубликована в декабре 1812 г) он упоминает нагруженное несметными сокровищами пиратское судно, на борту которого якобы совершено убийство, и видение которого «моряки считают самым плохим из всех возможных предзнаменований».
Если Лейден и Скотт ограничивались лишь туманными намёками на преступления Летучего Голландца, не приводя никаких подробностей, то другим, не отличавшимся столь же хорошим вкусом «сочинителям» этого, видимо, показалось мало. Результатом их «трудов» стала ещё одна «любовная история с приправой из кошмара» - не возвышено-романтическая, как у Гейне и Вагнера, а самая что ни на есть брутальная.
С кратким её содержанием можно ознакомиться, отыскав в русской «Википедии» статью о Летучем Голландце. Там сказано, что в 1700-е (?!) годы капитан, которого звали Филипп Ван дер Деккен, «а может быть, Ван Страатен» (3), возвращавшийся из Ост-Индии, вёз на борту молодую пару. Девушка приглянулась капитану, и он убил её жениха, а ей сделал предложение «руки и сердца». Она отказалась, и, боясь, что капитан овладеет ею насильно, выбросилась за борт.
Далее в статье говорится, вроде бы, о том же, о чём поётся в опере – мореход тщетно пытается обогнуть мыс Доброй Надежды, клянётся «костями матери» и т.д. – однако и здесь авторы громоздят труп на труп. Озверевший капитан убивает штурмана, предложившего переждать бурю в бухте, ещё нескольких недовольных… Простите, ребята, но при таком раскладе клятва – «пятое колесо в телеге»! В общем, мы имеем здесь некую компиляцию из либретто оперы, какой-то найденной авторами в интернете «кровавой сказочки по мотивам» и (на что однозначно указывают «кости матери» и ещё кое-какие вкрапления) … романа «Секретный фарватер» советского писателя Леонида Платова, специализировавшегося на жанрах «географическая фантастика» (4) и «военные приключения». Хочется сказать «википедистам»: будьте добры, определитесь с предпочтениями!
Были среди «последователей» Лейдена и Скотта и создатели разномастных гибридов легенды и шекспировского «Отелло». Выглядит это примерно так: капитан возвращается домой и слышит от своих маскирующихся под друзей недоброжелателей, что его жена изменяла ему с его братом (кузеном или просто другом). Разъярённый ревнивец убивает обоих и, желая избежать наказания за «мокрое дело», бежит на свой корабль и устремляется в море. Ему удаётся уйти от человеческого суда, но не от Божьего: впоследствии он узнаёт, что был бессовестно обманут, и в искупление своей вины обречён на вечные скитания … - и т.д., только мыс и клятва тут уже вообще не причём. В 1951 г британский кинорежиссёр Альберт Левин снял «фэнтэзийную» драму «Пандора и Летучий Голландец», где соединил данную фабулу с романтической линией счастливого избавления от тяжкой доли с помощью жертвенной любви. У Левина капитан заслуживает этого, потому что страдает не только от бесконечности ниспосланного свыше наказания, но и от угрызений совести.
Получается, что путь, указанный Герндтом и Тиннисвудом, уводит нас в противоположную сторону во времени, всё дальше от ответа на вопрос, откуда взялся сюжет, повторяющийся у Гейне и Вагнера. Если абстрагироваться от мотива «возвышенной любви», который уж очень сильно ассоциируется с литературой европейского романтизма и совершенно никак – с питейными заведениями Амстердама, Терсхеллинга, Капштадта или Батавии, то остаются непомерные самоуверенность и упрямство, ставшие причиной религиозного (а не уголовного) преступления (вызов самому Господу Богу!) и навлёкшие на святотатца соответствующее его вине наказание. Это напоминает бытовое нравоучение в духе ортодоксальной протестантской этики, в большей степени свойственной в XVII в как раз Голландии и Северной Европе, чем английскому обществу с его унаследованными от предыдущего столетия межконфессиональными конфликтами и литературными «богоборцами» вроде Дж.Мильтона. И уж совсем непонятно, где Герндт и Тиннисвуд усмотрели здесь издевательское отношение к главному персонажу: он может вызывать, в зависимости от делаемых рассказчиками акцентов, осуждение, негодование или сочувствие, а у кого-то ужас с оттенком восхищения, но никак не брезгливость или презрение.
5. На самом деле ОН – португалец?
Однако есть ещё и призрачный корабль, приносящий несчастье. Герндт и Тиннисвуд видят в нём аллегорическое воплощение страха, который внушал англичанам XVII в «непобедимый» голландский адмирал де Рюйтер. Невозможно себе представить, чтобы писатель и учёный не знали о существовании у различных народов похожих сказаний задолго не только до англо-голландских войн, но и до возникновения Голландии как таковой. Не прибегая к сомнительным аналогиям с путешествующими по небу в лодках богами или эллинским Харон(т)ом, перевозящим души умерших через реку Стикс в подземное царство Аид, можно вспомнить, например, письменные упоминания о скитающихся по морю судах с привидениями на борту в древних скандинавских сагах. Дело в том, что по существовавшему в раннем средневековье у язычников-скандинавов религиозному обряду вождей викингов хоронили в их ладьях (драккарах, в переводе «кораблях-драконах»), пуская последние по ветру в открытое море вместе с мертвецами. При этом, вопреки показанному в красочном американском фильме 1958 г, ладьи эти, как правило, не поджигались, да и тонули они не сразу, нередко блуждая под парусом довольно долгое время. Так, известны саги о викинге Стете, которого боги за похищение у них магического кольца приговорили к бесконечным плаваниям по холодным северным морям. Стете, от которого, в конце концов, остался один скелет, якобы неоднократно встречали вдали от берегов, сидящим на мачте своего черного корабля в огненном плаще.
Возможно, те древние предания, переходя в том или ином виде от поколения к поколению североевропейских мореходов, и оказали опосредованное влияние на формирование легенды о «вечном скитальце океана». Но совсем уж очевидные соответствия её фабуле обнаруживаются в биографии вполне реального исторического лица, более того – знаменитого навигатора!
В XV веке португальцы стремились найти водный путь в богатую золотом и пряностями Индию, для чего неоднократно предпринимали попытки обогнуть Африку с юга – однако сильные противные ветры неизменно сводили их усилия на «нет». Наконец, в 1488 г Бартоломеу Диашу удалось обойти мыс у южной оконечности Африки, названный им Торментоза, или Бурным, но переименованный королём Португалии Жуаном II в мыс Доброй Надежды, поскольку успех Диаша открывал его подданным желанную дорогу в Индию и создавал предпосылки для осуществления планов монарха по расширению морской торговли и усилению могущества страны.
В Лиссабоне поговаривали, что Диаш обязан своей удачей нечистой силе, ибо поклялся «всеми дьяволами» обогнуть проклятый мыс – и за это, дескать, он сам теперь проклят. Как бы в подтверждение этим слухам, 29 мая 1500 г во время очередной экспедиции первооткрыватель пропал без вести вместе со своим кораблём у той же Торментозы ... Молва суеверных завсегдатаев портовых таверн, естественно, превратила это событие в «исполнение воли Божьей»: якобы Всевышний обрёк Диаша на вечное плавание у мыса Бурного. Возвращавшиеся из Индии португальские моряки клялись, что встречали в омывающих мыс водах пропавшую каравеллу…
Как видим, из сюжетных коллизий, наличествующих у Вагнера, здесь не хватает только любви – что служит лишь ещё одним доказательством принадлежности её к числу более поздних литературных «наслоений». Остальные важные составляющие налицо - и клятва с поминанием дьявола, и Божья кара за неё, и самое главное – указание на место, где разворачивается основной конфликт.
Любопытно, что мыс Доброй Надежды, несмотря на частые здесь перемены погоды, включая внезапно налетающие и безусловно опасные для идущих в Индийский океан и обратно судов шквалы и штормы (вспомним, что часть побережья Южной Африки северо-западнее мыса Доброй Надежды носит – отнюдь не случайно! – зловещее название Берег Скелетов), всё-таки не пользуется у мореплавателей репутацией самого гиблого места в Мировом океане. Таковую заслуженно приобрёл мыс Горн – крайняя южная точка Америки, под которым в водах пролива Дрейка находится настоящее «кладбище кораблей». Не случайно в некоторых версиях место действия легенды переносится именно туда. В таком виде она включена, например, в упоминавшийся выше роман Леонида Платова «Секретный фарватер» (к нему мы ещё вернёмся).
Хельге Герндт вспоминает один матросский анекдот, также «отсылающий» Летучего Голландца к мысу Горн. Там его увидела команда огибавшего мыс торгового судна. Все на борту окаменели от страха – кроме капитана. Тот не растерялся, взял мегафон и громко прокричал в него, обращаясь к команде корабля-призрака: «В двух милях от нас идёт судно с грузом голландской водки!». Призрак тут же полным ходом двинулся в указанном направлении, а ведомый находчивым капитаном корабль благополучно завершил рейс.
Существуют и другие варианты локализации места действия - например, немецкий, в котором капитана зовут фон Фалькенберг, а плавает он в Северном море. Его якобы регулярно посещал дьявол, и Фалькенберг играл с ним в кости, ставя на кон свою душу. Когда капитан окончательно проиграл, он превратился в призрака, которому и был вынесен суровый приговор.
Так может быть, мыс Доброй Надежды – «чисто португальская проблема», а корабль голландского нечестивца был «приписан» Господом Богом к совсем другому географическому объекту?
6. Свидетельства очевидцев. Верить или не верить?
Обратимся к истории мореплавания. В XVII – XVIII вв европейским судам гораздо чаще приходилось огибать Африку, чем Южную Америку. Основные морские перевозки осуществлялись тогда между Западной Европой и Азией (через Индийский океан) и между Европой и колониями на восточном (но никак не западном) побережье Америки; в Тихий же океан из Атлантического ходили в основном корабли, посылаемые королём Испании в отдалённые южноамериканские колонии этой страны (да и те – крайне нерегулярно). Кругосветные путешествия европейцев можно было, как говорится, пересчитать по пальцам, и каждое из них становилось событием, сопоставимым в наше время разве что с полётом человека на Марс, если бы таковой состоялся. Конкретно для голландцев кратчайший путь к их колониям на Зондских островах пролегал именно вокруг Африки. Мыс же Доброй Надежды представляет собой южную оконечность полуострова, у северо-западного основания которого стоит сегодня город Кейптаун (в прошлом – колония Капштадт, важнейший в экономико-политическом отношении форпост голландцев на африканском побережье). Примерно в 150 км на восток-юго-восток от мыса Доброй Надежды находится так называемый Cape Agulhas – мыс Игольный – самая южная точка Африканского материка.
С этими же водами соотносится наибольшее количество зарегистрированных сообщений о явлениях Летучего Голландца. Впрочем, ни в статистике, ни в самой легенде не просматривается в этом отношении строгой определённости, и похоже, что ни в каком море или океане и ни на каких широтах нельзя быть уверенным, что встреча с парусным горевестником тебе не угрожает.
Как правило, в рассказах свидетелей он внезапно возникает из темноты или пелены тумана и через мгновение так же неожиданно исчезает, вселяя страх в сердца видевших его людей.
Рассмотрим несколько часто упоминаемых случаев. В 1835 г британское судно чуть было не столкнулось ночью в бурю с неизвестным кораблём, шедшим навстречу под всеми парусами (что, вообще-то, неестественно, поскольку крайне опасно при штормовом ветре) – но в самый последний момент загадочный корабль исчез.
В 1881 г будущий король Англии Георг V, а тогда Джордж, Принц Уэльский, служивший мичманом на военном корвете “Bacchante” («Вакханка»), но временно находившийся со своим старшим братом принцем Альбертом Виктором Уэльским на другом корабле эскадры – “Inconstant” («Непостоянный»), - записал в своём дневнике следующее:
«11 июля. В 4 часа утра у нашего носа прошёл Летучий Голландец. На расстоянии в 200 ярдов появилось странное красное свечение, как будто призрачный корабль пылал, и в самом центре этого свечения мачты, рангоут и паруса брига вырисовывались всё отчётливей по мере приближения его к нам на левом крамболе (5), где он был также хорошо виден стоявшему на мостике вахтенному офицеру и мичману на квартердеке, которого немедленно послали на бак. Но когда он добежал туда, не было уже заметно ни малейших признаков или следов какого-либо материального судна ни поблизости, ни в отдалении у горизонта – притом что ночь была ясной, а море спокойным. Его видели в общей сложности 13 человек… В 10.45 матрос, который сообщил этим же утром о Летучем Голландце, упал с салинга фок-мачты на короткий бак и разбился вдребезги».
Некоторые считают автором этой записи принца Альберта, что, в общем-то, не меняет сути дела. Упоминание о данном происшествии содержится в официальной публикации Британского Адмиралтейства в связи со свидетельствами экипажа корвета “Bacchante” – но заметим, что случилось это у побережья Австралии в проливе Басса, между Мельбурном и Сиднеем, т.е. далеко от мыса Доброй Надежды
В 1942 г адмирал Карл Дениц, на тот момент – помощник командующего подводным флотом нацистской Германии – заявлял, согласно сохранившемуся рапорту, что экипажи некоторых подводных лодок уверяли его, что видели Летучего Голландца во время выполнения ими заданий командования к востоку от Суэцкого канала (тоже не у южноафриканского побережья). За три года до этого, в 1939 г, десятки людей на пляже Кейптауна утверждали, что наблюдали парусный корабль старинного вида (по их описаниям, он действительно напоминал суда XVII в), который двигался – опять-таки поставив все паруса - прямо к скалам у берега, но пропал без следа как раз тогда, когда катастрофа казалась неизбежной. Смотрители маяка Кейп-Пойнт, Южная Африка, регулярно, по их словам, видят Летучего Голландца в штормовую погоду. И т.д., и т.п.
Как относиться к свидетельствам такого рода? Часть этих якобы мистических проявлений можно, вероятно, «списать» на миражи, или «фата-моргану». В море, как и в пустыне, при определённых погодных условиях возникает эффект оптической иллюзии: лучи солнца формируют в воздухе отражение объекта (судна, острова или даже побережья), находящегося на самом деле на значительном расстоянии от данного места. Но явления Голландца наблюдали и образованные, прекрасно знакомые с законами оптики люди - даже некоторые наши с вами современники, не верящие «ни в бога, ни в чёрта» – и, как правило, отвергали попытки объяснить их видения (?) миражами.
Отсутствие у очевидцев сомнений в том, ЧТО именно им довелось увидеть, смущает само по себе: ведь в условиях плохой видимости, при появлении объекта в поле зрения лишь на краткий промежуток времени, да ещё на большом расстоянии от наблюдателей, последние вряд ли могут быть уверены, что перед ними предстал корабль Летучего Голландца. Скорее всего, они видели – или им показалось, что видели – просто какое-то парусное судно, но не смогли или не успели разглядеть ни его флаг, ни название.
По морям и океанам планеты и сегодня ходит великое множество парусников, и даже военные флоты ведущих морских держав имеют в своём составе «высокие» учебные корабли (tall ships). Можно вспомнить российские барки «Седов» и «Крузенштерн», норвежский “Christian Radich”, японский “Nippon Maru II”, американский корабль береговой охраны “Eagle” и мн. др. Не далее как в 2014 г Оман спустил на воду совершенно новое учебное судно с полным парусным вооружением фрегата. Если добавить к ним большое количество вполне мореходных реплик, т.е. более или менее точных полноразмерных реконструкций исторических кораблей – от нескольких копий «Санта-Марии» Колумба и «Золотой лани» Дрейка до реставрированного в нашей стране петровского фрегата «Штандарт» - то легко себе представить, как одно из таких судов, промелькнув перед глазами людей, находящихся на палубе, скажем, быстроходного современного лайнера - либо ночью при слабом свете луны, либо в тумане, либо у самой линии горизонта – может быть по ошибке принято за корабль-призрак.. Что касается более экзотических гипотез вроде окон в параллельные миры или временных тоннелей, то рассмотрение их в рамках данной статьи не представляется возможным. Не потому, что они не заслуживают такового, а потому, что тема эта слишком многопланова, чтобы затрагивать её мимоходом.
7. «Послушаем старого моряка…»
Вернёмся, однако, к легенде. Итак, биография португальского мореплавателя Бартоломеу Диаша представляет её нам почти «в готовом виде». Но… имеется одно «но»: на момент гибели Диаша такого государства, как Голландия, вообще не было на карте Европы. Когда же, как и почему католик-португалец стал протестантом-голландцем?
«История умалчивает», но элементарная логика подсказывает такую последовательность событий. Голландцы идут к югу Африки и далее – в Азию по путям, проложенным португальцами, ведя с теми борьбу за территории и акватории – при этом, как всегда происходит, перенимают опыт своих предшественников и конкурентов и в значительной степени традиции и обычаи их мореходов, включая матросские россказни, суеверия и предрассудки – в частности, связанные с мысом Доброй Надежды (6). Постепенно, по мере приобретения жителями «страны тюльпанов» собственного опыта дальних океанских плаваний, этот фольклор развивается и наполняется уже иным, собственно голландским содержанием, сохраняя, тем не менее, некоторые элементы своей первоосновы.
Разобравшись, насколько это в наших силах, с корнями легенды, попробуем изложить её в первоначальном, «каноническом» виде: так, как её могли бы полушёпотом рассказывать в портовых кабаках подвыпившие «сыны волн» (7). Возьмём за основу текст «Секретного фарватера» Платова, заменив в нём, исходя из сделанных нами выводов, мыс Горн на мыс Доброй Надежды.
«Историю эту, очень старую, некоторые считают враньём, другие готовы прозакладывать месячное жалованье и душу в придачу, что в ром не подмешано ни капли воды.
Итак, рассказывают, что однажды некий голландский капитан захотел обогнуть мыс Доброй Надежды. Дело было поздней осенью, а всякий знает, что там в ту пору дуют непреодолимые злые ветры. Голландец зарифливал паруса, менял галсы, но ветер, дувший в лоб, неизменно отбрасывал его назад. Он был лихой и опытный моряк, однако величайший грешник, к тому же ещё упрямый, как морской чёрт. По этим приметам некоторые признают в нём капитана Ван-Страатена из Дельфта. Иные, впрочем, горой стоят за его земляка Ван дер Деккена. Оба они жили лет 300 назад, любили заглянуть на дно бутылки, а уж кощунствовали, говорят, так, что, услышав их, киты переворачивались кверху брюхом.
Вот, стало быть, этот Ван-Страатен, или Ван дер Деккен, совсем взбесился, когда встречный ветер в пятый или шестой раз преградил ему путь. Он весь затрясся от злости, поднял кулаки над головой и прокричал навстречу буре такую чудовищную божбу, что тучи, не вытерпев, сплюнули в ответ дождём. Мокрый от макушки до пят, потеряв треугольную шляпу, Голландец, однако, не унялся. Костями своей матери он поклялся хоть до Страшного Суда огибать мыс Доброй Надежды, пока, наперекор буре, не обогнёт его! И что же? Голландец был тут же пойман на слове! Бог осудил его до скончания веков мотаться по морям и океанам, никогда не приставая к берегу! А если он все-таки пытался войти в гавань, то сразу же что-то выталкивало его оттуда, как плохо пригнанный клин из пробоины.
Господь бог наш, между нами будь сказано, тоже из упрямцев! Если ему втемяшится что-либо в голову, попробуй-ка — это и буксиром не вытащишь оттуда!
Вот, стало быть, так оно и идет с тех пор. Носится Летучий Голландец взад и вперёд по морям. Ночью огни святого Эльма дрожат на топах его мачт, днём лучи солнца просвечивают между рёбрами шпангоутов. Корабль — совсем дырявый от старости — давно бы затонул, но волшебная сила удерживает его на поверхности. И паруса всегда полны ветром, даже если на море штиль и другие корабли лежат в дрейфе.
Встреча с Летучим Голландцем неизменно предвещает кораблекрушение! Пусть под килем у вас хоть тысяча футов и ни одной банки на сотни миль вокруг — камушки у Летучего всегда найдутся! Ещё бы! Нрав-то не улучшился у него за последние столетия. Да и с чего бы ему улучшиться?..
Но, после того как господь бог наш придержал Голландца за полы кафтана у мыса Доброй Надежды, старик уже не отваживается дерзить небесам. Теперь он срывает зло на своём же брате, на моряке.
Мёртвый завидует нам, живым! Мёртвые завистливы, поверьте мне! А Летучему вдобавок до смерти надоела эта канитель. Который год, как неприкаянный, болтается он между небом и землёй. Вот со зла и подстерегает моряков где-нибудь у камней. Может попасться вам на глаза и в шторм и в штиль, вылезти под утро из тумана, появиться далеко на горизонте либо выскочить рядом, как выскакивает из воды поплавок от рыбачьих сетей.
Иной раз он показывается даже в солнечный день. И это, говорят, страшнее всего! Прямо по курсу замечают слабое радужное мерцание, как бы световой смерч. Он быстро приближается, уплотняется. Глядите: это призрачный корабль, который в брызгах пены переваливается с волны на волну!
Тут, пожалуй, взгрустнется, а? Только что его не было здесь, и вот он — на расстоянии окрика, виден весь от топа мачт до ватерлинии. Корма и нос приподняты, с высокими надстройками, как полагалось в их семнадцатом столетии, по бортам облупившиеся деревянные украшения. И на гафеле болтается флаг, изорванный до того, что невозможно определить, какой он нации.
А что ещё тут определять? Могильным холодом сразу потянуло с моря, словно бы айсберг поднялся из пучины вод!
Шкипер, остолбенев, смотрит на компас. Что это случилось с компасом? Корабль меняет курс сам по себе! Но его не сносит течением, и в этом районе нет магнитных аномалий, а ветер спокойный, ровный бакштаг. Это призрак, пристроившись впереди, повел следом за собой. Румб за румбом уводит корабль от рекомендованного курса.
По реям побежали матросы, убирая паруса! Боцман и с ним ещё несколько человек сами, без приказания, бросились на помощь рулевому, облепили со всех сторон штурвал, быстро перехватывают спицы, тянут, толкают изо всех сил! Ноги скользят по мокрой палубе.
Нет! Не удержать корабль на курсе! Продолжается гибельный поворот!
И всё быстрей сокращается расстояние между вами и вашим мателотом (8).
Можно уже различить лица людей, стоящих на реях и вантах призрачного корабля. Но это не лица — черепа! Они скалятся из-под своих цветных головных повязок и сдвинутых набекрень маленьких треуголок. А на шканцах взад и вперёд, как обезьяна в клетке, прыгает краснолицый капитан.
Полюбуйтесь на него, пока есть время!
Наружность Летучего Голландца описывают так. Будто бы просторный коричневый кафтан на нем, кортик болтается на поясе, шляпы нет, седые космы стоят над лысиной торчком. Голос у него зычный, далеко разносится над морем. Слышно, как он подгоняет своих матросов, грозится намотать их кишки на брашпиль, обзывает костлявыми лодырями и тухлой рыбьей снедью.
Поворот закончен. Рулевой бросил штурвал, закрыл лицо руками. Впереди, за бушпритом, в паутине рей, увидел неотвратимо приближающуюся белую полосу, фонтаны пены, которые вздымаются и опадают. Это прибой! И будто лопнул невидимый буксирный трос. Видение корабля рассеивается, как пар. Летучий Голландец исчез. Слышен скрежещущий удар днища о камни. И это последнее, что вы слышите в своей жизни...
Надо вам, пожалуй, рассказать еще о письмах.
Бывают, видите ли, счастливчики, которым удаётся встретить Летучего Голландца и целехонькими вернуться домой. Однако случается это редко — всего два или три раза в столетие.
Ночью на параллельном курсе возникает угловатый силуэт, причём так близко, что хоть выбрасывай за борт кранцы. Всех, кто стоит вахту, мгновенно пробирает озноб до костей.
Ошибиться невозможно! От чёрта разит серой, от Летучего тянет холодом, как из склепа.
Простуженный, хриплый голос окликает из тьмы:
— Эй, на судне! В какой порт следуете?
Шкипер отвечает, еле ворочая языком, готовясь к смерти. Но его лишь просят принять и передать корреспонденцию. Отказать нельзя: это закон морской вежливости. И потом – попробуй-ка, откажи ТАКИМ! Разозлишь – мало не покажется.
На палубу плюхается брезентовый мешок. И сразу же угловатый силуэт отстает и пропадает во мгле.
Ну, сами понимаете, во время рейса команда бочком обходит мешок, словно бы тот набит раскалёнными угольями из самой преисподней. Но там письма, только письма... По прибытии в порт их вытаскивают из мешка, сортируют и, желая поскорее сбыть с рук, рассылают в разные города. Адреса, заметьте, написаны по старой орфографии, чернила выцвели!
Письма приходят с большим опозданием и не находят адресатов. Жёны, невесты и матери моряков, обречённых за грехи своего сварливого упрямца-капитана скитаться по свету, давным-давно умерли, и даже след их могил потерян.
Но письма приходят и приходят...
Некоторые даже считают всё это враньем, как я уже говорил вам. Другие, однако, готовы прозакладывать месячное жалованье и душу в придачу, что в ром не подмешано и капли воды...»
Вот так, и никаких убитых женихов и утопившихся из боязни изнасилования невест.
Теперь перейдём к уточнению деталей, к которым так наплевательски относится Г.Вербински, и зададимся тремя вопросами:
1) Как выглядел Летучий Голландец?
2) Что представлял собой корабль Летучего Голландца?
3) Каких реальных исторических персонажей (если таковые есть) можно считать прототипами Летучего Голландца?
8. Капитан-призрак и его корабль
Для начала отметим, что Летучий Голландец никогда и никем, кроме незабвенного Гора, не отождествлялся с таким персонажем английского матросского фольклора, как «морской чёрт» Дэви Джонс. А посему мы можем сразу же отбросить за ненадобностью тёмно-зелёную лягушачью кожу, растущие из подбородка щупальца и руки-клешни.
Молодой на вид мужчина героической наружности, облачённый в чёрное, с горящими страстью глазами и печатью неизбывных страданий на неестественно бледном челе вполне подходит для иллюстраций к книге Гейне и экранизаций оперы Вагнера (см., например, западногерманскую 1975 г, режиссёр Вацлав Кашлик), но «каноническая» версия, лишённая романтических украшений, рисует скорее самоуверенного, деспотичного и притом грубого и неотёсанного «морского волка» (необязательно в полном смысле слова злодея) низкого происхождения, возможно, промышлявшего работорговлей (что по законам и нравственным нормам его времени не считалось злодеянием – вспомним, чем зарабатывал на жизнь на момент крушения его корабля небезызвестный Робинзон Крузо!), и, вероятно, выбившегося в капитаны уже в среднем возрасте. Поэтому портрет, нарисованный Л.Платовым, (см. выше), можно, наверное, принять без возражений.
Не станем тратить время на доказательство самоочевидной истины, что на сколь угодно сказочном, но придуманном 4 - да хоть бы и 3! - столетия назад корабле не могло быть ни гаубиц, ни пулемётов, ни скорострельных пушек. Любому нормальному человеку это понятно без всяких доказательств, а спорить с кинохалтурщиком, герои поделки которого в XVII, в лучшем случае – начале XVIII в плавают на трёхдечных линейных кораблях конструкции конца последнего (что выглядит примерно так же, как наличие в составе сражавшейся с японцами в Цусимском бою русской тихоокеанской эскадры авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов») или рьяными поклонниками такой продукции – дело заведомо бестолковое. Вернёмся к записи в дневнике будущего короля Георга V, где увиденное им «на левом крамболе» судно классифицируется как бриг. Если это действительно был бриг, то мог ли он быть кораблём Летучего Голландца?
Теоретически – да. Строительство бригов – 2-хмачтовых судов с прямым парусным вооружением – началось как раз в XVII столетии. Бриги и их разновидности – шнявы использовались для торговых перевозок по Северному и Балтийскому морям, водам Ла-Манша и Бискайского залива, в Средиземном и Чёрном морях, между европейскими факториями и колониальными поселениями в Африке, Азии и Америке. Известны и дальние океанские, и даже кругосветные плавания с участием бригов – например, осуществлённое с чисто научными целями плавание лейтенанта российского императорского флота Отто Евстафьевича Коцебу на «Рюрике» в 1815 – 1816 г.
Однако ж…
Ряд неоднократно и разными авторами повторяемых подробностей истории даёт основания усомниться в том, что Летучий Голландец командовал бригом. Во-первых, примем во внимание время действия легенды. Коцебу совершил своё плавание в начале XIХ в – к тому времени конструкция судов этого типа сильно видоизменилась, а мореходные качества существенно улучшились. В конце предыдущего столетия бриги превратились фактически в двухмачтовые корветы, т.е. увеличились и их размеры, и площадь парусности, а следовательно, основательно возросла скорость хода. Именно с этого времени, судя по имеющимся источникам, такие суда начинают чаще посылать в по-настоящему дальние плавания. Но, заметим, даже тогда отправки бригов в кругосветные путешествия представляли собой скорее исключения из общего правила и объяснялись обычно ограниченностью имевшихся в распоряжении организаторов таких предприятий финансовых средств (экспедиция того же Коцебу снаряжалась не за счёт государственной казны, а на частные пожертвования известного мецената графа Николая Петровича Румянцева). Аналогично обстояло дело и с торговыми судами, ходившими из Европы в Африку, Азию или, допустим, через Атлантику в Америку: коммерсанты приобретали или фрахтовали для этой цели двухмачтовики только если не могли позволить себе что-то получше или старались сэкономить деньги.
Тем более это относилось к XVII столетию, когда бриги ещё только-только входили в употребление. В военных флотах вплоть до XIХ в их относили к т.н. «шестому рангу», т.е. к малым судам, используемым при эскадрах для разведывательной, дозорной и курьерской службы (причём даже в этом ранге они ставились ниже трёхмачтовиков – корветов и шлюпов), реже – для крейсерства. В качестве торговых парусников они ходили, как указывалось выше, либо в сравнительно непродолжительные плавания (например, из Северного моря в Балтийское или наоборот), либо не отдаляясь существенно от берегов (например, построенные в Индокитае из местных пород дерева – от голландских Зондских островов к испанским Филиппинам ). Использование могущественной голландской Ост-Индской компанией, монополистом в торговле со странами Востока, бригов для регулярных коммерческих перевозок между Нидерландами и Азией представляется по меньшей мере проблематичным.
Есть ещё один немаловажный момент, который фактически исключает бриг – это так называемый человеческий фактор. Судя по легенде, Летучий Голландец до произнесения своей совершенно безумной клятвы вёл себя в море достаточно разумно и принимал вполне адекватные решения (иначе он не дожил бы до преклонных лет или не вышел в капитаны). Чтобы пользовавшийся авторитетом и доверием солидных негоциантов мореход предпринял не то что 5-6, а хотя бы одну попытку идти на маленьком бриге против встречного штормового ветра – просто невероятно. Не самоубийца же он, в самом деле! Даже действовавший с немецкой рациональностью и отнюдь не стремившийся меряться силами со стихиями Коцебу, будучи застигнутым штормом 13 апреля 1817 г (на пути к острову Уналашка в центральной части Алеутского архипелага), получил надолго уложившую его в постель травму груди и вообще чуть не утонул вместе со своим «Рюриком».
Относительно свидетельства принца Уэльского, логично предположить, что он разглядел у проходившего вблизи судна парусное вооружение брига ХIХ, а отнюдь не XVII в – и следовательно, то судно не могло принадлежать Летучему Голландцу, как говорится, по определению.
Совсем уж нелепым выглядит термин «шхуна», употребляемый во многих выложенных в интернете текстах и любительских видеороликах. Авторы таких, как это сейчас называется, «презентаций», по выражению одного заслуженного литератора, «смутно пишут о том, что смутно себе представляют». На самом деле до конца ХIХ в, когда американцы наладили широкомасштабное строительство крупнотоннажных грузовых шхун (впрочем, тоже ходивших преимущественно в архипелагах и замкнутых акваториях), суда эти почти никогда не служили на трансокеанских путях: их применение ограничивалось рыболовством, патрульной и посыльной службой и каботажными перевозками. Как судно исключительно или по большей части с косым парусным вооружением, шхуна имеет ряд преимуществ перед «сквэр-риггером» (square-rigger - корабль с прямыми парусами): в частности, она маневренней, легко переходит на другой галс. Но эти достоинства перевешивает один недостаток, делающий её прямо-таки опасной для экипажа в открытом море с попутными ветрами и при большом волнении – она очень рысклива и плохо удерживается на курсе. Таким образом, есть все основания полагать, что и корабль Летучего Голландца имел прямое парусное вооружение.
Если мы, в противоположность Гору Вербински, будем строго придерживаться «принципа историзма», то нам останется выбирать фактически между двумя типами морских судов: галеон и флейт. С галеоном всё более или менее понятно: сконструированный венецианскими корабелами в самом начале XVI в на базе большой парусно-гребной галеры, он довольно быстро избавился от вёсел и уже ко второй половине столетия широко распространился не только по всему Средиземноморью, но и далеко за его пределами. Суженный бак и удлинённая форма корпуса обеспечивали этому типу судна повышенную остойчивость, хорошую маневренность и большую скорость (за счёт уменьшения сопротивления воздуха движению). Наиболее крупными были испанские «манильские» галеоны, ходившие по Тихому океану между Мексикой и Филиппинами - их водоизмещение достигало 2 тыс.т. Конечно, в XVII, когда галеоны уже в какой-то степени устарели (хотя они использовались ведущими морскими державами и столетие спустя), голландский корабль такого типа вряд ли мог бы сравниться размерами с тихоокеанскими гигантами – логичнее предположить, что Летучий Голландец богохульствовал на шканцах галеона средней величины водоизмещением 500 т или меньше.
Что касается флейтов, то это – торговые суда чисто голландского происхождения, которые строились в больших количествах в тех же XVI – XVIII вв (но, в отличие от галеона, преимущественно в двух последних). Первый флейт сошёл со стапелей в 1595 г в тогдашней столице европейского судостроения - голландском городе Хорне в живописном заливе Зейдер. Эти трёхмачтовые суда отличались высокой скоростью, превосходными мореходными качествами и сравнительной простотой управления. Парусное вооружение их состояло из прямых парусов на фок- и грот-мачте, крюйселя (верхнего прямого паруса) и латинской бизани на бизань-мачте и двух шпритселей (блинда и бом-блинда) (9) на бушприте.
Флейты создавались с использованием ряда конструкционных инноваций, а именно:
- длина судна в 6 раз превышала ширину, что значительно снижало сопротивление воздуха и позволяло выдерживать напор сильного встречного ветра (!);
- применение составных мачт, что значительно упростило процесс ремонта рангоута и замены сломанных его частей;
- укороченные реи, что способствовало сужению паруса и упрощению работы с ним;
- именно на флейтах впервые в истории тяжёлый и громоздкий румпель был заменён на штурвал (рулевое колесо), что колоссально облегчило перекладку руля;
- необычная форма корпуса, расширявшегося к ватерлинии, при довольно высоко приподнятых бортах. Такой корпус с «грушевидным» поперечным сечением не только увеличивал устойчивость судна, но и обеспечивал, как ни странно, экономическую выгоду. В то время в некоторых странах Европы пошлину рассчитывали, исходя из площади верхней палубы, а так как у флейта она была меньше, чем площадь горизонтального сечения трюма, то и таможенная пошлина была небольшой – при достаточно большом объеме перевозимых товаров.
Грузоподъемность среднестатистического голландского флейта достигала 400 тонн, ширина судна составляла 6,5 м, а длина - 40 м; на борту могло быть размешено до 20 пушек для защиты от пиратов.
Конечно, сравнительно малогабаритный и лишённый броских украшений военных парусников «купец» выглядит в роли устрашающего корабля-призрака куда менее эффектно, чем грозный 1000-тонный галеон с тремя орудийными палубами и какой-нибудь чертовщиной на выдающемся вперёд форштевне. Но для «мнима», совершающего мысленное путешествие в «описываемое прошлое» и стремящегося максимально проникнуться колоритом страны и эпохи, флейт – безусловно, то, что надо.
9. Небольшое историческое расследование
Но как же всё-таки обстоит дело с историческими прототипами? Были ли ещё другие, помимо в общем-то чуждого голландским морякам XVII в португальца Бартоломеу Диаша?
Поскольку бОльшая часть знаний о Летучем Голландце почерпнута нами не у историков, а у писателей, давайте снова обратимся к литературным произведениям. Зададимся вопросом: когда и кем словосочетание «летучий голландец» (всё равно - в применении ли к судну, к его ли капитану) было впервые употреблено в печати?
В 1790 г Джон МакДональд в своей книге «Путешествия в различные части Европы, Азии и Африки в течение 30 лет и впоследствии» (Travels in various part of Europe, Asia and Africa during a series of thirty years and upward) вскользь упомянул о видении, досаждавшем жителям колонии у мыса Доброй Надежды:
«Штормило так сильно, что, по словам моряков, они увидели Летучего Голландца. У всех на слуху история о том, как сей страдавший от непогоды Голландец объявился у Мыса и хотел войти в гавань, но не смог получить лоцмана, который провёл бы его, и пропал, и что с тех пор он видится местным жителям в очень плохую погоду».
Это и был, насколько сегодня известно, первый случай, когда выражение «летучий голландец» появилось в печатном тексте. Но, будучи малозначительным в контексте повествования МакДональда, оно не привлекло к себе особого внимания, в отличие от второй – получившей намного более широкую известность – авторской отсылки к бывшему уже в конце столетия «у всех на слуху» поверью.
В том же 1790-м ирландский вор-карманник Джордж Баррингтон был сослан в Австралию для отбывания назначенного ему судом наказания. Выйдя на свободу через несколько лет, он написал и в 1795 г опубликовал книгу «Отчёт о путешествии в Новый Южный Уэльс» (An Account of A Voyage to New South Wales), в которую включил рассказ о двух голландских кораблях. Один из этих кораблей якобы погиб со всем экипажем во время шторма у мыса Доброй Надежды; другой же, шедший вместе с первым, благополучно достиг Европы, но во время следующего плавания по тому же маршруту снова попал в шторм, и его команда какое-то мгновение видела погибший в предыдущем рейсе корабль рядом со своим собственным. Баррингтон не привёл ни названий, ни дат, но отметил, что с тех пор моряки всегда, вспоминая тот «воскресший» корабль, называли его Летучим Голландцем.
В литературе наиболее распространены два варианта идентификации капитана-призрака: чаще всего его отождествляют либо с Бернардом Фокке, либо с Генриком Ван дер Деккеном. Другие варианты (Ван Страатен, фон Фалькенберг…) обнаруживаются значительно реже.
Бернард Фокке – такая же реальная фигура, как Бартоломеу Диаш. Хотя этот мореход XVII в и не прославился чем-либо, сопоставимым по значимости с открытием пути из Атлантики в Индийский океан, он тоже приобрёл достаточно широкую известность – по крайней мере, среди коллег-моряков и в торговых кругах. Фокке был капитаном, работавшим на голландскую Ост-Индскую компанию, и удивлял знающих людей тем, что на плавание из Голландии к острову Ява и обратно (т.е. мимо мыса Доброй Надежды) у него уходило гораздо меньше времени, чем у других. Трудно сказать, как ему удавалось добиваться таких результатов: некоторые морские историки полагают, что Фокке заменил на своём корабле деревянные реи на железные, что позволяло ему идти под всеми парусами даже при ветрах, которые заставляли моряков на судах с менее прочными деревянными реями брать рифы и, соответственно, уменьшать скорость хода. Во всяком случае, именно эта казавшаяся суеверным обывателям «сверхъестественной» быстрота осуществлявшихся Фокке перевозок стала причиной сплетен о продаже им своей души дьяволу.
Он родился в 1600 г и, судя по записям в сохранившихся судовых журналах, совершил самый быстрый свой переход по вышеуказанному маршруту в 1678 г, т.е. мореходный стаж его был очень велик. Рассказывали, что и погиб он в море, но точная информация о том, где и когда это случилось, отсутствует. В ряде книг, посвящённых морскому фольклору, можно найти утверждения, что Фокке утонул вместе со своим кораблём и командой во время шторма у мыса Доброй Надежды, но никаких документов, подтверждающих это, не было найдено – как нет и каких-либо свидетельств о произнесённой им перед смертью кощунственной клятве или о том, что при жизни Фокке его называли Летучим Голландцем. Кроме того, он умер за сто лет до появления этого выражения в книге МакДональда. Таким образом, представляется вероятным, что отождествление Фокке с Летучим Голландцем имело место уже после смерти капитана – возможно (и скорее всего) даже не в XVIII в. Но это удачное отождествление, по крайней мере, с точки зрения тех, кто ищет в истории аналог одержимого дьявольской гордыней морехода, по воле которого корабль несётся навстречу буре на всех парусах, когда другие суда опасливо жмутся к берегу. Фокке, каким мы его знаем, соответствует этому образу практически стопроцентно.
Его современником был Генрик Ван дер Деккен – ещё один капитан голландской Ост-Индской компании. Об этом навигаторе сегодня известно только, что он утонул в море в 1641 г (по некоторым источникам – в 1680-м, но записи Капской колонии, основанной голландской Ост-Индской компанией в Южной Африке в 1652 г, не содержат никаких упоминаний о нём, поэтому 1641 г представляется более вероятным). Сведений о том, где именно произошла катастрофа, нет (если не считать таковыми, мягко говоря, неконкретные варианты «локализации» вроде «где-то между Азией и Голландской республикой»).
Разумеется, в те годы капитаны часто погибали или пропадали без вести, и имена большинства из них давным-давно забыты. Ван дер Деккен избежал общей участи и остался в истории мореплавания лишь благодаря британскому новеллисту (и тоже капитану) Фредерику Марриэту, который в 1839 г написал имевший большой успех роман «Призрачный корабль» (“The Phantom Ship”) и дал одному из его персонажей имя Виллем Ван дер Деккен. В книге это – капитан судна-призрака, отец главного героя романа, и, судя по некоторым деталям, имеется в виду именно тот Ван дер Деккен, о котором повествуют записи голландской Ост-Индской компании. Но если вспомнить написанный за 18 лет до «Призрачного корабля» рассказ Генриха Гейне (см. выше), то становится ясно, что и до Марриэта фамилию «Ван дер Деккен» соединяли с образом Летучего Голландца. Вопрос о том, кто и когда впервые употребил её в контексте легенды, вероятно, так и останется без ответа. Скорее всего, это произошло в одной из моряцких баек, где, как нередко бывает с произведениями «устного народного творчества», были запечатлены два реальных события: памятная голландским мореплавателям XVII в гибель капитана Генрика Ван дер Деккена и происшествие столетней давности, сведения о котором дошли до голландцев в искажённом многолетними сплетнями и пересудами виде - бесследное исчезновение Диаша с его кораблём у мыса Доброй Надежды в 1500 г.
10. Подведём итоги?
Чтобы более или менее прояснить общую картину, попробуем вспомнить всё уже нам известное и приведём ниже хронологию событий, в реальности которых сомневаться не приходится.
1488 г – португалец Бартоломеу Диаш первым из европейских мореплавателей обошёл южную оконечность Африки и достиг мыса, получившего название Доброй Надежды, чем дал пищу для слухов о своём сговоре с дьяволом, якобы поспособствовавшим его успеху.
1500 г – Бартоломеу Диаш, его корабль и весь экипаж пропали без вести у мыса Доброй Надежды во время второго плавания к берегам Южной Африки, что, в комбинации с ранее ходившими о Диаше слухами, породило легенду о капитане-призраке, обреченным до Судного дня пытаться обогнуть мыс Доброй Надежды.
1641 г – капитан голландской Ост-Индской компании Генрик Ван дер Деккен погиб в море при обстоятельствах, погибших для письменной истории.
1678 г – капитан голландской Ост-Индской компании Бернард Фокке установил, как выразились бы сегодня, рекорд скорости перехода для парусных судов на маршруте Нидерланды – Ява, чем заслужил репутацию продавшего душу сатане и, возможно, своё ныне широко известное прозвище.
1790 г – писатель Джон МакДональд впервые упомянул в книге корабль-призрак, называемый моряками Летучим Голландцем.
1795 г – писатель Джордж Баррингтон рассказал о Летучем Голландце в книге, которая привлекла к этой истории внимание широкой читающей публики.
1821 г – опубликован рассказ писателя Генриха Гейне «Послание Ван дер Деккена домой», где образ Летучего Голландца соединяется с фамилией реально существовавшего капитана.
1839 г – писатель Фредерик Марриэт создал роман, посвящённый призрачному кораблю и прОклятому капитану Ван дер Деккену, чем спас Генрика Ван дер Деккена от забвения и навсегда закрепил за ним прозвище Летучий Голландец.
1840 г – вдохновленный сочинением Гейне Рихард Вагнер создал оперу “Der Fliegende Holländer”, обеспечив легенде о Летучем Голландце вечную жизнь и непреходящую популярность.
Помимо упомянутых в статье авторов было, разумеется, и много других, так или иначе затрагивавших тему – например, Вашингтон Ирвинг, Эдгар Аллан По, - и несчётное количество «задокументированных» показаний свидетелей явлений Голландца – во времена Марриэта и впоследствии.
Но даже привлечение этой информации не поможет заполнить два самых больших и подозрительных пробела в нашей хронологии – в 141 год между гибелью (не исключено, что в одних и тех же водах) португальца Диаша и голландца Ван дер Деккена (а именно в этом временном интервале главный персонаж легенды поменял и национальность, и конфессию) и в 112 лет между рекордом Бернарда Фокке и первым появлением на бумаге выражения «Летучий Голландец». В то время, когда МакДональд и Баррингтон писали свои книги, голландская Ост-Индская компания находилась в процессе самоликвидации – чему предшествовал полувековой период её стагнации и упадка. Но до этого были целых 2 столетия процветания, флаг Нидерландов можно было встретить во всех океанах нашей планеты, а в Индийском он вообще стал обычным явлением, поскольку проходивший мимо мыса Доброй Надежды торговый путь из Европы в Южную Азию имел и для Компании, и для страны в целом не просто важное, а, можно смело сказать, первостепенное значение.
На протяжении XVII в, когда всего лишь за 20 лет имели место три англо-голландских войны на море, когда в Нидерландах было построено 10 000 кораблей – половина их тогдашнего общего количества в океанах мира, - и большинство из них ходили по одному и тому же маршруту в Азию и обратно, наверняка появилось множество историй, представлений и домыслов, которые, в их массе, так и остались незаписанными. Поэтому приходится констатировать, что мы никогда не узнаем, подразумевался ли изначально под Летучим Голландцем Бернард Фокке, Генрик Ван дер Деккен, корабль, какой-нибудь другой капитан – например, Ван Страатен, - или же эта легенда была просто позаимствована у португальцев без привязки к каким-либо фактам из собственной истории.
Корабли уходили в плавания и тонули, капитаны жили и умирали, океан демонстрировал силу и враждебность людям и скрывал под своими волнами много неизведанного и потому страшного, а бывалые моряки рассказывали юнгам, матросам-первогодкам и просто любопытствовавшим сухопутным обывателям леденящие душу истории, в которых собственные впечатления, суеверия и предубеждения мешались с фрагментами слышанных «из сотых уст» стародавних сказаний. И это очень напоминает современные телепередачи, материалы в интернете и публикации в журналах и газетах, воспроизводящие интервью с офицерами и матросами военных и торговых флотов, пилотами, спортсменами-подводниками, исследователями морских глубин, не говоря уже о всевозможных «пассажирах», «туристах» и прочих «случайными свидетелях», где речь идёт о Бермудском треугольнике, неопознанных подводных объектах, «квакушках», сбивающих с толку корабельных гидроакустиков, доисторических морских чудовищах и даже русалках.
Мы по-прежнему знаем о Мировом океане гораздо меньше, чем не знаем, и никуда не делось желание человека, столкнувшегося, так или иначе, с чем-то необычным, непонятным, необъяснимым на основе «житейского опыта» поделиться увиденным и(ли) пережитым с другими. Отличие нашего века от XVII-го состоит - в этом отношении - лишь в наличии СМИ и привычных для нас технических средств, которые могут зафиксировать такие рассказы и сохранить их для потомков. Владимиры ажажи (10) 400-летней давности могли достичь своей цели только в непосредственном общении – будь то беседа в кабаке за кружкой рома, на палубе судна с пассажирами или в матросском кубрике.
Так что если вы сами когда-нибудь окажетесь в море в штормовую ночь, и «морская болезнь» не загонит вас в каюту или другое место необходимого уединения, можете быть уверены - и вы тоже услышите немало интересного!
ПРИМЕЧАНИЯ:
(1) – Лицо, совершающее силой мысли путешествия во времени и пространстве – например, писатель-фантаст (см. трилогию А.П.Казанцева «Клокочущая пустота»)
(2) – Толчком к написанию всего вышеприведённого послужила просьба одной моей студентки рассказать ей о Летучем Голландце. Поскольку она уже посмотрела на тот момент все 3 серии «Пиратов», тот факт, что даже таким Горам (не будем уточнять, чего), как Вербински, не удаётся убить любопытство навсегда и во всех, меня сильно обнадёжил.
(3) - «А может быть, корова…» - в данном случае не цитата, а шутка.
(4) - – Для тех, кто не знает или забыл: дилогия о Ветлугине («Архипелаг исчезающих островов» + «Страна семи трав»)
(5) - Толстый короткий брус в виде консоли, выступающий за борт.
(6) - Здесь будет уместной аналогия с Россией конца XVII в - начала XVIII в, когда царь Пётр I, научившийся корабельному делу в Голландии, создавал собственный военный флот. Тогда у голландцев заимствовались не только терминология и униформа, но и морские поверья, и связанные с ними ритуалы.
(7) – Цитата, см. песню “Heart of Oak”, сл. Дэвида Гаррика, 1759, известную у нас по фильму 1941 г “That Hamilton Woman” (в русском переводе - «Леди Гамильтон»):
Come, cheer up, my lads, 'tis to glory we steer,
To add something more to this wonderful year;
To honour we call you, as freemen, not slaves,
For who are as free as the sons of the waves?
(8) - Соседний корабль в строю; в зависимости от местоположения в нём различают передний, задний, левый и правый мателоты. В данном случае – корабль, идущий впереди.
(9) – Шпритсель (блинд) – прямой парус, прикреплявшийся к бушприту либо снизу, либо – до середины ХVIII в – сверху; в последнем случае ставился на блинд-стеньге (специальной короткой вертикальной мачте). Шпритсели вышли из употребления в ХIХ в.
(10) – Ажажа, Владимир – известный российский уфолог, публицист, офицер-подводник в отставке.