Посмотрѣлъ діалогъ Артемія Лебедева и Владиміра Легойды. Не помню, видѣлъ ли я прежде другіе выпуски телепередачи «Не вѣрю», но форматъ мнѣ кажется довольно сложнымъ. Кто согласится выступить передъ двумя оппонентами (а ведущій, хоть и старается быть нейтральнымъ, всё-таки тоже является идейнымъ противникомъ)? Или это человѣкъ, стремящійся проповѣдывать атеизмъ, или желающій задать вопросы. Такъ вотъ Артемій Андреевичъ, судя по всему, относится ко второй группѣ, и этимъ нѣсколько удивилъ.
Выдающійся россійскій дизайнеръ (больше съ точки зрѣнія распространенія культуры хорошаго вебъ-дизайна) запомнился мнѣ очень поверхностнымъ и рѣзкимъ въ вопросахъ вѣры человѣкомъ. Прежде по сферѣ своихъ занятій, я слѣдилъ какъ за творчествомъ Студіи Лебедева, такъ и, въ меньшей степени, за публикаціями её директора. Похоже, съ тѣхъ давнихъ поръ многое измѣнилось (достаточно сказать, что Артемій Андреевичъ является отцомъ 10 дѣтей), потому что въ этой передачѣ, онъ хоть и озвучивалъ довольно банальную точку зрѣнія, но вёлъ себя весьма достойно и сдержанно: высказывалъ свою позицію и внимательно слушалъ собесѣдника.
На его фонѣ, къ сожалѣнію, предсѣдатель Сѵнодальнаго отдѣла по взаимоотношеніямъ Церкви с обществом и СМИ, профессоръ кафедры міровой литературы и культуры МГИМО Владиміръ Романовичъ Легойда выглядѣлъ хуже, допуская осмѣяніе собесѣдника, какъ минимумъ, неоправданное, такъ какъ конкретныхъ и точныхъ отвѣтовъ было не такъ ужъ много. Какъ правило, въ подобныхъ дискуссіяхъ отошеніе между участниками діалога противопложное. И при этомъ Владиміръ Легойда часто аппелировалъ къ понятію христіанской любви. Ведущій молодецъ, но довольно странно, что вмѣсто прямого діалога въ передачѣ происходитъ бесѣда опосредованно. Опять же это касается больше не Артемія Лебедева, а именно Владиміра Легойды, который предпочиталъ обсуждать позицію оппонента не съ нимъ лично, а съ ведущимъ…
По содержательной части интересны слѣдующіе моменты. Хотя Лебедевъ и дѣлалъ странныя реплики, что есть люди, которые всё ещё ждутъ мессію, но важно, что онъ признаётъ себя русскимъ человѣкомъ, которому дорога православная культура (даже готовъ воевать подъ хоругвями за христіанскую цивилизацію). Болѣе того, онъ относитъ себя къ деистамъ, признавая Бога какъ создателя міра. Но всё-таки непонятно: въ качествѣ личности или въ роли центральной части космологической модели Большого взрыва… Тѣмъ не менѣе, онъ конкретизируетъ, что часто думаетъ о смерти (а это важнѣйшая часть христіанскаго міровоззрѣнія) и не желаетъ лишать себя вѣчной жизни, если она существуютъ, и поэтому склоненъ не отрицать существованіе Бога. Къ тому же, по его словамъ, такая позиція позволяетъ ему не загонять себя въ рамки атеизма и чувствовать себя болѣе свободнымъ человѣкомъ.
Въ отношеніи религіи въ цѣломъ онъ разсуждаетъ, въ общемъ-то какъ любой далёкій отъ вѣры человѣкъ, стремящійся не ограничивать себя религіозными запретами. Онъ чувствуетъ себя въ гармоніи съ тѣмъ Богомъ, который въ его пониманіи сложился, старается прожить насыщенную и продуктивную жизнь, не желая жертвовать временемъ на религіозное познаніе, считая всё это примитивными баснями и фольклёромъ. Но нельзя сказать, что Лебедевъ ужъ совсѣмъ прямо готовъ заявить прозаичное: «Богъ у меня въ душѣ, нужно лишь жить по совѣсти», а задаётъ конкретный вопросъ: могли ли люди спастись до Христа и могутъ ли послѣ, безъ Христа? И въ отвѣтъ получаетъ отъ Владиміра Легойды компромиссно-угодливое, что могли и могутъ. Ну такъ о чёмъ тогда дальше бесѣдовать?
Вопросъ вѣдь не заключается въ индивидуальномъ спасѣніи, которое можетъ состояться въ самыхъ необычныхъ условіяхъ, пусть и съ малой надеждой. Всѣмъ понятно, что Богъ можетъ спасти атеиста, а любой вѣрующій недалёкъ отъ ада. Вопросъ состоитъ въ выборѣ наиболѣе простого и правильнаго пути спасенія и образа жизни, который, слѣдовательно, можетъ преобразить не отдѣльную судьбу, а судьбу человѣчества, то есть правильному пути, который необходимъ каждому.
Позиція Артемія Лебедева заключается въ томъ, что онъ не ставитъ себѣ преградъ христіанской жизни, и поэтому чувствуетъ себя болѣе свободнымъ. Но такъ какъ прямого діалога на важнѣйшую тему грѣха не произошло, не понятно, можно ли ему приписывать убѣжденіе въ допустимости, пусть нѣкоторыхъ, поступковъ и духовно-умственныхъ состояній, причисляемыхъ христіанствомъ къ грѣхамъ, то есть дѣяніямъ пагубнаго и разрушительнаго характера. Владиміръ Легойда обошёлъ стороной вопросъ невозможности спасенія послѣ прихода Спасителя въ міръ при отрицаніи Христа.
Ну вотъ хотя бы эти слова изъ Евангелія:
«Ибо такъ возлюбилъ Богъ міръ, что отдалъ Сына Своего единороднаго, дабы всякій вѣрующій въ Него, не погибъ, но имѣлъ жизнь вѣчную» (Іоаннъ, гл. III: 16).
«Вѣрующій въ Сына имѣетъ жизнь вѣчную, а не вѣрующий въ Сына не увидитъ жизни, но гнѣвъ Божій пребываетъ на нёмъ» (Іоаннъ, гл. III: 36).
«Не вѣрующій Богу представляетъ Его лживымъ, потому что не вѣруетъ въ свидѣтельство, которымъ Богъ свидѣтельствовалъ о Сынѣ Своёмъ» (1-е посланіе отъ Іоанна, гл. V: 10).
«Отвергающій Меня и не принимающій словъ Моихъ имѣетъ судью себѣ: слово, которое Я говорилъ, оно будетъ судить его въ послѣдній день» (Іоаннъ, гл. XII: 48).
Это то же самое, какъ если бы Богъ явился Аврааму или Моисею и тѣ отвергли Его и не стали бы слушать. Богъ воплотился не только, чтобы пострадать за людей, а чтобы утвердить новые законы жизни и собственнымъ примѣромъ дать чистый образъ для подражанія, а своимъ воскресеніемъ — утвердить вѣру въ жизнь вѣчную. Такова ужъ участь современнаго человѣка — ему легко доступно Евангеліе и прощеніе грѣховъ, а потому и сложнѣе будетъ оправдаться, почему онъ отвергъ христіанскую вѣру.
Слѣдовало бы поднять ещё одинъ вопросъ о невозможности жить по христіанской морали внѣ христіанства. Всё дѣло въ томъ, что такъ называемая «жизнь по совѣсти» или «общечеловѣческія цѣнности» должны быть твёрдо основаны на христіанскомъ вѣроучёніи, въ противномъ случаѣ начнётся подмѣна понятій и грѣхъ будетъ незамѣтно входить въ жизнь, въ томъ числѣ подъ видомъ добродѣтели. Что и происходитъ въ современномъ постхристіанскомъ мірѣ, происходило въ Совѣтскомъ Союзѣ и происходитъ въ жизни каждаго человѣка невѣрующаго или невнимательнаго христіанина.
Хотѣлось бы остановиться ещё на одномъ вопросѣ, который, что неудивительно, поднялъ Артемій Лебедевъ: о современной церковной іерархіи. Сложно сказать, ненавидитъ ли онъ лишь её порочную часть или отрицаетъ вовсѣ (вмѣстѣ со всѣмъ святоотеческимъ и богословскимъ наслѣдіемъ), но Владиміръ Легойда рѣшилъ промолчать о первомъ, какъ о несущественномъ, и сдѣлать упоръ на второе: молъ священники и архіереи имѣютъ прямое каноническое наслѣдіе отъ апостольскихъ рукоположеній. Въ цѣломъ такъ и есть, хотя и не безъ нюансовъ человѣческой исторіи и жизни, однако апостолы не брали на себя финансово-хозяйственныхъ вопросовъ:
«Тогда двѣнадцать Апостоловъ, созвавъ множество учениковъ, сказали: нехорошо намъ, оставивъ слово Божіе, пещись о столахъ. Итакъ, братія, выберите изъ среды себя семь человѣкъ извѣданныхъ, исполненныхъ Святаго Духа и мудрости; ихъ поставимъ на эту службу. А мы постоянно пребудемъ въ молитвѣ и служеніи слова». (Дѣянія, гл. VI: 2–7).
Современная же іерархія, вопреки каноническимъ апостольскимъ основаніямъ и постановленіямъ Помѣстнаго Собора 1917–1918 годовъ, не имѣетъ ни соборности, ни отдѣленія апостольскаго и священническаго служенія отъ хозяйственнаго. Вѣдь даже въ активно критикуемый современными видными церковными дѣятелями Сѵнодальный предреволюціонный періодъ Церковь стояла въ организаціонной части на недосягаемомъ сегодня уровнѣ. Да, большинство рѣшеній Собора не могли быть воплощены изъ-за совѣтской власти, но теперь вышедшая изъ эпохи кровавой диктатуры церковная іерерахія явно довольна сложившимся положеніемъ вещей, съ полнымъ разладомъ административной и хозяйственной жизни, отсутствіемъ полноцѣнныхъ соборности, общинности, благотворительности и миссіонерства.