В этой деревне рвано, черно и голо,
теряются звуки, ломается голос,
мир закончился; вместо него - темнота и холод,
мор,
война,
смерть,
голод.
Пап, говорит его сын, а ведь ты же был звонарем,
позвони еще до того, как мы все умрем,
вытянемся под заснежившим декабрем,
папа, мне скучно без музыки
холоден дом
тараканы скребут по углам: говорили верно:
эти переживут, блин, любую скверну.
Ветер гуляет в деревне,
мучает жажда,
он достает заначку, глотает дважды,
ключ достает из ящика - и идет,
черною площадью, прямо под новый год,
лестница криво дергается из-под ног,
дергает левый бок.
Там, наверху, мороз, гуляют ветра,
там, наверху, ему шепчут: пора, пора,
там говорят: у каждого есть свой срок,
армагеддон, конец любой из дорог,
эй, говорят, спускайся и доживай,
ты не волнуйся: потом заберут в рай.
Он усмехается, фляга в руках дрожит,
думает, что не больно хочется жить,
эти, над ухом, - а черт их, а кто они,
думает, что на востоке уже огни,
сын попросил в последний раз позвонить.
Тяжко веревка дергается из рук.
И начинается звук.
Звук наполняет деревню, реку, леса,
вдруг различаются вздохи и голоса,
и на востоке - светлая полоса.
Если армагеддон - ты не то готовь,
видишь, веревка руки стирает в кровь,
видишь, как рвется дыхание по живому.
мир открывается новому звуку,
новому слову.
10.12.2012