Как и положено классику, на русский язык Фуко переведен почти весь. Но как переведен? Как откомментирован? И вообще, понят ли? А если понят — так ли?
Материал опубликован на портале "Частный корреспондент".
До 1977 года никакого Мишеля Фуко для отечественных читателей не существовало. Первыми — спустя всего 11 лет после французского издания — по-русски, в переводе Виктора Визгина и Натальи Автономовой, появились «Слова и вещи: Археология гуманитарных наук».
Первое знакомство
Среди всех текстов, написанных и наговоренных Фуко к тому времени, эта книга была хотя и не самой главной, но, похоже, самой громкой.
Это она, выйдя в 1966-м, тут же превратила своего автора в фигуру столь же скандальную, сколь и харизматичную.
Похоже, «Слова и вещи» были выбраны для представления Фуко русскому читателю благодаря не столько своей репрезентативности, сколько чрезвычайной и шумной известности в родном культурном кругу. И оказались обречены на «знаковость»: следующий текст Фуко русский читатель увидел лишь через 14 лет.
Это были выдержки из лекций в Коллеж де Франс 1981/1982 года «Герменевтика субъекта» в переводе И. Звонаревой в первом выпуске прогрессовского сборника «Социо-Логос» 1991 года.
Предисловия, где выполнялась бы элементарная работа по введению в контекст, — никакого. Комментариев — тоже.
На следующий год питерское издательство A-cad переиздаст «Слова и вещи». В «Вопросах методологии» (№ 3—4) выйдет «Забота об истине» — беседа с уже смертельно больным Фуко его коллеги Франсуа Эвальда в апреле 1984-го.
Тогда же в «Кентавре» (№ 2) — выступление на круглом столе «Ницше, Фрейд, Маркс» 1967 года в переводе Егора Городецкого с небольшим, но содержательным введением Светланы Табачниковой. Для сборника «Танатография эроса» (СПб.: Мифрил) Сергей Фокин переводит «О трансгрессии»: размышления о смыслах сексуальности у еще менее, чем Фуко, известного в те поры русской аудитории Жоржа Батая.
Наконец книги
Еще год спустя «Вопросы методологии» (№ 1—2) опубликуют в переводе Е. Никулина «Что такое Просвещение» — текст небольшой, но настолько принципиальный, что его переведут еще по меньшей мере дважды: Наталья Пахсарьян («Вестник Московского университета». — Серия 9: Филология. — № 2. — 1999) и Егор Городецкий.
Лишь в 1996-м русский читатель увидит первую после «Слов и вещей» книгу Фуко — «Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности» (перевод с французского С. Табачниковой под редакцией А. Пузырея. М.: Магистериум-Касталь).
Книги с таким названием Фуко не писал. Это сборник, составленный хотя опять же не им самим, зато сплошь из «программного»: «Что такое автор?» (1969), «Порядок дискурса» (1970), «Забота об истине», первый том «Истории сексуальности» и введение ко второму (спустя восемь лет оно появится в издании второго тома в другом переводе — В. Каплуна). Здесь наконец-то есть подробные комментарии переводчицы, большая ее статья «Мишель Фуко: историк настоящего» и даже подробная библиография.
Русского второго тома придется ждать до 2004-го. Третий опередит его на шесть лет, выйдя в переводе Т. Титовой и О. Хомы (Киев: Дух и Литера; Грунт; Москва: Рефл-бук, 1998). И снова ни вводной статьи, ни послесловия, ни комментариев. Зато есть указатель цитированных произведений, указатель имен и библиография Фуко, включающая русские переводы. Первый том не вышел отдельной книгой, кажется, и по сей день.
В 1996-м же в киевском «Ника-Центре» в переводе С. Митина и Д. Стасова выходит «Археология знания». Книга — главнее (почти?) некуда, но хоть сколько-то анализирующих комментариев и предисловий — никаких. Правда, в 2004-м она была переведена (М. Раковской и А. Серебрянниковой) и издана еще раз, в Санкт-Петербурге, ИЦ «Гуманитарная академия» и «Университетской книгой».
Предисловия здесь целых два: «Мишель Фуко и его «Археология знания», написанное А. Колесниковым, и — не впервые ли за всю историю русского Фуко? — от переводчиков. Они наконец обращают внимание на то, что «между существующими переводами работ Мишеля Фуко часто отсутствует терминологическое единообразие», и предлагают небольшой список принятых ими терминов, объясняя иногда, почему предпочитают те или иные термины или каково их происхождение. Здесь же — статья Жиля Делёза об «Археологии знания».
В 1997-м в переводе Ирины Стаф вышла «История безумия в классическую эпоху» (СПб.: Университетская книга). В большом введении Зинаида Сокулер объясняет место «Истории безумия» в работе Фуко, во французской интеллектуальной традиции (и философской, и историко-научной) вообще и, наконец, корни ее в биографии автора и в прожитой им исторической эпохе.
Замечательная вещь, всякому бы изданию так. Правда, других комментариев нет, только примечания переводчика.
1998-й приносит нам, кроме третьего киевско-московского тома «Истории сексуальности», «Рождение клиники» (М.: Смысл) в переводе и под научной редакцией доктора психологических наук А.Ш. Тхостова и с его же коротким предисловием «Власть, Болезнь, Смерть» о биографии Фуко и корнях его интереса к медицине. Вместе с «Логикой смысла» Делёза (Екатеринбург: Деловая книга) издан текст 1970 года о Делёзе — «Theatrum philosophicum».
«Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы» выходит в 1999-м в переводе Владимира Наумова. Издательство Ad Marginem снова сочло излишними комментирующее введение или заключение, ограничившись «примечаниями переводчика». Тогда же «Художественный журнал» издал книгой эссе 1973 года «Это не трубка» о дадаистской доктрине живописи Рене Магритта, в переводе Ирины Кулик, под научной редакцией Валерия Подороги и с его большой — в половину книги — статьей о Фуко и живописи.
В 2000-м журнал «Ступени» (№ 1 [11]) поместил работу 1971 года «Ницше, генеалогия, история» в переводе Виктора Каплуна и с его короткой сопроводительной статьей. Позже Каплун переиздаст ее в сборнике «Ницше и современная западная мысль» под своей редакцией (Санкт-Петербург; Москва: Европейский университет в Санкт-Петербурге; Летний сад, 2003).
С 2002-го по 2006-й «Праксис» издает избранные политические работы Фуко в трех томах — «Интеллектуалы и власть» в переводе Станислава Офертаса, Ирины Окунёвой (в 2003-м она дополнит портрет «ангажированного» Фуко переводом работы «Правительственность (идея государственного интереса и ее генезис)» в № 4/5 «Логоса») и Бориса Скуратова. (Видимо, в социуме созрела восприимчивость к левым идеям, о которой вряд ли могла быть речь в начале 90-х.) Без предисловий с комментариями опять предлагается обойтись.
Второй том «Истории сексуальности» выходит в 2004-м в переводе В. Каплуна в петербургском «Академическом проекте». За ним — курсы лекций в Коллеж де Франс: переведенные А. Шестаковым «Ненормальные» (1974—1975), «Нужно защищать общество» (1975—1976) в переводе Е. Самарской (оба СПб.: Наука, 2005). В 2007-м там же — «Психиатрическая власть» (1973—1974) в переводе А. Шестакова и, наконец, полная «Герменевтика субъекта» (1981—1982), переведенные А. Погоняйло.
Кажется, на сегодня всё.
И что же?
С одной стороны, Фуко теперь существует по-русски почти весь. С другой — это существование рассеянно и хаотично. Ему далеко и до единства, и до цельного осмысления. Чего стоит одна драматическая судьба «Истории сексуальности», вышедшей в трех разных переводах и в разных издательствах, притом что первый том запрятан в сборник, где его не сразу и найдешь. Последовательность этих изданий отражает логику развития не взглядов автора, но потребности здешней аудитории в том, чтобы Фуко так или иначе присутствовал в ее умственной жизни. То, что он редко комментировался тщательно, наводит на мысль о том, что тексты его издавались скорее под текущую потребность, чем в русле продуманной интеллектуальной стратегии.
Впрочем, самого Фуко задачи возведения стройной системы вряд ли сильно волновали. Он и сам работал «под задачи». Хотя и в свете сверхзадачи, конечно: освобождения человека. В том числе и от цивилизации с ее условностями (отдавать себе отчет в рассеянной повсюду, «диффузной» власти — не значит ли уже дистанцироваться от нее, то есть хотя бы внутренне быть от нее свободным?), и от того образа себя, который создала и навязала homo sapiens западная мысль.
Мы же усваиваем его как классику западной мысли, наследуя с нею вместе и «встроенную» в нее задачу освобождения от нее, и старые добрые традиции ее отрицания и преодоления. Ситуация парадоксальная, но что поделаешь — наше самопознание сейчас приняло форму этой задачи.
Насколько систематически мы используем в этих целях наследие Фуко, так ли уж важно?
Автор Ольга Балла, "Частный корреспондент".