Хиромантией Анжела увлеклась в шестнадцать лет. Старый букинист из Бруклина просто предложил ей книгу с прилавка, когда она высматривала обожаемые ею любовные романы. Анжела полистала пожелтевшие странички, на которых были изображены ладони и пальцы, исчерченные множеством пунктирных линий и стрелочек.
Она бы и не взяла эту книгу, но нечитанного ею любовного романа у старика в этот раз не нашлось. Да и вообще, как-то мало романов лежало в этот раз на прилавке.
– Берите и не сомневайтесь, юная мисс! – сказал старик, дымя сигарой. – Это очень редкая книга. Научитесь предсказывать судьбы людей – никогда не пропадаете!
– У меня отец адвокат, – важно ответила Анжела. – Я и так не пропаду.
– Ваше дело, мисс, но я очень рекомендую вам эту книгу.
Возвращаться домой без книги не хотелось. Хиромантия – так хиромантия!
Дома, вечером, Анжела сидела в кресле, и читала книгу, поглядывая иногда на свою ладонь. Ей нравились названия – линия Любви. Холм Венеры. Кольцо Аполлона. А потом она сбегала, и попросила у отца лупу. Автор книги советовал не доверять невооруженным глазам. Отец Анжелы коллекционировал насекомых, и у него был целый комплект луп. Одну из них он и подарил Анжеле, сказав:
– Ты только не увлекайся очень сильно этим, дочка. Твоя прабабка была неплохой гадалкой, да только плохо кончила.
– Да? Бабушка Клэр была гадалкой? Я этого не знала.
– Была. А закончила тем, что погрузилась в безумство.
– Я не буду увлекаться, папа! – Анжела поцеловала отца, и побежала к себе.
Прошло три года.
Жизнь Анжелы изменилась. У неё появилось очень много подруг. Отца к тому времени не стало, а мать снисходительно смотрела на то, что к ним приходят девушки и женщины.
– Наверное, дар от бабки Клэр тебе передался, – говорила ей мать. – Нам трудно теперь живется, и если ты не можешь выйти замуж, то твое ремесло…
Анжела вспыхивала, когда слышала про замужество. Да, у неё был дар. И её линия Любви не гарантировала ей ничего хорошего. Она была короткой, неглубокой, и пересекалась множеством черточек, похожих на засечки.
«Такова моя судьба!» – думала она.
Однажды одна девушка привела своего отца – художника.
– Анжела, ты будешь великой предсказательницей! – сказала девушка. – Пусть папа тебя нарисует?
Анжела поправила свои длинные рыжие волосы и согласилась. Ей нравилось внимание и уважение. Ими она компенсировала отсутствие своей личной жизни. Но ей хватало и чужих проблем. Её клиентки постоянно ругались со своими возлюбленными. Сходились и расходились… Им было интересно узнать – как долго продлится их жизнь, и сколько у них будет детей. Какое у них здоровье, и…
Анжела уставала.
Однажды её приснилась прабабка Клэр. У неё были такие же распущенные волосы рыжие волосы.
– Что? Осталась в девках? – спросила бабка, и захохотала. – Нет у тебя моего дара! А если бы был, то ты бы знала, что тебе надо сделать! Моя линия Любви была ещё более убогая, чем твоя! Хо–хо–хо! Но я справилась!
– Что мне надо сделать, бабушка?
– Думай об этом сама!
И Анжела думала об этом, долгими одинокими ночами, между плачем в подушку…
А потом пришла очередная, очень необычная ночь, и Анжела нашла, как ей показалось, выход. Она зажгла свечу, и всмотрелась ещё раз в линию Любви! Решение было принято. Она пошла на кухню, и взяла небольшой нож для чистки рыбы.
На следующий день она проснулась, и поначалу даже не поняла, почему у неё перевязана ладонь. Вспомнила и улыбнулась. Теперь линия Любви у неё была что надо… Почти идеальная! Но она уже не смогла остановиться. И подправила себе линию Жизни. Мать, когда узнала об этом, схватилась за голову, и прокричала:
– Дочка! Бабка Клэр сделала тоже самое! Нельзя так! Ты можешь повторить её судьбу…
Безумие набросилось на Анжелу примерно через год. Первыми тревогу подняли её подруги. Рассматривая их ладони, Анжела говорила:
– Это всё можно исправить, прямо сейчас.
И больно проводила ногтем по линии…
Что с ней стало потом – неизвестно. Да и в памяти людей она осталась только благодаря портрету. На нём она изображена ещё совсем молоденькой мисc, здоровой, и в здравом уме. И с короткой, чего уже там, линией Любви, которую она так часто рассматривала и грустила…