В губернском городе N, несмотря на то, что он был с трёх сторон окружён реками и имел большую протяжённость с севера на юг, мостов было до обидного мало. Всего три.
Западный мост был очень загружен. Каждое лето его асфальтировали, но весной асфальт оказывался в чудовищных выбоинах, и мэрии ничего не оставалось, как только заново выделять деньги на ремонт.
Мост на юго-восток был узок, все считали его чем-то вроде дополнения к двум другим.
И был ещё главный – южный – мост. Собственно, это был не один, а два моста рядом: по одному, что поновее, можно было въехать в город, а по другому, старому, следовало выезжать. Время от времени, особенно в сильный мороз, городские власти перекрывали движение по старому мосту и что-то с ним делали. Кажется, его состояние внушало серьёзные опасения. Поэтому, например, было заведено все правительственные делегации ввозить и увозить только по новой части южного моста.
Старый мост, честно говоря, был не так чтобы очень стар. Ему было немного за шестьдесят. С момента постройки он был в полном порядке, только иногда входил в резонанс и начинал вибрировать. И никто в городе N не мог объяснить – чего это он?
Позже, в девяностые, мост три-четыре года подряд забывали покрасить. Злые языки говорят, что в это время там что-то непоправимо заржавело, какие-то несущие конструкции или балки, непонятно. Что-то внутри. Что-то такое, что могут понять только специалисты. И вот оно заржавело, и процесс пошёл-пошёл, и это что-то треснуло и теперь иногда хрустит. Особенно в морозы. А если морозов нет, то ничего, ездить можно. Но только аккуратно, не более двадцати километров в час на легковом автомобиле.
Ещё у старого моста была ферма. Обыватель, который плохо разбирается в мостах, может и не знать, что это такое – ферма моста. А это, видите ли, такая штуковина, навроде арки из металлических балок, которую строители устраивают над самым широким пролётом. Для прочности.
Ферма возвышалась двумя полукружьями слева и справа от моста; на неё время от времени забирались пьяненькие молодые люди, изнемогающие от несчастной любви. Они легко влезали на самый верх и страдали там, никем не понятые, собираясь с духом чтобы сигануть вниз, в тёмные воды холодной реки. Далее обычно приезжала пожарная команда, и несколько здоровых мужиков, разбавляя жалобные стоны хрупкого влюблённого отборным матом, снимали несостоявшегося самоубийцу с фермы. Иногда пожарные задерживались, и тогда протрезвевшему на холодном ветру влюблённому приходилось слезать самому, цепляясь за ферму окоченевшими пальцами, а зеваки показывали на него пальцами и гоготали. Впрочем, по весне бывали случаи когда влюблённые персоны действительно прыгали в реку, а самые упорные даже и тонули, чем, безусловно, портили демографическую статистику города N.
И вот шёл как-то раз #АкакийАкакиевич по набережной мимо моста и увидел наверху, на ферме, человечка. Мост как назло был совершенно пуст и даже закрыт для движения автотранспорта по причине морозов, поэтому беднягу, по-видимому, долго никто не замечал. #АкакийАкакиевич сначала тоже хотел не заметить его, но потом вспомнил все хорошие книги, что читал в детстве, подошёл, задрал голову и обратился к потенциальному самоубийце так громко, как только мог.
– Почему бы вам не спуститься, молодой человек?
– Уйдите, – донеслось сверху.
– Если вы собираетесь нырять в реку, так я вам этого категорически не посоветую, потому что она теперь покрыта метровым слоем льда. Я только вчера общался с Петром Николаевичем, это мой коллега и рыбак. Он утверждает, что лёд теперь исключительно толстый. И готов спорить, вы его не пробьёте. Вы разобьётесь насмерть или переломаете себе кости и остаток жизни будете маломобильным инвалидом. А знаете, что такое быть маломобильным инвалидом в нашем городе? Это вы не сможете выйти из подъезда без посторонней помощи. А если всё же вылезете, то не преодолеете ни одного бордюра, не сможете вернуться домой, будете бессмысленно кататься на инвалидном кресле среди кустов сирени и заброшенных гаражей, окончательно потеряетесь и через несколько дней умрёте, и бомжи заберут вашу одежду, пропьют ваше инвалидное кресло, а вас похоронят в картонной коробке из-под холодильника.
– Да что вы такое несёте! – раздражённо донеслось сверху.
– Знаете, я вам так скажу: у меня сегодня выходной и я даже готов пойти с вами в бар за углом и простить по стаканчику горячительного глинтвейна с гвоздикой, но если вы думаете, что я буду стоять тут и уговаривать ещё хоть пять минут, то вы сильно ошибаетесь. У меня уже замерзли губы, я не хочу больше кричать на морозе. Если вы не идёте, то пока.
– Ну хорошо, хорошо, – раздосадованно отозвался незнакомец. – Мы выпьем за ваш счёт, чтобы согреться, а потом я снова сюда залезу.
Человек слез на землю и при ближайшем рассмотрении оказался отнюдь не юным студентом, а полинялым субъектом лет сорока, в старой кожаной курточке некогда коричневого цвета, зимней шапке из чёрного кролика, застиранных синих джинсах и чёрных, совершенно не пригодных для зимы, кроссовках. Вокруг шеи у персонажа было грязное кашне, первоначальный цвет которого угадывался по отдельным чистым фрагментам: это был матово-белый цвет, как у того обработанного лаком слонового бивня, который #АкакийАкакиевич однажды видал в лавке редких товаров и восточных сувениров. Лицо у субъекта было симпатичное и грустное. Такое лицо обыкновенно с годами формируется у сельских учителей и вообще интеллигентов, переживающих трудные времена.
– Руслан Владимирович, – представился тип, протягивая замёрзшую красную руку с обкусанными ногтями.
#АкакийАкакиевич осторожно пожал эту руку и объявил:
– Пока вы спускались, я придумал штуку получше, чем пить глинтвейн. Мы с вами сейчас закупим необходимые продукты и пойдём варить жжёнку.
– Что ещё за жжёнка? что это такое вообще – жжёнка?
– Жжёнка – это феерично. Считается, что гусары случайно придумали рецепт в 1812 году, преследуя отступающих из России французов. Кавалерия грелась у костра трофейными винами и смешивала что попало. И вдруг получилась жжёнка – отменный напиток, который быстро стал популярен.
– Никогда не пробовал. И вы полагаете, что мы сегодня сумеем её приготовить?
– Полагаю, что да. И потом, что нам может помешать? Вы всё равно планируете суицид, а у меня сегодня и завтра – выходные дни.
И они пошли.