Я попросил ребят из популярного медиа Психо Daily ответить на несколько вопросов о своей жизни в 90-х годах. За что им большое спасибо. А вот что из этого получилось:
Расскажите о составе Психо Daily, кто входит в ваш коллектив и, кто чем занимается? Что послужило предпосылками к созданию проекта? И какова его цель?
Миронов: Нас пять человек — Паша, Катя, Филипп, Ксюша и Алиса. Мы все, можно сказать, журналисты-переростки, работавшие в «Афише-Город» и «Афише Daily». Паша, правда, не был в штате (он служил в журнале Interview Russia), зато часто нам писал и крепко с нами дружил. По всякими злобным экономическим причинам «Афишу» в 2017 году разгромили — такое с ней периодически случается. И мы, оказавшись на разных работах, но оставшись хорошими приятелями, решили создать собственное медиа — с преферансом и социальной адаптацией секс-работников (если перефразировать известное выражение). Главное отличие Психо Daily от работы в «Афише», которая была частью огромной корпорации, в том, что у нас нет руководителей. Мы стараемся жить в управленческой демократии и позиционируем себя внутри и наружу как набор ценных индивидуальностей, как такой коллективный мега-блоггер. Демократию понимаем как ее трактуют в семье или в неуставной компании — то есть не очень-то и институционально. Поэтому, бывает, мы и ссоримся на проектах, как в коммуналке, и обнимаемся, как в бане.
Психо Daily — гибридное медиа, которое подходит к информационной ленте с проектным сознанием, обожествляет идею партнерств и коллабораций и размывает границу между онлайн-контентом и всякими офлайновыми придумками. Звучит как готовый мемас, но мы еще и агентство беспоук-маркетинга, которое умеет делать классные маленькие ивенты из медийных сюжетов и наоборот. Формального распределения обязанностей внутри команды нет, но, скажем, у Ксюши отлично получаются партнерские материалы, Алиса — директор по рейву и анонсам, мы с Пашком отвечаем за ню-бизнес и часто выступаем аккаунтами проектов, а Катя бесценна в деле настраивания процессов, сериализации форматов и житейской мудрости. С нами часто работают другие наши коллеги и авторы по «Афише».
Алиса: На момент запуска канала все мы уже перестали работать журналистами на постоянке. Когда ты больше не обязан писать обо всем на свете, редактировать чужие, порой очень нескладные тексты, когда больше не надо моментально придумывать как обработать очередной важный инфоповод и следить за количеством просмотров материалов, то начинает фигачить творческая энергия. Избавиться от многолетней привычки жадно поглощать всю информацию и сочинять заголовки несуществующих фичеров гораздо труднее чем может показаться. Я полгода не писала текстов как журналист перед запуском ПД и, откровенно говоря, переживала ломку по этому делу.
Тут у нас абсолютная свобода действий и держится все на инициативе и ответственности друг перед другом. Если тебе лень выпустить срочный важный материал, тебя уже никто не уволит, но ты подведешь своих товарищей и ваше общее дело – это вообще не прикольно.
Дементьева: Ишь ты, беспоук-маркетинг. Цель нашего канала — быть веселым изданием для 30-летних людей, которых медиа видят в основном как покупателей товаров и услуг и элегантно впаривают им ипотечные схемы, азиатскую косметику и книги по личной эффективности. Мы возвращаем нашим читателям беспечность. Другое дело, что на нас подписываются и очень юные люди, которых нельзя упрощать только до рэперов и видеоблогеров. Один раз ко мне на «Стрелке» подошел 22-летний читатель из глобальной аудиторской компании, который сказал, что прочитал в Психо Daily про микродозинг и уговорил его опробовать своих коллег — консультанток по операционным рискам. Бывает неловко из-за этого, притом я такого поста вообще не помню.
Говорят, 90-е сейчас в тренде. Это связано с взрослением детей и молодых людей того противоречивого времени, переломным периодом в новейшей истории или с чем-то ещё?
Миронов: «Да» можно ответить на все, что ты перечислил. Но мне кажется, есть еще дополнительный круг ностальгической сансары в культуре, который управляет вдохновением современности. В конце девяностых - начале нулевых, например, в музыке возникла мода на 1960-е: Остин Пауэрс, группа Combustible Edison, Pulp и шире брит-поп, жанр easy listening, лаунж-кафе и буржуазная роскошь с налетом акрилового психодела — это все и в Москве цвело буйным цветом в начале нулевых. Потом в зрелые нулевые все стремительно сошли с ума по электропопу и 1980-м, ну и кажется логичным, что где-то в 2008-09 гг. началось повальное увлечение 1990-ми. Понятно, что придет дальше, хотя и очень не хочется, чтобы мы вспомнили, какими крутыми казались в нулевые плюшевые костюмы Juicy Couture и рубашки в стиле Рики Мартина.
Интересно узнать, чем вы занимались в 90-годы, расскажите об этом.
Миронов: Я учился в школе и был трансером. Ходил на вечеринки в МДМ, «Аэроданс», клуб «Остров сокровищ», был в позднем «Птюче», красил волосы, носил цветастые балахоны, тусовался на «Театральной».
Вардишвили: Тоже учился в школе, ходил на дискотеки в поздний же “Титаник”, читал журналы “ОМ” и “Птюч” и мечтал жить роскошной ночной жизнью, как их герои.
Алиса: Я жила в Ташкенте, носила разноцветные лосины, каталась с родителями на горных лыжах и училась писать под сериал «Коломбо». В 1997 году моя семья переехала в Подмосковье, а я пошла в первый класс, зафанатела от группы Five и Бритни Спирс и решила стать журналистом.
Дементьева: До 1994-го года я жила с родителями-переводчиками в Нигерии, якобы училась дома (в основном играла на синтезаторе Доктора Албана), в 12 лет дружила с девочками и мальчиками, которым было от 16 до 21 (больше было не с кем) и смотрела штурм Белого дома по телевизору. Впрочем, у нас в Лагосе военные перевороты случались каждые 3 месяца: в 93-м, например, свергали президента Бабангиду (это не только русский рэпер, а плохой военный генерал), в связи с чем мы неделю жили без электричества. У меня было много интересной одежды с воровских рынков, где продавали благотворительный шмот из Европы, а также новые вещи из ограбленных поездов с грузом из каталогов La Redoute. А вторую половину 90-х я провела в Башкирии, которая стремительно богатела на нефтяных деньгах и мы стали средним классом: по крайней мере, я в 19 лет владела автомобилем «жигули-семерка», и в нем уже слушала Prodigy.
Витюк: В 90-е я родилась, жила в Зеленограде, не расставалась с йо-йо и тамагочи, занималась народными танцами (в кокошнике!), а в Москву ездила только в театры и в Макдоналдс, вот это был настоящий праздник.
Какие любимые места для потребления пищи и распития напитков вы выбрали бы в 90-е и какие места выделили бы сейчас?
Миронов: Для меня символом гастрономии 1990-х навсегда останется буфет «Обжорка» на Пятницкой, где сейчас «Тарас Бульба». Это был плоть от плоти советского общепита — с жульенами в коктоницах, красными подносами, блюдцами с отбитыми краями и морем майонеза. Мы зависали там после школы и лили водку в бутылки с «Пепси-Колой» (или еще с чем похуже). На Пятницкой же был знаменитый фанатский пив-бар «Серна», куда мы не ходили — ходили в сквот-клуб «Третий путь» через переулок.
Вардишвили: Не помню, поздние это 90-е или ранние нулевые, но была такая хорошая кофейня, кажется, с коктейлями - “Москва-Берлин”. Вот она мне очень нравилась.
Алиса: В Ташкенте мой папа работал в первом коммерческом ресторане Узбекистана, он назывался «Тион». Мы с мамой часто у него тусовались, я почему-то стеснялась официантов и заказывала постоянно жульен. После переезда в Москву по ресторанам я разгуливать перестала, и как любой ребенок из 1990-х заобожала «Макдональдс». Будь я постарше, веселилась бы в «Птюче» и «Титанике» – по рассказам уважаемых тусовщиков, там было классно.
Дементьева: с уфимским классом мы приехали на каникулы в Петербург, который я люто возненавидела. Из столовки с дворцовым интерьером в районе Конюшенных сбегала в «Сабвей», который мне казался модным дайнером. А в Москве богатый дядя привел меня в «Садко Аркаду» — тогдашний «Глобус Гурмэ» с пирожными по 7 у.е., после чего я месяц рыдала, так как думала, что мне никогда не светит жить в таком роскошном городе и платить такие безумные деньги за корзиночки с малиной. На пятом курсе я переехала в Петербург на 10 лет, а потом и в Москву, где в каком-то смысле сделала карьеру на обозревании разного рода корзиночек.
Витюк: В первый московский ресторан, который я отчетливо запомнила, меня привела моя сестра. Это было «Imagine Кафе» прежде известное как «Кризис жанра» — меня абсолютно поразило варенье из роз, которое я там попробовала.
Какое ваше любимое место в Москве в то время и в наши дни?
Миронов: Не могу вспомнить ничего с особой нежностью из 1990-х. Разве что «Макдональдсы» или кафе Tako Bell в метро. Сейчас обожаю Remy Kitchen & Bakery.
Вардишвили: Не скажу про тогда, а сейчас люблю амфитеатр на Покровском Бульваре, Нескучный сад, Парк “Горка”.
Алиса: В детстве мне очень нравились Воробьевы горы: лет в восемь меня так впечатлило Главное здание МГУ, что я сразу заявила родителям о намерениях учиться только здесь. Я до сих пор очень люблю высотки, Воробьевы горы, Ленинский проспект с его помпезными сталинками и площадью Гагарина, Хамовники на противоположном берегу обожаю. Ну и конечно, Китай-город удивительное место для центра Москвы, где время будто остановилось.
Дементьева: Москва в 90-х казалась мне монструозным городом неприступных и негостеприимных сталинок, где совершенно нечего любить, кроме газеты Exile, на которую мы и хотим быть похожими. Разобраться в устройстве Москвы я смогла только купив третий айфон и скачав карты. Когда мы познакомились с Пашей Вардишвили, он увидел, как стоя посреди Покровки, я черчу маршрут до высотки на Котельнической. Он меня спросил: «а как ты можешь работать главным редактором «Афиши», если ты вообще ничего в Москве не знаешь?». Ну тут на самом деле все просто! Лучшие районы — либо с деревенским духом, как Замоскворечье, Китай-город и в некотором смысле Патрики, либо с гордым индустриальным, как ЗИЛ и Преображенка. Хамовники переоценены, потому что состоят из заборов военных и медицинских учреждений, Арбат и Маяковская — слишком про бизнес, это как Мидтаун.
Витюк: Поскольку в Москву мы ездили только на культурные прогулки по театрам и музеям, я хорошо запомнила РАМТ на Охотном ряду, где посмотрела все детские спектакли, и МДМ на Фрунзенской, где показывали самые отлетевшие мюзиклы. Теперь я живу на Университете — и, наверное, это мой самый любимый район в городе — заброшенный стадион у МГУ, ностальгический Парк пионеров и ни одного модного ресторана вокруг.
Назовите 3 главных уничтоженных места, существовавших в 90-е в Москве и в Санкт-Петербурге, о ликвидации которых вы жалеете?
Миронов: В Москве мне жаль Бассейна «Москва» — не надо было строить этот фальшивый нелепый ХХС.
Алиса: В силу своего возраста я могу говорить только об архитектурных потерях: последние дома Зарядья, дома Нирнзее на Садовнической улице, попавшие под раздачу павильоны ВДНХ. Жаль весь уничтоженный конструктивизм, который до сих пор продолжают сносить: Таганская АТС, дом на Большой Козихинской, квартал «Погодинская», стадион «Динамо» – это капля в море.
Что бы вы порекомендовали читателям посетить сегодня, чтобы прочувствовать неискаженную эстетику постсоветского пространства?
Миронов: Уезжать из Москвы в регионы. Вообще советских реликтов больше осталось за пределами России — в Тбилиси, Ереване, Средней Азии.
Алиса: Вообще нужно чаще смотреть по сторонам. Бывает, все детство ходил вокруг покосившегося домика, а с возрастом обнаруживаешь, что это дико красивый заброшенный памятник архитектуры. Если говорить об эстетике 1990-х, то тут достаточно сесть на электричку: уже через час вы можете оказаться в бывшем райцентре, где мужички у гастронома распивают чекушку, а джинсы на рынке можно примерить на картонке.
Дементьева: говорят, таков Минск — но мне совсем туда не хочется. Хорош Екатеринбург, особенно в районе Уралмаша и Городка чекистов в центре.
Витюк: Советую всем съездить на день в Зелек (Зеленоград), там точно найдется очень неискаженная эстетика советской утопии — посмотрите на город-спутник, который мог бы стать российской Кремниевой долиной.
Что бы вы порекомендовали посмотреть, почитать и послушать из того багажа, который накопили 90-е годы?
Миронов: Есть фильм «Раны» Срджана Драгоевича — такой сербский «Брат», только с еще более диким молотиловом, горами кокаина и неутихающим калашниковым. Сам захотел пересмотреть. Читать надо Ирвина Уэлша. А слушать Афекса Твина.
Алиса: В детстве одним из моих любимых фильмов был «Красотка», хоть я еще не понимала толком о чем кино и кем работает главная героиня. Скорее всего, он мне нравился за красивую картинку и Джулию Робертс. Спустя годы могу сказать, что фильм-то действительно красивый и показывает образ жизни, стиль и культуру богатых американцев из 1990-х. В России главный памятник эпохи – это, конечно, фильм «Брат», где найдете и драму того времени, и типичных персонажей, и музыку, и одежду.
Я обожаю электронную музыку 1990-х годов: хэппи-хардкор, брейкбит, электро, габбер, хаус. Пока на Западе взрослые ребята оттопыривались под экстази на секретных рейвах (об этом можете почитать в автобиографии Лорана Гарнье «Электрошок»), мои ровесники дэнсили перед телевизором с МТВ под «Кислотного диджея» Акулы (один голландский продюсер недавно включил этот трек в свой микс чем вызвал фурор на Soundcloud), хаус «Гостей из будущего» и диджея Грува и транс «Иванушек Int.».
Дементьева: Нужно смотреть и читать про всех художников «Новой академии», слушать старые миксы петербургских диджеев Бумера и Тука, а также прямо сейчас включите «Мессию»
Витюк: Кажется, что советская реклама — целый пласт вдохновения для креативщиков всех сортов. Чего стоит только это шедевр, рекламирующий цветные эмали для ванны.
Что бы вы пожелали автору канала “Эпоха” ?
Миронов: Желаю вам замутить совместный проект с «Ельцин-центром».
Вардишвили: Больше крутых и классных постов и проектов с фотографией.
Алиса: Присоединюсь к Филиппу и пожелаю вам проектов не только с «Ельцин-центром», но и с культурными институциями в целом. Ну и конечно, еще больше интересных находок, свидетельств и диких историй из самой романтичной эпохи России.
Витюк: Полюбить 2010-е так же, как 90-е.
Дементьева: Берегите Россию.