Глава 8
Иван Александрович всегда умел меня рассмешить, изысканно кого-нибудь оскорбив. Никто другой не мог подобрать характеристику человеку или изобразить его с такой издевкой, что это было на пограничном состоянии. Эта граница располагалась между зоной «Ты труп и это я тебя убью» и «Ах, Ваня, Ванечка, вы такой затейник». Иван Александрович с этим справлялся замечательно. В конечном итоге, люди все равно на него обижались, но его это особо не волновало. У него был свой круг близких людей. Круг людей, с которыми ему было хорошо и комфортно. С кем он мог поделиться проблемами, что-либо обсудить и чьи советы он непременно слушал. Я входил в этот круг. Попал в него не сразу. Спустя время он мне рассказывал. На первом курсе университета во время линейки в честь первого дня учебы он увидел меня и несколько моих знакомых и подумал: «Боже, куда я попал. Что за быдло?» (а быдлом тогда ты был очень знатным, прямо лидер районного быдлоотделения)
Со временем, может даже к концу первого курса, мы стали больше общаться и нашли много общих тем для разговора. Только я тогда был все тем же зверенышем, который никого не подпускает. Но его подпустил. Не так близко, но намного ближе остальных в своей жизни. Мы общались, периодически вместе где-нибудь зависали, активно участвовали в студенческой жизни и умудрялись не соперничать. Ни в чем и никогда. На каком-то подсознательном уровне получился некий тандем (мое вам с кисточкой власть десятилетия). Если я понимал, что в каком-либо вопросе он разбирается больше, то делал те шаги, которые он скажет, а не лез со своей гордыней. Иван Александрович также был достаточно гордым человеком, но гордость исчезала, если приходило понимание, что проблема решится так, как я советую.
Первым камнем в нашем дружбе стал мой. Нет, я не из тех, кто отнекивается или находит причины в воздухе, посыпая себе голову пеплом. Нет. Я прекрасно понимаю, что тогда стоило делать. Но не сделал. Потом уже, осенью, я узнал в университете, что у него летом были проблемы со здоровьем. А я в это время переключился на ночной режим жизни и не интересовался его жизнью. Ни одного звонка или сообщения. (теперь поставь себя на его место и кинь в себя булыжником)
Конечно его это обидело. Я свалил все на свою закрытость. Рассказывал в курилке о детстве. Думаю, знаете как сейчас в современном мире. Ты говоришь, что тебя в детстве били. И люди, узнав об этом, как то более снисходительно к тебе относятся. Мол, ну раз били в детстве, то значит в душе травма. Поэтому и совершил сейчас ошибку или причинил боль другому человеку. Хотя я всегда думал, что либо ты делаешь плохо, либо не делаешь. Хочется узнать мотивы, которые побудили человека делать зло другому человеку. Но никогда не узнаешь. Будет много слов, много причин и аргументов. Но никогда не будет истины. Люди ведь не умеют еще говорить истину. Правду научились «рубить с плеча», а с истиной пока что неважно.
Иван Александрович выслушал меня. Может даже понял. Не уверен. Он сказал какие-то банальные вещи и, в общем-то, мы помирились. Тогда я и подумал, что у нас есть схожесть с Онегиным и Ленским в одной известной поэме. До конца учебной жизни раздоров между нами не было. Везде вместе. Даже попытались сделать совместную песню. Но мой музыкальный опыт (опыт? Серьезно? И это уже опыт?) сделал попытку неудачной. Он написал музыку, свою часть текста, подобрал инструменты. Я написал свою часть текста. Теперь я увидел, что текст был паршивый. Так более того, на выступлении я умудрился его забыть и всю свою партию повторял одну и ту же фразу. (ну не, ты конечно же облажался). После выступления он меня поддержал и приободрил. А как еще-то? Я был в его круге доверия. Тогда это стало мое последнее живое выступление. Конечно же, мы с ним планировали концерты и просто выступления на каких-нибудь праздников. Но не сбылось.
Потом мы планировали общее дело. Чтоб вместе организовать бизнес по организации авторских праздников. Да так, чтобы сценарии были всегда оригинальными и не повторялись нигде более. Фантазии у нас хватало, как и желания. Но и это не осуществилось. (есть у меня подозрения из-за кого все).
На тот момент я встретил свою любовь, организовал ребенка бывшей и был в активном поиске хоть какой-то работы. К этому добавлялись психологические давления с разных сторон. С одной стороны Стас, просящий пожалеть его, с другой – Иван, открыто намекающий, что надо бы что-то уже делать. А когда создается давление снаружи, то внутри что-то взрывается.
Нет, не так. Не взрывается, а тихонько надрывается и начинает пропускать содержимое. Как безкамерная резина на автомобиле. Когда в нее утыкается гвоздь и нарушает ее целостность, то начинает выходить воздух. А если же она была сильно перекачена, то этот воздух с силой разрывает резину. С хлопком. Резко. К чертям разрывает. Потом уже заклеить нельзя. Только менять на новую.
На тот момент гвоздик за гвоздиком утыкался в меня. А я был на тот момент как перекаченная резина. И бум! Я взрываюсь. Я выключаю телефон, убираю все социальные сети и исчезаю из этого мира вещей. Со стороны это выглядело намного ужаснее. А выглядело это так, как будто бы я всех кинул. Всех. И даже Ивана Александровича.
Он не понимал, что происходит. Он пытался связаться со мной, приезжал к квартире, в которой я тогда обитал. Точнее догнивал душой. Искал встречи со мной, чтобы помочь. И может, если бы я тогда дал повод себя найти, то не дошел бы до этой точки невозврата. Или хотя бы не ушел так далеко от этой точки. Но меня никто не нашел. Никто не дал мне подзатыльник и не остановил меня. Я же считал, что все делаю правильно. Чем я мотивировался? Не имею ни малейшего понятия. И может это звучит как оправдание (друг, у меня для тебя плохие новости: это и есть оправдания, которым ты ничего не исправишь), но я объясняю это тем, что я не заслуживаю такого друга. Он всегда был хорошим человеком, а я как рюкзак соседа по парте, который ушел в туалет. Прозвенел звонок, сосед по парте не вернулся, а тащить на урок физкультуры его рюкзак со сменной обувью приходится тебе. Так и Иван Александрович. Протаскивал меня через любые сложности на себе. При этом сам он мог бы пройти дальше в любом деле. Но из-за лишнего груза не всегда получалось.
Со временем, когда все уже начали забывать обо мне, я искал с ним встречи. Нет, я не стоял у его подъезда в дождь. Нет. Просто надеялся, что пересечемся где-нибудь на улице или однажды решим одновременно посетить университет, в котором вместе учились. Но этого не произошло. Его можно понять. Зачем возвращаться туда, где тебе принесли боль, если ты не мазохист?
Продолжение далее…