Мы с Сережей жили по соседству. В то время оставалось меньше месяца до долгожданного и значительного события в нашей жизни- началу учебы в школе. Для нас матерями была уже закуплена одинаковая школьная одежда. Я не мог дождаться последнего дня в детском саду, когда мой дружок подобным недоразумением обременен не был. Работа его матери позволяла ему быть дома, и, в меру сил, помогать ей по хозяйству, т.е., приглядывать за младшими сестренками четырех и трех лет. Сережин отец работал водителем на грузовике. Частенько можно было видеть его стоящим на подножке машины, которая задним ходом лихо преодолевала расстояние в двести метров между Сережиным домом и местным магазином. Конечно, и нам удавалось покататься по району, когда у отца появлялась возможность нас порадовать.
Ничто не предвещало беды, но, она пришла. В один пасмурный день мать с девочками ушла по делам. Ожидая приезд отца на обед, Сережа решил подогреть для него еду. В теплое время года ее готовили в отдельно стоящей рядом с домом летней кухне. Сначала необходимо было разжечь печь, но, сырые дрова не хотели загораться. Надо использовать метод отца. Пусть и запрещенный. Никто же не видит. Всего-то дел - сходить в сарай и зачерпнуть банкой из фляги бензин. И плеснуть его на растопочную бумагу. Увы, зажженную. Полыхнувшее из печи пламя зажигает бензин в банке и обжигает руку. Рука инстинктивно отдергивается, и горящий бензин из банки выплескивается Сереже на руку, грудь, живот. Мгновенье, и огонь охватывает его одежду, чудовищная боль вгрызается в тело. Шок затворяет ему уста, ослепляет глаза. И он бежит от этой всепоглощающей боли. Выскочи Сережа со двора на улицу, его могли бы увидеть люди и помочь. Боль же увлекла его в обратную сторону, на придомовой огород. Катаясь на грядках, он все бежал и бежал от нее. Но, боль была слишком безжалостна, и сердце ребенка не выдержало, остановилось, таким образом оградив Сережу от муки.
Приехавший вскоре отец нашел обожженное тело сына в огороде, и помчался с ним в больницу. Но, помочь Сереже было уже нечем. Такой, вот, короткой оказалась его жизнь. Придя проститься с ним перед похоронами, я вошел в горницу дома, где стоял гроб. Почерневшая от горя и выплакавшая все слезы мать отрешенно сидела рядом, держа руку сына, и ни на что не реагировала. У стен молча стояли и сидели близкие и знакомые. Только сестренки бегали вокруг гроба с возгласом: «Сережа спит! Сережа спит!» На меня навалилась непонятная тяжесть, и ощущение какой-то раздвоенности. С одной стороны, я понимал, что Сережин сон вечный, с другой, хотелось присоединиться к малолетним девочкам и разбудить его... Домой я бежал уже со своей тягостью. Только в объятиях мамы пришло некоторое успокоение. Тогда же я сказал ей, что не буду носить новые ботинки, в подобных которым Сережа отправился в свой последний путь. Мама поняла. Ботинок этих я больше не видел.
Последующие радостные впечатления от начала школьных занятий и прелестной соседки по парте на грядущие четыре года сняли тяжесть с моего сердца. А чуть позже и Сережина семья уехала куда-то, в напрасной надежде спрятаться от боли понесенной утраты.