- Афанасьевич, Афанасьевич, не умирай! - чуть не плача кричал я и бил по щекам, лежащего на полу Прибрёхина.
«Что я наделал?! Какого человека угробил?» - казнил себя я.
На КПП вбежали запыхавшиеся Надька малярша и сантехник Коля «Кердык-ку-ку».
- Вы чего, Федька, машины не впускаете, посмотри сколько их скопилось за шлагбаумом?! - вопил «Кердык-ку-ку».
Но машины меня сейчас нисколько не интересовали. Передо мной лежал человек, который по моей вине, мог в любую минуту отойти в мир иной.
Коля и Надька тоже склонились над уходящим в вечность Прибрёхиным.
- Федя, эт самое, - еле слышно прошептал лежащий на полу, - прости меня.
- Афанасьевич, не надо, не уходи! - произнёс я и зарыдал на груди у лежащего Афанасьевича.
- Федя, - опять еле слышно прошептал он. - Поцелуй меня, эт самое, на прощание.
- Что?! - не понял я.
Надька и Коля притихли, вслушиваясь в слова Прибрёхина.
- Феденька, поцелуй меня, эт самое, напоследок, - уже громче произнёс «умирающий».
- Да ты что охренел, старый дурак! - вырвалось у меня и я, отряхнув коленки, встал с пола.
- Наденька, золотце ты моё, эт самое, поцелуй меня тогда хоть ты! Чувствую приходят мои последние минуты, - обратился Прибрёхин к малярше.
Надька всхлипнула, разрыдалась и склонилась над «уходящим в мир иной».
И не успели их губы соприкоснуться, как рука «умирающего» оказалась на Надькиной груди.
В ту же минуту раздалась звонкая пощечина, которую малярша отвесила «живому трупу». Отскочив от Прибрёхина, возмущенная Надька, ухитрилась ещё дважды пнуть его ногой.
У наблюдавшего за этой картиной сантехника Коли вылезли из орбит глаза и отвисла нижняя челюсть.
- Бессовестный, старый развратник! - во всё горло завопила разъяренная Надька. - Ты даже не можешь по-человечески умереть!
Но будто не слышал её «полуживой» Прибрёхин произнёс:
- Коленька, наклонись ко мне поближе, хочу я, эт самое, и с тобой попрощаться.
После этих слов Прибрёхина Колю «Кердык-ку-ку», будто сдуло ветром. За ним следом умчалась и Надька. На КПП остались я и мой, лежащий на полу, напарник.
- Вставай, придурок, фенита ля комедия! - обратился я к старому лицедею и плеснул на него холодной воды из кружки.
Прибрехин встал с пола, отряхнулся и, как ни в чем не бывало, произнёс:
- Эх, Федя, эт самое, если бы ты только знал и до чего же эта жизнь хороша!