– Во-первых, не нужно никого заставлять. Например, «Война и мир». Не нужно врать и говорить, что обязательно прочесть весь роман. Нужно продемонстрировать школьнику, как это прекрасно написано, разобрать несколько сцен. У нас школа относится к ребенку, как прокурор к преступнику. Пока он в тюрьме, его еще можно контролировать, а когда выйдет – сволочь такая, больше ничего не прочтет. На самом деле должно быть по-другому. Мы должны сказать: «Ребята, у вас впереди вся жизнь, и этот роман будет с вами всю жизнь, если вы захотите». А не так, что, пока мы тебя держим в наручниках оценок, ты прочтешь, а если не прочтешь – мы тебя не выпустим. У нас очень многое перевернуто с ног на голову.
Это очень взрослое произведение, потому что нам хочется знать, что будет дальше, но Пушкин говорит нам: «Я вам не скажу, что будет дальше, потому что жизнь обрывочна». У Козьмы Пруткова есть прекрасная фраза: «Почему смерть поставлена в конце жизни, а не в середине или каком-нибудь другом более удобном месте?». Так в каком же месте мы можем закончить повествование? Допустим, мы закончим, когда они поженятся и у них будут дети. Но дети тоже когда-то умрут. Роман невозможно закончить, его можно только прекратить. Пушкин показывает, что финала вообще не существует. И даже после последней сцены, когда Онегин стоит, брошенный, несчастный, Пушкин сразу же начинает иронизировать. Или сцена, когда Евгений приходит к Татьяне в сад, чтоб с ней объясниться, и Пушкин пишет: «Но следствия нежданной встречи сегодня, милые друзья, пересказать не в силах я». Это то, как теперь заканчиваются серии детективных сериалов. Скрипнула дверь, темнота – и мы ждем следующую серию. Но только в случае с «Онегиным» следующую серию приходилось ждать несколько месяцев, пока она будет напечатана в «Вестнике Европы». И вот спустя три-четыре месяца читатель открывает продолжение, а там первые строфы пропущены. И повествование начинается вообще с другого момента. Это такая игра с читателем. Пушкин показывает: здесь важен не сюжет. Эти герои – немножко куклы. Здесь важен только я. И если мы так будем смотреть на Татьяну и Онегина, у нас будет возможность поразиться объему романа. Но это действительно очень взрослая мысль.
Из выступления Леонида Клейна на фестивале «Читай-Болтай» в Воронеже