Дом Chanel полностью отказался от натурального меха и экзотических кож, а мы поразмыслили, зачем нужны эти материалы
В мужской одежде существуют почти безусловно стигматизированные вещи. Но сколь сильно бы их ни порицало общественное мнение, всегда найдутся отчаянные смельчаки, готовые их носить. Не замолкает дискуссия об этической стороне добычи роскошных материалов. Для окраса одного килограмма шерсти в пурпурный цвет в античные времена было необходимо уничтожить около 30 тысяч моллюсков. Сегодня на один только воротник мужского пальто понадобится пара норок. И как бы ни старались люксовые марки убедить нас в том, что, прежде чем превратиться в сумку, их крокодилы жили счастливой жизнью на вольном выпасе, зерновом откорме и родниковой воде, что твои несушки, количество галантереи из экзотических кож в мире явно говорит об обратном.
В основе стремления носить самые редкие и дорогие материалы, какой бы крови они ни стоили, заложены племенные принципы
Мужчина в крокодиловой коже упивается собственным превосходством, доходом или влиянием. Он, словно вождь первобытного племени, победитель опасного и благородного животного, хищник, вырвавший у жизни материальные блага собственными зубами. Совершенно неважно, что в реальности тщедушного аллигатора вырастили на ферме и умертвили пневморужьем безымянные рабочие.
Экономист Торстейн Веблен еще в 1899 году писал, что класс потребителей предметов роскоши вырастает из общества, привыкшего к охоте и войне. Приобретение трофеев с помощью силы и хитрости в нем ставится выше, чем монотонный и рутинный труд, который остается уделом женщин и слуг. Выбирать между львом и крокодилом не приходится — шкуры обоих отражают социальный статус успешного воина-охотника. Да и сегодня одежда из хищных зверей популярна у криминальных элементов и людей, отождествляющих себя с этим образом жизни — например, в рэп-культуре.
Чем глубже в историю, тем выразительнее была одежда влиятельных мужчин — от пурпурных одежд римлян до блестящих рубинами ожерелий Генриха VIII. Но матовый темно-синий фрак Браммела полностью переломил идею выражения успешности, и по сей день мы живем в мире «великого мужского отказа». Любовь к броской роскоши осталась уделом класса нуворишей, появившегося в конце XIX века. Енотовые шубы американских промышленников несли ровно тот же месседж, что и малиновые пиджаки новых русских — пусть и с разницей в сотню лет. «Тяжелый люкс» и демонстративное потребление — по сей день прерогатива новых, а не старых денег.
Классический костюм, что характерно, особых жертв не требует. Здесь не встает вопрос, гуманно или негуманно умерщвлено животное, — овцу достаточно безболезненно обрить. Максимум пролившейся крови при создании пиджака — пара капель из пальца портного, нечаянно задетого иглой. Или так нам хочется думать, хотя реальность порой это опровергает: прошедшим летом вскрылась неприглядная история с добычей мохера (шерсти ангорских коз), ради которого африканские фермеры мучили и калечили животных. Вслед за этим более 130 марок (в основном масс-маркетных) полностью отказались от использования мохера. Что интересно, ни одна из них не предложила вместо этого контролировать поставщиков и улучшать условия работы на фермах: это неизбежно привело бы к удорожанию сырья, что никому не выгодно.
Но если не знать обо всей этой «изнанке», то вещь на заказ ничем не выдаст своего происхождения, даже если сделана из самой дорогой шерсти. Видны лишь мельчайшие детали костюма ручной работы, но их заметят лишь энтузиасты и эксперты.
Демонстративно дорогая одежда — в большей степени ярлык, нежели средство самовыражения
На куртке из экзотической кожи нет огромного логотипа, но нужна она в первую очередь, чтобы выкрикнуть: «Мой владелец достаточно состоятелен». И самое главное, что выкрик этот обращен не в сторону тех, кто разбирается в утонченных вещах, а к тем, чей достаток меньше. Тем, кто легко идентифицирует стереотипно «богатую» одежду. Если выражаться грубее, то главная функция броской роскоши — вызывать зависть у тех, кто не может себе ее позволить.
И все же важно не отождествлять интерес к экзотизму с архаичностью мышления. Стремление добавить ярких деталей — это еще не варварство, а использование натуральных материалов — не преступление. Эксклюзивная вещь предполагает смену отношения: меховой воротник или крокодиловые туфли не выбросишь после сезона пользования в отличие от вышедших из моды сникеров. Мало кто думает о том, какой углеродный след оставляют миллионы пар Air Jordan, но даже мясоедов волнует судьба пушистых зверей и рептилий. Большой вопрос, что из этого действительно «требует жертв». Предмет роскоши, чья цена поддержана не рекламой, а мастерством изготовления или выделки, получает дополнительную сентиментальную ценность. За вещью с мехом или из кожи хочется ухаживать, чтобы она служила дольше — и пусть идея о передаче пальто или туфель внукам сегодня звучит комично, в ней остается свое очарование.
К тому же экзотизм — отдушина для того, кто большую часть жизни проводит в скромности, рафинированности и том самом «великом мужском отказе». Но джентльмен оставляет экстравагантные вещи вроде кимоно и тапочек с черепами для дома. В его светском образе рептильной фактурой блеснут разве что кошелек или ремешок часов. Дикарь же, убив дракона, сам стремится стать драконом. То есть крокодилом.