Он мечтал о ринге, но победил на войне.
Костер кряхтел из-за мокрых дров. Пахло жжеными листьями и кашей. Осенний дождь, как траву, прибил к земле поникших солдат возле огня. Мужчины молчали, не смотрели друг на друга и тянули мокрые руки к пламени. Мысленно каждый существовал за сотни километров от этого леса, сотрясавшегося разрывами. Там, где сухо, тепло, огонь заперт в печке, а еду готовит мать, а не брат по оружию. В 20 метрах от костра по горло в болотной жиже стоял молодой парень.
«Ich gehe schiffen», – донеслось от костра. – «Пойду отолью». Один из немцев встал от огня и побрел к болоту, на ходу расстегивая ремень. Парень в воде тихо набрал воздух, но грудь тут же свело кашлем, и пришлось сдавить рот рукой в тине. Он сжал глаза и погрузился в воду, чтобы немец не увидел его. В голове тут же поплыли радужные кольца – такие молодой комсорг Борис Галушкин видел два раза в жизни: за сутки до этого, когда рядом с ним разорвался снаряд, и в 1937-м, когда он приехал в Москву и впервые увидел салют.
Борис приехал в столицу за образованием. Его отец – потомственный шахтер – умер от туберкулеза, когда сыну было четыре. Мать Боря не помнил вовсе. Из Шахт мальчика забрала на воспитание тетка: в Грозном осиротевший пацан закончил школу, вступил в партию и увлекся боксом. Больше всего Борису нравилось просчитывать ходы соперника – парни помладше даже просили его объяснить, как он разбирает оппонентов, и Галушкин с удовольствием делился наблюдениями. В конце концов, на собственных тренировках в школе бокса он работал практически как инструктор. Когда встал вопрос «А что дальше?», Боря понял, что тренерство – его призвание. Он собрал вещи, поцеловал тетку и уехал в Москву. В школу тренеров Московского института физкультуры и спорта Галушкина приняли сразу же, а через два года, после окончания среднего образования, перевели на третий курс института.
Боря легко сходился с людьми и сразу втягивался в любую спортивную движуху: молодой тренер занимался легкой атлетикой, ходил на лыжах, играл в футбол – капитанил в институтской команде. Забивал голы, а потом усмехался брюнетке на трибуне – та улыбалась в ответ и смущалась. Друзья подначивали Борю – подойди к девчонке, она вся тает. «Рано. Подойду, когда за ушами трещать будет от напряжения», – отвечал Галушкин.
Вместе с Борисом учились будущие чемпионы и призеры турниров СССР, Европы и Олимпиады Сергей Щербаков, Алексей Андреев, Виктор Правдин и Иван Головенков. А личным тренером и учителем для Галушкина стал Константин Градополов – выдающийся советский боксер и актер кино. «Лучше один раз пропустить прямой челюсть и проиграть, чем всю жизнь мучиться, что даже не попытался выиграть», – наставлял Градополов на тренировках.
В 41-м Борис окончил четвертый курс. К этому времени молодые пацаны из школы при институте, бегали к нему за советами, как к преподавателю. Некоторые даже обращались по имени-отчеству – Борис Лаврентьевич. 22-летнему тренеру это нравилось. 21 июня 1941-го курс Галушкина всем гуртом записался в Красную Армию – будущие чемпионы добровольцами прибыли в военкомат. Повестка пришла только к осени. Тогда Борис надел пиджак, сбегал в магазин за букетом и за два дня до сбора отправился в гости. «Ну, что? Пойдешь за меня?» – спросил Боря. Брюнетка разрыдалась.
Галушкина отправили на Ленинградский фронт. Преподавателя держали при штабе как комсорга – Борис возглавлял комсомольскую организацию. Впервые в жизни роль учителя раздражала парня – он спортсмен, он хотел воевать, а не чесать языком. Во время одного из переездов между лагерями вдоль линии фронта его машина попала под обстрел. Когда комсорг пришел в себя, то понял, что он совершенно один. Идти не мог – огромная рваная рана кровоточила.
Недалеко в лесу Борис заметил всполохи огня – костер. Галушкин побрел на свет, и когда до лагеря оставалось несколько метров, понял – перед ним нацисты. Сзади осталась дорога, захваченная врагом. Все, что ему оставалось – спрятаться в болоте. Почти сутки Борис простоял по горло в воде, а когда немцы снялись с места и ушли, комсорг выбрался на сушу и пополз к своим. Грудь разрывало от кашля. Разъезд красноармейцев нашел его недалеко от линии фронта и переправил в госпиталь.
Нога молодого спортсмена затянулась быстро, но тут он услышал приговор врачей – туберкулез. С таким диагнозом не воюют, и главврач отказался выписывать комсорга. Тогда в один из вечеров Борис самовольно переоделся в форму и побрел по коридору к выходу. На лестнице он наткнулся на врача в сопровождении одного из часовых. По глазам рядового, который узнал Бориса, Галушкин понял, что побег сорвался. Но вдруг врач спросил, какого черта солдат забыл в больнице – время посещений давно кончилось, и приказал часовому выпроводить Галушкина. Рядовой, знавший о болеющем комсорге, секунду колебался, но не выдал Бориса и вывел на улицу.
Галушкин знал, что большая часть его сокурсников попала в ОМСБОН. В первые месяцы войны НКВД сформировал Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения. Бригада состояла из разрозненных отрядов бойцов, большинство из которых были спортсменами. Например, в отряде «Славный» бились 18 советских чемпионов. ОМСБОН создали для войны в тылу – диверсии, разведка, помощь партизанам. В будущем на основе бригады СССР сформировал спецназ.
Борис отправился в Дом союзов, в котором разместился штаб мотострелков. Неделю изо дня в день Галушкин приходил и упрашивал взять его на фронт. В ответ слышал одно и то же: у тебя туберкулез – и так недолго осталось, иди к жене, хоть остаток жизни проведи, как человек, тебя же пристрелят сразу. «Лучше один раз пропустить прямой в челюсть и проиграть, чем всю жизнь мучиться, что даже не попытался выиграть», – отвечал Галушкин. Через неделю все в штабе знали о Борисе. В конце концов, за него пришли просить все однокурсники-спортсмены, ожидавшие переправки за линию фронта. Так бывший комсорг попал в специальный отряд «Помощь» партизанской группы «Артур».
«Помощь» забросили в леса Минской и Витебской областей в 1942-м, а через год Галушкин стал командиром отряда и получил звание лейтенанта. Отряд Галушкина пустил под откос 27 эшелонов, 29 паровозов и 450 вагонов нацистов, захватил или уничтожил 33 машины, четыре танка и 17 тракторов, более тысячи солдат захватчиков. Во время одной из операций группа Галушкина 18 суток переправляла раненого разведчика с важными данными через линию фронта, пройдя 120 километров через лес и болота.
Летом 1944-го Красная Армия наступала по всем фронтам. 15 июня отряду «Помощь» приказали обеспечить прорыв кольца окружения, в которое попали партизаны Героя Советского Союза Петра Лопатина. Борис с бойцами десантировались на парашютах в районе озера Палик в Минской области. Галушкин оттянул на себя основной огонь нацистов, чтобы у Лопатина появился шанс.
На войне Борис чувствовал себя как дома. Жизнь будто готовила его к этому: просчитывать шаги соперника наперед, переносить тяжелейшие физические нагрузки и выступать лидером и наставником для своих. Небольшим отрядом Галушкин загнал и вымотал десятки солдат противника. Стрельба стихла, и над озером Палик развеялся дым, но отряд «Помощь» так и не дождался команды наступать. Почти всю операцию Борис провел с ранением и истек кровью, не дотянув до победы совсем немного.
Бориса Галушкина похоронили с 89 солдатами и партизанами в братской могиле в деревне Маковье под Минском. Осенью 1944-го один из сослуживцев Бориса принес к нему домой Звезду Героя Советского Союза, полученную командиром посмертно за образцовое выполнение боевых заданий. Сослуживец сначала не узнал вдову Бориса Лаврентьевича – в копне черных волос белела седина.
В 1959-м на месте братской могилы появился памятник-скульптура «Партизан-освободитель». В честь Героя Советского Собза названы улицы в Москве, Грозном, Евпатории и городе Белове Кемеровской области. В столице до сих пор ежегодно проводятся соревнования по боксу и забег имени Бориса Галушкина.