Виктор Петрович Серебряников (29 марта 1940 г., Запорожье – 12 ноября 2014 г., Киев) – советский футболист, полузащитник, обладатель звания мастер спорта СССР (1960), мастер спорта международного класса (1966), заслуженный мастер спорта СССР (1967).
Пятикратный чемпион Советского Союза в составе киевского «Динамо», двукратный обладатель Кубка СССР, участник трех чемпионатов мира (1962, 1966 и 1970) Виктор Серебряников вошел в историю не только советского, но и мирового футбола. Помимо виртуозной игры на поле, он ещё мастерски исполнял штрафные удары так, что мяч огибал выстроенную «стенку», а затем, когда казалось, что он летит выше ворот, резко шёл вниз. Говорят, что даже величайший, вратарь Лев Яшин, по прозвищу чёрный паук, боялся этих странным образом подкрученных мячей, которые неизменно попадали в ворота. "Дуга Серебряникова" — этот термин давно уже стал спортивной классикой, секрет которого на все 100 процентов знал лишь тот, кто его исполнял.
Своё последнее откровенное интервью Виктор Петрович дал Дмитрию Гордону, некоторые отрывки из него Вы сможете прочитать ниже.
— Виктор Петрович, для меня и для миллионов болельщиков вы выдающийся советский футболист, долгие годы приносивший славу киевскому «Динамо» и сборной СССР, пятикратный чемпион Советского Союза и двукратный обладатель Кубка СССР, а первое чемпионство киевлян в 1961 году (Боже, так много лет прошло!) помните?
— Ну а как же — прекрасно помню: это удивительная победа была! Тогда тренер Соловьев молодых ребят со всей Украины собрал, и конкуренция большая была: все в основной состав попасть мечтали, поэтому старались, тренировки серьезные, двухразовые проводили — до этого двухразовых не было.
— Раньше сколько и как хотели, так и тренировались, да?
— Ну да, по старинке, а Соловьев по-новому начал — интересный тренер, своеобразный.
— Он же москвич был?
— Москвич — жесткий, иногда даже жестокий. Ну, в каком смысле? После игры на машине квартиры стал объезжать, смотреть, кто, что, а потом собрания проводил, скандалы устраивал, деньги снимал. Ну, это не суть важно — мы молодые были, хотели играть.
— Хорошие игроки в команде тогда собрались?
— Очень! Талантливые!
— А кто выделялся?
— Ну, кто... Меня Соловьев как левого крайнего привез, а в Запорожье места мне не было — там асы играли. Условия в Запорожье хорошие были, деньги платили большие — и игроки что надо приехали. Меня на левый край подвинули, а левая у меня чужая (смеется), и получилось так, что конкуренции там я не выдержал...
— Но в «Динамо» ведь тогда тоже первоклассные мастера блистали — Войнов, Биба, Сабо...
— Я еще Голубева Виталия застал, Ерохина Володю, Сучкова Толю — защита такая была...
— ...Ануфриенко...
— ...Олега Макарова, вратаря... Онуфрий — это помоложе.
— А еще же Турянчик, Трояновский, Лобановский, Базилевич, Каневский... Кстати, Лобановский и Базилевич тогда выделялись?
— Когда все старшие ушли — да, безусловно. Мы же в 60-м году второе место в чемпионате СССР заняли, по Москве небольшой удар нанесли, а в 61-м их добили. Соловьев в Москву, в «ЦСКА», уехал — он же цээсковский, в нем это загорелось, и как только позвали, согласился. Думал, что раз здесь успеха добился, и там сумеет.
— Не получилось?
— Там — нет: в Москве "кухня" другая.
— Это правда, что Лобановский на поле медленный был?
— Правда — ему скорости не хватало, поэтому тактика такая была: когда мяч принимал, как будто рывок делал, затем еще один, и потом падал, а штрафные и угловые подавал прекрасно. Мы вместе тренировались: Соловьев на поле щиты ставил — и Валера траекторию отрабатывал. Мяч летит, крутится, а потом резко падает — вот его где ловить надо, и Базилевич ловил: Олег головой хорошо играл — выпрыгивал... Внизу ему сложнее было, и мне с ним (я же под ним был) тоже — еле приспособился. Я знал, что он дальтоник, для него все футболки одинакового цвета, поэтому ему кричал — и он на голос ориентировался.
— Кто самый техничный у вас тогда, в 61-м году, был?
— Ну, все, в общем, в этом плане в порядке были, но не сильно. "Техническое образование" я лично в Запорожье получил, когда туда Коршунов, Терентьев, Горностаев приехали — асы, в классе "А" поигравшие. Они многое умели и после тренировок оставались, со мной работали — с уважением каким-то ко мне, пацану, относились.
— Вы же, наверное, кое-что показывали, раз у них уважение было, правда?
— Ну, видимо, да. Я тогда за юношескую сборную Союза в Ленинграде с болгарами играл, а они чемпионы Европы... Помню, в Москву приехал — Соловьев там в "Лужниках" сборную юношей тренировал... Загодя прибыл, команда еще не собрана была, и меня в Тарасовку отправили, а мой "Металлург" на игру в Казань отправился. Я ничего не понимал: "Зачем меня в Тарасовку?", а молодежная сборная там что надо подобралась, и тренировал ее Гавриил Дмитриевич Качалин.
Я заросший прибыл — в Запорожье такие лохматые футболисты играли, как сейчас по полю бегают... В Спорткомитет захожу — Качалин и Андрей Петрович Старостин сидят: "Присаживайся!" — говорят. Я сел. "Кушать будешь?". Сказал, что нет. На ребят посмотрел — в принципе, в деле всех видел, и они на меня глядят: мол, что за Полкан лохматый...
— ...из Запорожья казак...
— Утром на зарядку вышли — я как начал свое "техническое образование" показывать: они такого не видели! Качалин спросил: "Витя, откуда?". Я честно признался: "Слямзил" — скрывать, что у Коршунова подсмотрел, еще у кого-то, не стал. Тренер похвалил: "Я понял. Наблюдательный. Это хорошо". Я думал: ну все, это моя команда — мне ж ничего не сказали. Потом Качалин подошел: "Виктор, я тобой доволен, но это не твоя команда, твоя — в "Лужниках". Ну, я в Москву, «Лужники» нашел — велели в гостиницу рядом идти. Захожу — компания сидит: Олег Сергеев и Леонард Адамов из «Спартака», Посуэло из «Торпедо», «Локомотива» — всех уж не помню. Из иногородних только я из Запорожья, Валя Трояновский из Винницы и Колбасюк из Кишинева — больше приезжих не было, все москвичи. Сидел я, смотрел, слушал... "Надо домой скорее!" — подумал (дома мне хорошо было, как раз квартиру двухкомнатную дали). В Киев тоже давно тянули, но местное начальство, секретарь обкома и прочие, не отпускали, даже запугивали, а тут еще и армия подоспела — уже «ЦСКА» за мной гоняться стал (вот как раз, кстати, после той игры в Ленинграде с болгарами).
Болгары, как я уже сказал, чемпионами Европы были, матч ответственный, и перед ним спарринг наметили — с молодежкой, в Тарасовке. Приехали мы туда, а Соловьев меня не ставит. Качалин ко мне подошел: "Витя, а ты чего не раздеваешься?". Я руками развел: "Не ставит". Он тогда: "Слава, иди сюда". О чем они с Соловьевым говорили, не знаю, но потом он ко мне подбежал: "Ты на каком месте играл?". Что на левом краю, не признался. "Правый инсайд", — сказал. "Ну хорошо".
Я два гола забил — и все, Соловьев в меня ка-а-ак вцепился! Уже не отходил... В Ленинград поехали, 2:2 с чемпионами Европы сыграли (опять мне повезло, мои голы были!), и тут уж, сами понимаете... В общем, празднуем, с командой в гостинице "Астория" собрались, у меня 205-й номер был...
— Тот, где Есенин с собой покончил?
— Как раз когда поселялся, бабушка-консьержка сидела... Вернее, по возрасту тогда еще не бабушка, наверное. Женщина, блокаду пережившая — глаза молодые, а вся седая, морщинистая... "Мне, — говорю, — ключ от 205-го". Она удивленно так: "Да? А вы знаете, в каком номере жить будете?". Я не понял ее, резко ответил: "Я же говорю — в 205-м!" — ключ взял и ушел. Потом совестно стало... Со мной парень из Перми жил, ему признался: "Ты знаешь, я, наверное, человека обидел, пойду извинюсь". В магазин сбегал, водки купил (там же ни вино, ни коньяк не пьют — только водяру), колбасы всякой, продуктов хороших, женщине той принес и повинился: "Вы простите меня, а что это за номер такой — 205-й?". Она: "Там Есенин...". Я перебил: "Повесился?". Она внимательно на меня посмотрела: "Нет, не повесился. Повесили".
Я на всю жизнь это запомнил... Она прошептала: "Я вижу, вы хороший молодой человек, нигде не проболтаетесь...". Ну, предавать ее и куда-то идти мне действительно незачем было — во-первых, не в моих это правилах, а во-вторых, можно же и себя заодно подставить — невыездным, например, сделать. Поблагодарил ее и задумался...
В игре Соловьев под Адамовым меня поставил: он хорошо играл и парень отличный был, но судьба тоже трагическая — с собой покончил...
— Из окна выбросился?
— Да, с девятого или десятого этажа.
— Почему?
— Из-за жены. Сперва девочка молоденькая у него была, а у нас в сборной вратарь появился, Прохоров Саша, симпатичный такой парень... В общем, загуляла она с ним, поехали они в Запорожье жить. Сашу, кстати, потом из Запорожья к нам взяли, в «Динамо», потому что здорово заиграл, но у нас он уже не смог, потому что Женя Рудаков и Витя Банников были — куда там, лучше не найдешь! В Москву уехал, жену Адамова с собой забрал...
— ...и тот из-за измены ее из окна выпрыгнул?
— Нет, там, понимаешь, что получилось? Скандал был, Адамов развелся, потом снова женился — уже когда за минское «Динамо» играл, а туда Базилевич главным тренером и Петрашевский начальником команды пришли, и вот Петрашевский уже к новой жене Леонарда подкрался (по другой версии, широко известной, это помощник Олега Базилевича по научной части Зеленцов был. — Д. Г.). Двойной удар такой... Она, видно, еще та была, ушлая, на машине ездила — Адамов ей "Волгу" купил. В то время девушка на машине... Ну, объяснять бесполезно: человека уже не вернешь, хорошего, а Базилевичу и Петрашевскому уезжать из Минска пришлось, бежать.
Адамов, видимо, когда узнал, что следующая супруга загуляла, в шоке был, перепил, на балкон вышел, на парапет встал и закричал: "Люди, разойдитесь!". В сознании был, понимаете?
— Ужас...
— И прыгнул. На козырек над магазином упал — "скорая" уже не спасла.
...В Ленинграде, в общем, я под Адамовым вышел и сыграл хорошо — 2:2, и мне опять повезло!
— Много везения, заметьте...
— А без фарта нельзя — удача есть удача.
Оба гола, короче, забил, мы у меня в этом номере собрались... Все из хороших столичных команд по червонцу сбрасывались, а я, из Запорожья, стольник вынул и на стол положил: "Нищие гуляют — денег не считают!". Они схватили, побежали... Я думал, хоть покушать купят: москвичи все-таки, а они...
— ...водки, наверное, набрали?
— Почти на все деньги — водяру, даже воды не взяли! Небольшой кусок колбасы и хлеба буханку...
— Москва!..
— Ну, я молчу — команда же. По полному стакану налили, а я никогда столько не пил и вообще водку тогда не употреблял — только ликер лимонный...
— Интеллигентом были...
— Ну да, куплю — и цежу понемножку: только играть начинал... В общем, сидим — и в это время стук в дверь, а куда все девать — полный стол? Не спрячешь же, и я уже стакан хлопнул, но, слава Богу, не подкачал — хлебушком занюхал. Тут Соловьев залетает, смотрит — сказать ничего не может, а он уже знал, что киевское «Динамо» принимает. "Что это такое?" — как набросился на меня! "Вещи собраны?" — спросил. Я: "Да, но мне только завтра в поезд...". — "Сейчас!". Вместе с Крыловым, был такой, за «ЦСКА» играл, на вокзал меня забросили, в "Стрелу" запихнули: "В Москве разберешься?". Я: "Ну, три вокзала — не заблужусь".
В Москве в поезд сел и в Запорожье приехал — на стадион счастливый иду, два гола же забил, да и болельщики хлопают — они ко мне всегда хорошо относились. Подхожу — Сергей Александрович Коршунов, интеллигентный дядька, газету "Труд" читает и спрашивает: "Ты что наделал?". А он меня в игре никогда не ругал — самое бранное слово у него "волосан" было, а тут — глаза круглые: "Ты что наделал?". Я удивился: "Как "что"? Два гола забил". — "Ну все".
Я никак в толк взять не мог, о чем он. "Мне в Ленинграде, — говорю, — предлагали остаться: и из «Зенита», и из "Адмиралтейца" пришли, в Питере в высшей лиге две команды тогда выступали. Я даже два заявления написал — и туда, и туда... Ну хлопнул стакан — и во все стороны поехал". Он воскликнул: "Дисквалифицируют тебя, накажут!". Ну, думаю, накажут так накажут, дома хотя бы останусь, а Соловьев тем временем Киев принял, из Запорожья себе в помощники Терентьева забрал, с которым мы год вместе играли, а затем за мной прислал, а я ни в какую.
Ну как так? Перед Запорожьем неудобно — квартиру ведь дали, условия у меня хорошие, да и деньги неплохие, но тут «ЦСКА» осаждать стал — там тоже ведь не вороны, поняли, что пацанчик такой есть... Пасли меня, я на острове Хортица прятался — там друзья жили. У них и тренировался, только на игру приезжал: привезут меня, отыграю — а эти, "солдаты", ждут. Рассчитывали так: выйду сейчас — загребут, а я через душевую в окно на трибуну вылезал — и опять на Хортицу, но сколько бегать так мог? Домой как-то переодеться пришел, денег маме оставить — она плачет: "Житья не дают!". Я успокоил: "Не бойся, я, когда шел, оглядывался, никого за мной не было!". Только договорил — звонок в дверь! На балкон вышел — под окном старый тополь рос, я мог на него прыгнуть...
— ...а этаж какой?
— Третий.
— Ну, нормально...
— Смотрю — стоят: приехали, что называется... Военком маму напугал, сказал, что меня чуть ли не в дисбат отправят, паспорт у меня забрал, приписное: "В восемь часов утра чтобы явился!". Мама в слезах: "Ну что, Витя, в Одессу, в Одесский округ езжай...". Наши ребята собрались — меня провожают, и в это время звонок в дверь — девушка прибегает: "Срочный разговор с Киевом!". Бегу я с той девушкой на переговорный — там недалеко, Терентьев звонит: "Елкис-палкис, с меня тут уже шкуру снимают!". Я: "Васильич, наверное, я уже все. Сейчас в Одессу меня забирают, через тамошний СКА в Москву попаду". — "Да мы слыхали, что «ЦСКА» за тобой гоняется, а чего к нам не едешь?". — "Чего, чего... Поздно уже".
Тогда пасажирских самолетов, как сейчас, из Запорожья в Киев не было, да и паспорт у меня забрали. Я посидел, подумал... В четыре утра почтовый летит, если сесть удастся — утром в Киеве буду, а там пусть решают. Сел, прилетел, Васильич встретил. За один день экзамены в Институт физкультуры я сдал — и в длину прыгал, и в высоту, и химию отвечал... Помню, у экзаменатора Терентьев спросил: "Профессор, он как химию знает?". — "По-моему, лучше индийский знает!" (смеется).
Поступил я почему-то на стационар — на лекцию пришел, сижу... Понял, что не туда попал, студенты на меня как-то не так смотрят... К Парфенову обратился (он потом ректором стал), и тот говорит: "Витя, ты чего мучаешься? Ко мне на заочный иди, будешь по свободному графику заниматься — это для тебя лучше". В общем, там все знать надо, а тут — только преподавателей (смеется). У Парфенова девушки симпатичные работали, и сам он мужик нормальный — я то духи им из Франции привезу (когда с чемпионата мира из Чили через Париж летел), то еще что-нибудь дефицитное... У нас же французских духов не было, а я дарю — и зачетку даю, дарю — и зачетку даю... Парфенов удивился: "Как же это?", а я ему французский коньяк достал — так вот и выучился.
— После первого триумфа в 61-м году вы еще вместе с товарищами четырежды в чемпионатах СССР побеждали, причем трижды под руководством выдающегося советского тренера Виктора Маслова…
— Правильно!
— Знаете, я со многими вашими партнерами по команде о Маслове говорил, и все единодушны: уникальный, прошедший, кстати, фронт, самородок, человек, который каких-то обширных, объемных знаний не имел, но так футбол знал и так психологию понимал...
— ...действительно психолог большой!...
— ...так каждого пацана в отдельности чувствовал, что благодаря этому его команда огромных успехов достигла...
— Признаюсь вам честно: сразу я его тоже не понял, но этот переворот, перестройку всю, он недаром затеял. Все в Ярославле началось — все наши в атаку полезли: и защитники, и полузащитники, и ерунда у нас получилась, а он же тактик большой. Мы 2:0 в Ярославле вели, и тут уже 2:2 — дед психанул, команду собрал — и как начал! От вратаря до нападающего чихвостил...
— ...всем напихал...
— ...каждому! "Серебряников, встань. То, что ты забил, — это хорошо, но то, что в обороне не играешь... Ты только атакуешь, вы все атакуете — Каневский, Базилевич, Трояновский...". До Лобановского дошел и спрашивает: "Валера, ты на поле что делал?". Ну, Лобан — грамотный парень, присадить Деда решил. "Вы понимаете, — ему сказал, — в команде есть ювелиры и есть чернорабочие...". Дед очки снял: "Значит, слушай, Валера, у меня все чернорабочими будут".
Читать и говорить о Викторе Серебряникове можно бесконечно, в одной из следующих статей мы ещё вернёмся к рассказу о нём.