В Крыму белки наглые. И сейчас наглые, а уж в 98м году и вовсе были безобразно наглыми. Только что в дома не вламывались и ложками по столу не стучали.
Жили мы тогда на горе Кошка, в Симеизе. Ночевали в переделанных под дома вагончиках, кушали на улице, за столом. Нахальные белки вертелись вокруг, уворачиваясь от бродячих собак, которые приходили попрошайничать, и ждали, когда можно будет урвать кусочек нашей трапезы.
Белок было много. Все летние – с редкой шерстью на хвостах-ершиках, тощие и прыткие. Они спускались по стволам, когда мы проходили мимо, и с интересом за нами наблюдали. Перескакивали с ветки на ветку, следуя в кронах деревьев. Воровали печенье, устраивали шумные драки на крыше.
В тот день меня разморило после обеда, и я решила вздремнуть в гамаке на улице. Устроилась, укрылась тонким пледом и отправилась на рандеву с Морфеем.
Из объятий бога сна меня вырвали очень странные ощущения. Что-то находилось прямо у меня на лице. Странное. Опиралось на рот и частично на нос.
Я открыла глаза. И увидела совсем-совсем вблизи рыжую любопытную мордочку.
Мне в глаз заглядывала белка!
Белка, наглая тощая белка, сидела задними лапами прямо на моем рту. Передними она держалась за мой же нос (когтистые, кстати, оказались лапки). И бесстрашно заглядывала то в один глаз, то в другой, нюхала веки, щекотала вибриссами.
Я никогда не видела белок так близко. И, уж тем более, белки никогда на мне не сидели. Поэтому я затихла, постаралась дышать как можно аккуратнее, чтобы не спугнуть это назальное лесное чудо.
Нахальное чудо, между тем, продолжало меня исследовать. Привстав на задние лапки, белка вытянулась вперед, оперлась о край глазницы передней лапкой. И попыталась попробовать мою бровь на зуб.
Это было уже слишком. Я выдвинула вперед нижнюю губу и резко дунула белке под хвост.
Подлетев вверх, словно самолет вертикального взлета, белка приземлилась на ствол дерева и, ругаясь на своем беличьем языке, бросилась прочь.
Я расхохоталась, лежа в гамаке. Так меня никогда в жизни не будили!