- Саша! Подожди меня! – вздрагиваю.
Накатывают воспоминания. Я снимаю с плиты сковороду, чтобы не сгорела утренняя яичница, и подхожу к окну. Из подъезда выскакивает полноватый мальчишка в бейсболке и бежит к дальнему углу дома, где его поджидает приятель. В школу спешат, наверное. Точно также как мы когда-то.
С Сашкой мы дружили с детства, не разлей вода. Жили в одном дворе, учились в одной школе, правда, не в одном классе. Я даже не помнил времени, когда его рядом со мной еще не было. Хотя придумать двух более непохожих людей было сложно. Ничего общего, вот разве что имя – два Александра. Один светлый коренастый с открытым взглядом светло-голубых глаз, другой худощавый и высоченный с темными волосами и хмурыми карими глазами. Да и по характеру он был моей полной противоположностью: открытый, добрый, очень эмоциональный. Может, на той непохожести наша дружба и держалась?
Наблюдаю, как парнишка в бейсболке подбегает к другу, и оба двигаются дальше. Сашка тоже часто выходил чуть позже, и также кричал через весь двор:
- Сашка! Подожди меня!
Оттого и сегодня я вздрогнул, услышав до боли знакомую фразу, оставшуюся в далеком прошлом. Сашка погиб больше двадцати лет назад. Погиб глупо и самоотверженно.
Наша юность пришлась на лихие девяностые, да и жили мы в весьма неспокойном районе. Ну, многие помнят реалии того времени: стрелки, разборки, двор на двор, район на район. Все, как у взрослых, только жестче, грязнее и бессмысленнее.
И на одну из таких разборок какой-то дебил, кто именно, потом так и не нашли, да особо и не искали, время такое было, притащил охотничье ружье. И вот моя вечная удача: стрелял этот дебил именно в меня. Сашка увидел это первым и бросился между мной и стволом.
Вот где сказалась разница в росте. Мне бы выстрел пришелся в грудь, какие никакие, а шансы выжить были бы, ему – в голову, тут уж без вариантов.
Друзья познаются в беде, там и теряются. Будет ли у меня еще столь же верный друг? Смог бы кто-то из тех, кто окружает меня сейчас, поступить так же? Если честно, проверять мне не хочется. Лучше уж не знать, чем узнать и потерять.
Смог бы я ради кого-нибудь также кинуться под пулю? Таких вопросов себе лучше вообще не задавать.
Мальчишки во дворе скрылись из виду. Я гляжу на часы.
- Черт! – ругательство вырывается само собой. Позавтракать я уже не успеваю. Подхватив контейнер с обедом в одну руку, а телефон в другую, я выскакиваю в коридор.
А может, ну ее, работу эту? Давненько я на Сашкиной могиле не был. А ведь когда-то чуть ни каждую неделю приезжал, все старался продлить дружбу. Хоть так, хоть монологами над гранитной плитой. Тут и ехать недалеко.
Нет, нельзя. Деньги сами себя не заработают, а с финансами у меня нынче совсем туго. Так что сегодня арбайтен, а к Сашке на выходных сгоняю. Контейнер в сумку, телефон в карман, сунуть ноги в туфли и бегом на маршрутку. Еще чуть-чуть и опоздаю.
Выскочив из подъезда, я запинаюсь о подвернувшийся под ноги камешек. Снова ругнувшись, бодрым шагом иду через двор. Спину жжет, словно в нее всверливается чей-то недовольный взгляд. Ощущение столь явное, что я не выдерживаю, оборачиваюсь. Двор абсолютно пуст. Даже странно, обычно по утрам здесь куда многолюднее.
Бросаю взгляд на часы. Нужно торопиться, вот-вот подойдет мой автобус. Конечно, через пять минут будет еще один, только он, обычно, уже собирает все пробки. Даже если на работу не опоздаю, настроение будет изрядно подпорчено. Ускоряю шаг. А ощущение взгляда, сверлящего спину, не отпускает. Чертовщина какая-то. Борюсь с искушением поплевать через левое плечо.
Вот уже и угол дома, за которым видна остановка. И морда нужного мне автобуса, придется бежать. Или ну его? Подумаешь, в пробках проедусь, досплю чутка. Что-то раскис я сегодня. Давай, Саня, поднажми.
- Сашка! Подожди мня!
Замираю с занесенной над асфальтом ногой. Это не может быть он. Он погиб давным-давно. Но голос похож до боли. Похож настолько, что я невольно оборачиваюсь снова. Пусто! Никого! Да что же это творится со мной сегодня?
На автобус я, конечно, не успеваю. Когда я вновь поворачиваюсь к остановке, он уже отъезжает от нее. Нет, все еще можно побежать, быть может, водитель увидит меня в зеркало заднего вида и остановится. Нет уж, хватит с меня на сегодня спешки. В конце концов, ждать придется не больше пяти минут. Спокойным шагом подхожу к остановке и сажусь на лавку за металлическую опору навеса.
Автобус тем временем бодро подкатывает к светофору на перекрестке, мигая правым подворотником. Да и пес с ним!
Грохот взрыва! По асфальту и металлу мелкой дробью стучат осколки стекла. В ушах звенит, в воздухе пахнет гарью. Встряхиваю головой, приходя в себя. Горящий автобус так и стоит на переростке. Стекол нет, дверь закрыта, из окон валит едкий дым. Уши заложило, и крики людей я слышу, словно через подушку.
На бегу достаю телефон, на автомате набираю номер скорой. Что говорит оператор, я практически не слышу, да это мне и не надо: кричу в трубку про взорвавшийся автобус и называю адрес своего дома.
К автобусу я подбегаю не первый. Какой-то мужчина уже вышибает ногой дверь, другой вытаскивает из кабины водителя. Пока я соображаю, куда приткнуться, мне в руки через окно буквально всовывают девочку лет пяти. Ее крик пробивается даже сквозь ватные пробки в ушах. Осмотревшись, я тащу девочку назад к остановке: там тише и спокойнее.
К автобусу продолжают подходить люди. Кто-то тоже принимается вытаскивать людей, другие достают мобильные телефоны и снимаю. Третьи просто бездумно пялятся. Вдалеке уже слышны сирены скорой помощи и пожарных.
Девочка вцепилась в воротник моей ветровки мертвой хваткой и продолжает кричать. Я сажусь на скамейку и устраиваю ее у себя на коленях. Как же ее успокоить? Своих детей у меня никогда не было. Вроде, их укачивать полагается, или это совсем маленьких?
Я растерянно озираюсь. Рядом на скамейку опускается девушка. Лицо в копоти, по руке стекают струйки крови, кожа бледная.
У бордюра тормозит первая Скорая. Открываются двери и из нее выходят медики с тяжелыми чемоданами. Двое бегут к автобусу, третий притормаживает возле нас.
- Вы как?
Девушка мотает головой, то ли не слышит, то ли не понимает, что ей говорят. Я судорожно осматриваю ребенка. Она, вроде, цела. Только напугана очень. Я пытаюсь отдать девочку медику, но та вжимается в меня, словно не понимая, что я ей такой же чужой, как этот дядя.
Краем глаза вижу возле автобуса молодую женщину, мечущуюся по тротуару. Может, это мать девочки? Аккуратно высвобождаю одну руку и машу, пытаясь привлечь внимание женщины. Медик садится рядом со мной и пытается разжать пальцы ребенка. Ее нужно осмотреть.
Наконец, женщина замечает меня и бросается к остановке.
- Катя! Катенька!
Приехало еще несколько машин Скорой помощи. Где-то уже достают носилки и укладывают на них раненых. Других, наверное, мертвых, складывают в сторонке. Кто может передвигаться сам, постепенно сбиваются в кучки.
- Катюша! Как ты?! – голос женщины перекрывает окружающий шум.
- Успокойтесь, - отвечает ей медик, наконец, забирая у меня девочку. – Она жива и, на первый взгляд, невредима.
Встаю со скамейки и отхожу в сторону, уступая место матери девочки.
Звуки постепенно становятся четче. Теперь уже можно выделить отдельные голоса в общем гомоне. Автобус уже потушили, а я даже не заметил, когда подъехал пожарный расчет. Первая машина скорой уехала, увозя с собой девочку Катю и ее мать. Девушку, сидевшую рядом с нами, посадили в проезжавшую мимо машину, попросили отвезти в больницу.
Звонок телефона застает меня врасплох. Говорить некогда и я просто вырубаю трубку.
***
Дальнейшее я помню смутно. Машины скорой подъезжали и уезжали. Тех, кто попроще, в больницу, как и ту девушку, отвозили на попутках. Я бродил по тротуару, предлагая свою помощь то медикам, то пострадавшим. Пару раз мне приходилось таскать носилки с ранеными. Один раз оттаскивал в сторонку погибшего мужчину. От его лица почти ничего не осталось, и определить его возраст невозможно.
В конце концов, у медиков дошли руки и до меня. Меня осмотрели, рекомендовали соблюдать покой и завтра явиться к своему терапевту, на всякий случай. Поводов везти меня в больницу не нашлось.
Вслед за медиками настала очередь полиции. Я все еще с трудом соображал, но на вопросы старался отвечать подробно. Кажется, за взрывом подозревали терракт. Хотя была и более прозаичная версия: автобус ездил на газу, он и мог взорваться.
Постепенно место взрыва начало пустеть. Пожарная машина уехала почти сразу, затем перестали подъезжать скорые. За остовом автобуса пригнали грузовик. Люди тоже разбрелись по своим делам.
Я же так и остался на той самой остановке. Сидел, прикрыв лицо руками, и пытался прийти в себя. Нужно было идти домой, но заставить себя встать со скамейки я не мог. Перед глазами снова и снова вставало обезображенное лицо мертвого мужчины. Или заплаканные глаза девочки и женщина, мечущаяся по тротуару в поисках своей дочери.
О том, сколько на самом деле было погибших, я старался не думать. О том, что девочка или ее мать могли тоже оказаться в этом списке, тоже. Хотя, конечно, не думать получалось с трудом.
Придя немного в себя, я снова включил телефон. Посмотреть пропущенные вызовы я не успел, трубка тут же разразилась новым звонком от мамы. Поспешно нажал кнопку приема вызова и ответил:
- Со мной все в порядке!
Разговор с матерью получился эмоциональным. Она видела по телевизору сюжет про автобус и, не дозвонившись до меня, успела напридумывать различных ужасов. Кое-как успокоив ее, я все же посмотрел, кто еще мне звонил. Несколько звонков от друзей и вызов от шефа. Нужно было перезвонить.
Только закончив с телефонными звонками, я вспомнил о том, что и сам мог оказаться среди пассажиров взорвавшегося автобуса.
- Сашка! Подожди меня! – окрик друга снова звучал в голове, как вживую.
Вот значит как… Получается, Сашка второй раз спас меня. Нет уж, какой тут теперь постельный режим. Я, наконец, встал со скамейки и двинулся к ближайшему магазину, за водкой. Нужно было съездить на кладбище, поблагодарить.