Некоторое время назад в издательстве "Центрполиграф" вышла моя книга "Москва рок-н-ролльная". Книга оказалась удачно, и с тех пор моя коллекция рассказов о Москве началась пополняться новыми рок-н-ролльными историями, связанными со столицей России. Сегодня я хочу представить читателям новый рассказ о музыкальных приключениях, случившихся однажды на улице Дмитрия Ульянова.
Улица Дмитрия Ульянова только называется улицей, на самом деле это настоящий бульвар, солнечный и раздольный. Вдоль всей улицы от Ленинского проспекта и до самой Большой Черемушкинской тянется парковая аллея, посаженная еще в конце 50-х. По обе стороны улицы высажены знаменитые черемушкинские пятиэтажки, создавшие неповторимый ландшафт хрущевской Москвы.
Добраться до улицы Дмитрия Ульянова можно, если ехать до метро «Академическая», которая разделяет улицу как бы на две части. В одну сторону пойдешь – дойдешь до веселой студенческой пивнушки, которую давно уже облюбовали жители Дома аспиранта и стажера МГУ. В другую сторону – выйдешь к Ленинскому проспекту, который вдруг вынырнет, зашумит автомобилями и сразу вернет ощущение современного столичного города.
Улица Дмитрия Ульянова – это очень красивая улица. Вот только все музыкантские истории, которые я слышал про нее, в основном очень стремные.
На улице Дмитрия Ульянова, в том месте, где она вливалась в Ленинский проспект, жил композитор Альфред Шнитке. Поскольку он писал не обычные песни, а авангардную музыку, то считалось, что за ним зорко следят спецслужбы. Наш замечательный саксофонист Сергей Летов рассказывал, что однажды (дело было еще до перестройки) он натерпелся страху, передавая Шнитке посылочку из-за рубежа.
Ту посылку в Москву прислал знаменитый американский композитор-минималист Филипп Глас. В нее были вложены альбом «Sathyagraha» и опера «The Photographer», записанные на кассете, и ксерокопии чартов из «Биллборд» и других западных музыкальных журналов, на которых рукой Филиппа Гласа фломастером было отмечено, на каком месте находятся этот альбом и эта опера. (Летов вспоминал, что ужасно переживал, что не смог послушать эти произведения, потому что кассетных магнитофонов ни у него, ни у его друзей тогда еще не было.)
Посылку доставили известному художнику-концептуалисту Андрею Монастырскому. Его квартира на улице Цандера в начале 80-х почиталась за главный центр концептуализма в Москве. Здесь по четвергам происходили «партсобрания» группы «Коллективные Действия», на которых устраивались чтения произведений участников этого квартирного кружка, представления, с обсуждением прочитанного и имитацией худсоветов. Сюда непременно являлись Дмитрий Александрович Пригов, Александр Кабаков, Лев Рубинштейн, Владимир Сорокин, «Мухоморы». Здесь же часто исполнял свою музыку и Сергей Летов.
Проблема состояла в том, что Монастырский не был знаком со Шнитке.
Зато Сергей Летов дружил с композитором Софьей Губайдуллиной, которая в свою очередь, как было известно, дружила с Альфредом Шнитке. Именно поэтому Летову и было поручено найти возможность передать Шнитке посылочку от Гласа.
Почти каждое воскресенье Сергей Летов отправлялся на Преображенку в гости к Софье Губайдуллиной, у которой собирались различные музыканты, чтобы всласть поимпровизировать в каких-нибудь необычных тональностях.
В тот день Губайдуллина играла на арфе, певица Валентина Пономарева стучала на бонгах и пела долгую песню без слов, а Летов фантазировал, балансируя между саксофоном и бас-кларнетом. Потом Пономарева объявила, что ей пора на концерт, и ушла, а Сергей задержался, чтобы рассказать Губайдуллиной о посылке от Гласа и о задаче, которая была поставлена Монастырским. Губайдуллина позвонила Шнитке и договорилась о встрече. При этом она ни слова не сказала о том, что ему из-за рубежа прислали посылку и что к нему придет Летов и принесет ее, так как считалось, что все телефоны прослушивались спецслужбами. Они болтали долго, но на самые что ни на есть будничные темы: о том, что давно не виделись, что наконец-то установилась хорошая погода. В конце разговора Губайдуллина легкомысленным тоном предложила Шнитке встретиться в условленном месте в центре Москвы, чтобы просто прогуляться по любимым местам.
Когда в следующее воскресенье Летов вновь приехал к Губайдуллиной, она сообщила Сергею, что Шнитке согласился принять его, и продиктовала адрес.
Летов решил ехать к Шнитке днем, когда на улицах не очень много людей, а потому ему будет легче вычислить «хвост», если он привяжется. Соблюдая все известные ему из детективов меры предосторожности и поминутно оглядываясь, Сергей вошел в подъезд и, крадучись, поднялся до нужной квартиры.
Композитор открыл дверь, едва Летов позвонил, но в квартиру Сергея не пустил. Так они и разговаривали в дверях.
Летов достал из авоськи посылку и, радостно улыбаясь, протянул ее Шнитке. Но композитор оттолкнул посылочку и попытался захлопнуть дверь.
«Да мне просто передать! Возьмите! Это для вас!» - воскликнул ошеломленный Сергей.
«Мне ничего не надо!» - сухо сказал композитор.
Летов раздраженно спросил, говорила ли ему Софья Губайдуллина, что он должен прийти и принести посылку.
Шнитке молча кивнул.
Тогда Летов сунул посылку ему в руки и весело, с чувством выполненного долга сбежал вниз по лестнице.
Всю дорогу от дома Шнитке до метро «Академическая» Сергей старательно проверял, нет ли за ним слежки. Он то неожиданно переходил на другую сторону улицы, но останавливался, чтобы завязать неразвязавшийся шнурок на ботинке. Каждый раз он внимательно наблюдал, как вели себя люди, двигавшиеся вслед за ним, но ничего подозрительного так и не обнаружил…
Кстати, в том же доме, но в соседнем подъезде жил известный художник-концептуалист Никита Алексеев, который некоторое время являлся активным участником группы Андрея Монастырского «Коллективные Действия». В конце 70-х он стал одним из инициаторов «МАНИ» (Московского архива нового искусства). В начале 80-х в квартире Никиты свои выставки устраивали легендарные «Мухоморы». Но в 1984 году ребята из КГБ попросили Никиту не делать этого, и в конечном итоге он уехал во Францию.
Вот такая она, улица Дмитрия Ульянова. Красивая, но почему-то очень стрёмная…