По правде говоря, репетиция – наверное, громковато сказано. Если б речь шла не о войне и тысячах трупов, можно бы говорить о пародии. Но конфликт в Чако – самый кровавый из южноамериканских XX-го века: полегло 90 тысяч. Не пародия, короче, совсем не пародия – упомянутый процесс преобразования человеков в кровавый фарш не дает никаких поводов для улыбки.
И, при всей сомнительности интересов, приведших к войне, сама она стала сюжетом Главных Героических Мифов сразу для двух наций – боливийской и парагвайской. Любопытно здесь вот что: в этой войне армии под командованием русских сражались с армиями, которые управлялись немцами, и наши победили. И развивались события схоже с тем, как они бурливо потекли парой лет позже в Европе – война Чако длилась почти 4 года, положение «наших» (парагвайцев) сначала было отчаянным, но, в итоге, хотя и большой кровью, они одержали победу. Чему доказательство – улицы Кассианоф, Малутин, Саласкин в Асунсьоне. Обольщаться не стоит, впрочем: кто эти люди – немногие из парагвайцев помнят.
В Парагвае надо побывать, чтобы сразу и навсегда понять: бывать там незачем и Жюль Верн сыграл с тобой, г-не путешественник, дурную шутку, заразив интересом к тому, что интереса не заслуживает. Это знание навеки будет впечатано в матрицу вашего сознания и уверен (хотя детей поле Парагвая еще не рожал) в генокод. Особенно, если вы попали сюда через Сьюдад-дель-Эсте – парагвайский город на границе с Аргентиной и Бразилией.
Это гигантский грязный уродливый мегабазар, устроенный во времянках – город с бандитским рылом и нищенски протянутой рукой. Вы, конечно, можете надеяться, что столица Асунсьон будет получше, но разочаруетесь в ней еще на самых дальних подъездах. Из американских «капиталей» к югу от Мексики, эта – самая жуткая, замызганная и депрессивная.
Бывали в центре Кишинева, где в 10 метрах от главного проспекта всё сыплется, рушится, зияет выбитыми окнами и асфальт гнилозубо щерится ямами? Так вот, в Асунсьоне всё то же самое, только хуже. Меня особенно удивило здесь, что «чистые» районы утоплены в «барриос» (трущобах). Вот вереницей тянутся себе правительственные дворцы, а рядом, через дорогу – лачуги.
Полицейский мне советовал побыстрее мотать от бывшего здания Конгресса (теперь Дворец нацкультуры) – там за пару дней тому средь бела дня японца запыряли ножиками до смерти из-за «никона» с телевиком. В 3-х кварталах от нацДК – Пантеон Героев, хорошенько обработанный пылью до безобразной мышиной серости. В его дверях фигуряли пышные-раскосые индейские мажоретки в ботфортах для гораздо более длинных ног – снималась какая-то рекламная фотосессия.
Ничто не нарушало асунсьонскую гармонию: священные трупы за спинами вульгарно накрашенных потаскушек – это очень по-парагвайски. Прах людей, о которых мы говорим, покоится не в Пантеоне – Иван Беляев, например, погребен в бывшей резервации индейцев мака. Сами краснокожие давно съехали, но одно семейство осталось – приглядывать за могилой: Беляев для большинства туземных племен будет поважнее любого гайяваты – он и царь, и бог, и воинский начальник.
Беляевопоклонничество у индейцев совершенно искреннее. Я был в племени выбранном совершенно случайно. Пригород, частный сектор, обнесенная рабицей площадка в гектар – что-то среднее между гетто и резервацией. Домики, сколоченные из чего попало, чумазые детишки, выкатив пузо, лепят куличи из грязи – ну, точно цыганский табор в Румынии!
Посреди – бытовка, правление индейского колхоза: зайдешь внутрь, а стены – сплошная доска почета, уклеенная фото генерала Беляева от потолка до пола. Он, кажется, единственный считал индейцев людьми и едва людьми не сделал, но, это дело не закончив, безвременно помер.
Вернемся, однако, к Войне Чако. Беляев не только ее выиграл, но, отметим справедливости ради, ее и спровоцировал. Понятно, «Стандарт Ойл» (американцы) и «Шелл» (англо-голландцы) нашли бы и другой повод, но все стороны вполне устроил и тот, что предоставил русский генерал. К концу 20-х Гран-Чако оставался совершенно неосвоенным регионом – а это, на минуточку, 670 тыс. кв.м., полоса 550 на 1200 км.
Да что там неосвоенным – его даже не поделили толком. А нефть там, по всем приметам, была, и «Шелл» сговорился о концессии с Парагваем, а «Стандарт Ойл» - с боливийцами. В общем, осталось только выяснить – какая из стран назовет Чако своим, а без войны такие вопросы не решаются. Деньги большие, начальство обеих держав, из-за нищеты податных сословий, жутко голодное – а тут нефть! Опять же, уважаемые джентльмены ну очень попросили решить вопрос.
В общем, резни хотели все. Генерал Беляев перебрался в Парагвай в 1924. Его уже приняли, было, преподавателем фортификации в Эскуэла милитар, но в Асунсьоне для честного и образованного человека, каких на месте, почитай, не было, отыскались тысяча и одно более важное дело. Он отправился картографировать безлюдный Чако – одна только менонитская община там сумела осесть, но разве ж это люди? В поросшей колючкой и заселенной гадами пустыне отсутствовала вода, летом там было пѐкло, а зимой – хоть каток заливай да нечем. Случилось так, что Беляев открыл единственное пресноводное озерцо Питьянтута (3 км в диаметре) - «и всё заверте…».
Текст выходит необъятным, потому окончание следует. Но лайкнуть, если дочитали, за труд не сочтите:)