Литературная запись Виктории СИМОНОВОЙ
Отрывки из книги (Уфа, 2014, изд-во «Инеш»)
ГЛАВА 15.
«БЕЛЫЕ МГНОВЕНЬЯ»
В конце 80-х — начале 90-х годов почувствовались ветры перемен. Это не прошло мимо и нашего Союза композиторов. До этого времени руководителем союза был Роберт Газизов. Первым предвестником перемен стала статья в газете о Риме Хаса-нове. Это совершенно гениальный композитор. Рейтинг его произведений, закупаемых Союзом композиторов, был самый высокий, и причем заслуженно. И вдруг мы читаем статью о том, что Рим Махмудович пришел в министерство культуры и положил на стол все свои награды и грамоты и сказал: «Мне все это не нужно!»
Позже я пытался представить себе это событие. Я сначала испугался — это был из ряда вон выходящий поступок. Трудно было тогда объяснить и представить себе подобное поведение, мотив и причины такого решения. Думаю, это было не самое правильное действие, как бы ни сложилась его дальнейшая жизнь. Но тогда на нас это произвело сильное впечатление.
Второй предвестник — это рокировка внутри Союза композиторов. После большого «вливания» в ряды СК молодых авторов произошло сближение Роберта Газизова и Рустэма Сабитова. Для меня это было не важно — я и так находился «на коне» и со стороны наблюдал за «дворцовыми интригами». А потом произошла удивительная вещь — видимо, не сошлись они по каким-то принципиальным вопросам, и возникла тема смены руководства. Я был молод и горяч, а Роберт Хакимович был человек неординарный и вспыльчивый. Он мог в пылу эмоций что-то наговорить, но через минуту все забывал и обиду не держал. У него, как у любого руководителя, были свои «любимчики» и те, кого он за композитора не считал. Порой разговоры в союзе велись, как в младшей группе детского сада. У нас с ним было несколько стычек, в среде творческих людей это нормально.
Но почему-то меня подхватило волной, и я поддержал оппозицию. Я сейчас об этом очень сожалею, и не потому, что меня не устроил следующий председатель СК Рустэм Сабитов, а потому, что мы выразили недоверие такому деятельному человеку, как Роберт Хакимович. У него масса достоинств. Он был очень дисциплинирован, всегда был на работе, умело решал вопросы административного характера, умел общаться с министрами и высшим руководством. Благодаря этим его качествам годы его руководства насыщены огромным количеством мероприятий, способствовавших качественному росту СК. Фестивали, концерты — без нас не обходилось ни одно значимое событие в республике и на уровне России.
Переизбрание Газизова шло через долгие собрания, борьбу. Он был и остается очень именитым композитором — его песни звучат, его Концерт для гобоя с оркестром был написан для оркестра Силантьева и с успехом исполнен. У него очень хорошая музыка к спектаклям, которая созвучна театральному действию. Мы же, башкирский Союз композиторов, обошлись с ним неделикатно. Его сопротивление было отчаянным, а мы с молодым напором хотели перемен.
Приход Сабитова совпал с политическими изменениями в стране. Республика Башкортостан приобрела суверенитет.
Началась политика национального подъема, и на этом фоне произошло много хороших дел. Наша культура обратила внимание на пройденный этап, на народное искусство, пение, в частности. Мы на новом витке спирали попробовали связать наши народные традиции с профессиональным искусством. И благодаря тому, что правительство на уровне национальной программы стало уделять вопросам башкирской культуры особое внимание, в нашем искусстве начался новый подъем — и симфонической, и балетной, и оперной музыки.
Здесь обозначилась смена композиторских школ. Первые симфонии Рафаэля Касимова, работа в балетном театре Рустэма Сабитова, балеты «Ходжа Насреддин» и «Аркаим» Лейлы Исмагиловой, появилась моя опера «В ночь лунного затмения». В эти же годы появились произведения Андрея Березовского, замечательная музыка к спектаклям и песни Нура Даутова. Это было прорывом нашего поколения.
Наши цели читались ясно — мы хотели внятно вывести культуру Республики Башкортостан на уровень России. Мы хотели обозначиться в российском социуме как деятельная и интересная национальная единица. В общем, мы продолжали дело, начатое нашими предшественниками, композиторами старшего поколения. Музыкант-философ Рафаэль Касимов писал симфонии, как и Рауф Муртазин, Рустэм Сабитов продолжил балетную традицию своего знаменитого отца, Наримана Сабитова. Я, хоть и не был учеником Загира Исмагилова, взялся за оперу. Мне эти поиски понятны и нравятся, хотя особенности мироощущения отражаются в творчестве у всех по-разному.
Мне в тот период перемен было некогда об этих вопросах задумываться. Я стал членом правления Союза композиторов, правда, я потом надоел Сабитову своими вопросами, и он меня вывел из состава. У нас были разногласия, но я, к его чести, хочу сказать, что это очень интеллигентный и порядочный человек. Это тот случай, когда воспитание родителей и сам уклад его жизни, равно как и его творчество — лучшее свидетельство тому, что он является представителем культуры. Есть черта, которую человек ясно должен чувствовать. Переступишь — перейдешь в другое качество. Рустэма Наримановича я наблюдал в разные периоды его жизни и видел в разных ситуациях, он всегда вел себя достойно. Как бы нас ни противопоставляли, мы люди одной закваски, Земцовской, люди одного полета, и в последние несколько лет мы все больше чувствуем близость. Среди композиторов дружба редкое явление, но я считаю своими друзьями Айрата Кубагушева и Рустэма Сабитова. Я им доверяю и знаю, что могу на них положиться и рассчитывать в трудную минуту.
Что касается этого периода, то несколько человек уехали из страны — Газизов в Америку, Наташа Победина в Испанию, Хасанов тоже уезжал, но потом вернулся — в Башкирии его любят. И хотя он по жизни непрактичный человек, он гениален, и что бы он ни делал, я всегда к нему буду относиться с позиции уважения.
Но зато ряды СК пополнились музыковедами Лилией Латыповой и Галией Ахмадеевой, композитором Валерием Ско-белкиным. Что касается меня, то деятельность СК на меня мало влияла. У меня не было амбиций, чтобы кем-то руководить. Мне просто было не до того. Я чувствовал себя востребованным композитором, и мне этого было достаточно.
ГЛАВА 16.
ТВОРЧЕСТВО И КОММЕРЦИЯ.
ДЕНЬ И «НОЧЬ»
Я столкнулся на новом этапе моей жизни с Радиком Гареевым. Его творчество было в самом расцвете, в зените славы. В оперном театре его имя собирало полные залы. В какой-то момент мы встретились в филармонии. Там в тот вечер звучали мои песни, и я слушал концерт. И тут прибегает Радик и так взволнованно говорит: «Меня ставят директором оперного театра!» И тут же: «А ты что делаешь? Когда напишешь большую оперу?»
Он начал свою деятельность увлеченно. Тут же привез новых молодых музыкантов — Володю Белова, Хамита Ижбол-дина, приезжал Володя Храмов, вытащил из Перми нашего Валерия Платонова и пригласил в качестве главного дирижера. В это время пришел в театр и режиссер Рустем Галеев. Вызвал он и меня. «Вот тебе контракт. Пиши оперу».
Радик не был бы Радиком, если бы он не обеспечил все условия. Я даже небольшую зарплату получал в театре. И начались поиски национального сюжета для будущей оперы. Мы начали регулярно встречаться с Рустемом Галеевым. Я первый раз писал по договору. И весь театр ждал начала работы над оперой. Это было ново, здорово, прекрасно!
Пока шла работа над оперой, я не ощущал себя одиноким ни минуты. Мне было просто некогда. Личная жизнь отошла на второй план. Деньги были, и я мог чувствовать себя хорошо. Я одевался хорошо, в доме хозяйством занимались помощники, у меня была машина с шофером. И наступила новая эра в моей жизни.
Одно плохо — несмотря на все удачи и треволнения, я по-прежнему выход искал в бутылке. У меня был период, когда я совсем не пил один год, с 1995 по 1996-й, но это было временно. Потихоньку я начинал все-таки понимать, что это становится проблемой, и ее надо как-то решать. Я даже в эфире как-то ляпнул, что я алкоголик. Когда наступало просветление, я думал, как мне из этого выбираться?
Но как бы я ни запивал, о работе не забывал, потому что мне это было действительно интересно. Я попытался организовать детский ансамбль, который специализировался на национальном репертуаре в первую очередь. И я видел в перспективе детский хор при ГТРК «Башкортостан». С этими мыслями я начал собирать студию, и это проложило мне дорогу на радио и телевидение. Проблемы появились позже.
В то время, когда председателем Союза композиторов стал Рустэм Сабитов, председателем Музфонда был Рашид Зиганов. Они оказали мне большую поддержку — отправили в Правительство письмо обо мне и о том, что мне нужна помощь в создании произведений. И у меня появился новый, оплачиваемый государством человек — «секретарь незрячего композитора». Это был человек, который записывал за мной ноты, и я стал прокладывать себе дорогу к профессиональному подходу — опыту нотной записи.
«Ночь лунного затмения» — это этапное сочинение, и это целый период в моем становлении как композитора и личности. Во время «Ночи» я приобрел друзей, прежде всего режиссера Рустема Галеева. С тех пор мы идем вместе, несмотря на разницу в мироощущении.
Я нашел прекрасного друга — Валерия Платонова. Он удивительной чуткости и доброты человек. Но познакомились мы с ним не сразу. Я был в «тусовке» Камалова, когда тот организовал Национальный симфонический оркестр. Но когда начал работать над «Ночью», мы с Платоновым стали неразлучны. Как много он мне подсказал! Как много для меня сделал! Помощь его неоценима и совершенно бескорыстна. Он работал со мной вместе «не за страх, а за совесть», бесконечно редактируя и поправляя ноты.
Салават НИЗАМЕТДИНОВ
Он даже подсказывал моим секретарям графические моменты, что стало бесценным опытом и очень помогло в работе над следующей оперой «Мементо». Он потратил на меня бездну времени, но благодаря ему я многое узнал — оперную терминологию, оперные приемы, а сколько я почерпнул от него о хоровой партитуре! Человек удивительный по отношению к людям, человек большой души и сердца. Его жена, музыковед Светлана Платонова, тоже очень близкий мне человек. Пожалуй, из музыковедов у меня ни с кем не было такого контакта и взаимопонимания, как с ней.
Сейчас дирижер Платонов работает в Перми, мы по возможности общаемся. Правда, когда он бывает в Уфе, я боюсь его побеспокоить лишний раз — все-таки он приезжает к семье, да и отдыхает от своей бурной творческой деятельности в Пермском театре, где работает днем и ночью, осуществляет массу проектов и идей. Я мечтаю о том, чтобы он вернулся в Уфу.
Коллектив оперного театра я узнал очень близко, особенно подружился с певцами. Ныне покойный Райнат Башаров — удивительно теплый и мягкий человек, свободный от зависти и закулисных интриг. Я очень любил его, и мы всегда говорили друг другу много теплых слов. Думаю, я в ближайшее время напишу хор и посвящу ему.
Я очень нежно отношусь и люблю Инну Романову, Олесю Хуснутдинову, Наташу Маслову. Познакомился с замечательными Таней Каминской и Сергеем Власовым. Такие отношения складываются, когда ты много времени проводишь в театре и начинаешь узнавать его изнутри, из-за кулис, через гримерки и курилки.
Что касается «Ночи», я ее написал достаточно быстро. Почему-то сейчас ее считают лучшей оперой, хотя для меня она проба пера.
И вот в апреле 1996 года состоялась премьера. Это было что-то! Восторги, поздравления, эйфория! Я даже не сразу осознал, что произошло. Тогда Мустафа Са-фич сказал нам с Рустемом Галеевым: «У вас финал мощнее, чем у меня».
Эта постановка, действительно, стала серьезной удачей всего коллектива оперного театра. В 1997 году «Ночь» повезли на Декаду башкирской музыки в Москву, где она была поставлена на сцене театра Колобова «Новая опера». Там же в фойе звучала моя музыка, и я ощущал себя именинником. Опера «В ночь лунного затмения» получила очень высокую оценку на пресс-конференции, где ее обсуждали ведущие столичные музыковеды и критики. В их числе находился и Юрий Корев, которому я задал вопрос без обиняков:
— Скажите неофициально, как вам опера?
— Конечно, на российском уровне! Вы — молодец, — ответил он.
Кто-то сказал, что это событие в России в жанре оперы за последние 15 лет. Это было удовлетворением всех моих амбиций.
Параллельно Рустэм Сабитов привез в Москву концерт нашего Союза композиторов. Но там прошло все не так удачно, поскольку у Рустэма Наримановича еще не было опыта организации подобных мероприятий. Все-таки Москва требует особого подхода, и все продумывать нужно заранее.
Мы же с Рустемом Галеевым, сбросив с плеч невероятную тяжесть, и на радостях, что все прошло замечательно, решили отметить нашу победу. Спасибо Рустэму Сабитову, который вовремя нас остановил и не дал нам разгуляться и все испортить.
Мы вернулись в Уфу и поехали праздновать к Платоновым на дачу. И вот именно там, в совершенно расслабляющей обстановке возникла новая идея — приближается конец тысячелетия, и надо бы театру это событие как-то особенно отметить. И мы решили начать работу над новой оперой.
В тот день мы и концепцию придумали — выхватить узнаваемые личности из прошедших двух тысячелетий и подвести итог тому пути, что прошло человечество, и посмотреть на наше время в перспективе. И при этом провести общую линию — сколько бы ни было у человечества уроков, из века в век повторяется одно и то же.
Премьера оперы «В ночь лунного затмения» состоялась в 1996 году. В то время Радик Гареев уже не был директором, а работал в театре как солист. У меня есть запись, на которой он говорит на банкете. А 29 октября Радик ушел. Ушел неожиданно для всех, оглушив нас этой потерей. Как это получилось?
Еще в начале 1996 года на Рождественском балу, который проходил в оперном театре, один из его друзей, Виталий Абцеш-ко , человек преуспевающий и помогающий многим музыкантам, в том числе и мне, заметил, что Радик Арсланович был не в форме. И с этого вечера у Радика начались запои. А может, что-то было и до того. На него начались гонения, искали повод для его отставки. И таким поводом был сам Радик. Он был эмоциональным и не всегда мог просчитать свои слова и поступки. Он думал, что ему все позволено. А общаться с властью — это тоже искусство.
Если взять примеры из истории, то Георг Фридрих Гендель, например, «знал кухню» и преуспевал. Он владел искусством менеджмента, как сейчас это называют. А его великий современник Иоганн Себастьян Бах работал в храме Святого Фомы,
и его произведения звучали только в этом храме. Это отдельное искусство — быть придворным композитором. Оба были счастливы по-своему, оба гении, но у каждого сложилась своя судьба. Возможно, иногда они думали друг о друге: «Вот бы мне так!»
У Радика эмоции, наверное, иногда возобладали над разумом. Он был гордым человеком и знал себе цену. Но мы не могли ему помешать что-либо сказать или сделать. Мы создали группу поддержки его как директора театра, были на всех пресс-конференциях. Но в конечном итоге, когда ему предъявили какие-то претензии, он не выдержал и сгоряча наговорил всякого. Дело осложнилось.
Министром культуры был Халяф Ишмуратов. Он присутствовал на той пресс-конференции, где Радик наговорил лишнего. Халяф Халфетдинович, как человек умный и доброжелательный, сказал прямо:
— До этого момента была возможность оставить Радика на посту директора, но после огласки в прессе уже нет.
И Радика освободили от занимаемого поста. Но он остался артистом. Пел, как всегда.
Мы с ним были очень хорошо знакомы, но вместе выпивали крайне редко. Он не поощрял мои пьянки. А сам, оказывается, пил. С апреля по октябрь я его толком и не видел. А 29 октября его не стало. Это было ужасно. Это была трагедия. Тяжело было всем — и кто его знал, и кто не знал совсем. Переживали это горе все одинаково. Ни у кого не было сомнения в том, что Радик — это личность, что он поднял башкирскую эстраду на уровень Союза.
Он был тем лидером, который способствовал возрождению оперного театра в Уфе. Это тот, по чьей инициативе была написана опера, которую можно ставить на любой сцене России и даже мира. Все его поступки — прав он или не прав — исходили от талантливого человека и великого певца. Это был Радик Гареев. Он никогда не играл Радика Гареева. Он был Радиком Гареевым.
Для меня его уход — невосполнимая утрата, которая потом аукнулась.
Партитура «Ночи» была посвящена Радику. Мы на следующий день после его смерти, 30 октября, сыграли эту оперу и 31 октября проводили его.
То, что он меня направил по правильному пути и постоянно мне помогал, я буду помнить всегда. Его голос звучит в моей голове, когда я слышу что-либо из его репертуара. И на вечерах его памяти всегда участвую