Вскоре подошел день рождения у еще одного «массовца» - у Галки (Галины Васильевны Шуркиной).
Она была единственной из бывших учениц Петровича, которая, закончив университет, вернулась работать в Двадцатую школу. Петрович помнил ее немногословным стеснительным ребенком, и если бы ему указали на нее как на будущую коллегу, он, скорее всего, сильно удивился. Ему бросались в глаза более «яркие» и, на его взгляд, более «одаренные» дети. Петрович даже не подозревал, какой глубокий след у этой «тихой» девочки, сидящей за первой партой, оставляли его слова о важности профессии учителя. Но со временем оказалось, что все «яркие», о которых он думал, что они будут учителями, разбежались кто куда, начисто забыв и о 20-й школе, и о педагогике, а Галина – единственная, кто «вернулась и осталась». И это дорогого стоило – Максим Петрович только недавно понял это и оценил в полной мере.
У Галки была одна «тайна», которую она тщательно скрывала, и думала, что это ей удавалось, хотя на самом деле ни для кого это не было никакой тайной. Ее «тайной» было «чувство» к Василию, которого она полюбила (сама Галина никогда так не «классифицировала» свое чувство – она даже никогда сама себе не признавалась в нем) почти сразу после знакомства и любила беззаветно и преданно уже четвертый год. Ее исключительная некрасивость, по мнению окружающих, не давала ей никаких «шансов» на Василия, поэтому все к ней относились с плохо скрываемой жалостью, но почти всегда с открытым сочувствием. Вокруг нее среди масовцев сложился чуть ли не «культ». Обидеть Галину – это считалось как словно обидеть юродивого или калеку…. Да никто и не пытался этого сделать – повода не было. Она никому никогда не переходила «дорогу», никогда не пыталась отстоять каких-то своих «прав», поэтому ни для кого не была «конкурентом» - никому об этом и мыслей в голову не приходило.
В школе, несмотря на то, что она преподавала уже четвертый год, - ей доставались самые худшие классы, которых другим «англичанам» не нужно было. У нее никогда не было своего кабинета – и она мыкалась по чужим на правах «приживалки» и «бедной родственницы», выпрашивая ключ и сама добровольно убирая классы, если никто из детей на ее «просьбы» не откликался. Но она никогда никому не жаловалась, не показывала недовольного вида и ничего не просила.
И сразу согласилась, когда Василий предложил ей на день рождения устроить «прочистку».
Однако в самом ее начале, когда все собрались в кабинете у Петровича, привлек к себе внимание и надолго захватил его «Испанец» - Титаренко Петр Сергеевич, старый знакомец и друг Борюна. Он был лет на пять старше Петровича и выглядел соответственно: на смуглом лице уже пролегли довольно глубокие вмятинки и морщинки, а бывшие когда-то иссиня-черные волосы (вообще Испанец как-то сильно был похож на «кавказца», несмотря на полностью русское происхождение), заметно поредели и поседели.
Сейчас он появлялся в школе редко – два раза в неделю, так как когда-то, еще при старом директоре, решили, что в школе будет изучаться только один язык – английский. И с тех пор объем преподавания испанского языка постепенно сокращался, пока в этом году он не остался только в выпускном 11-м классе.
У Испанца была одна характерная особенность – это постоянные проклятия по адресу коммунистов. О чем бы ни зашла речь – он обязательно сводил разговор на то, что «коммунисты погубили страну», а также разрушили его личную жизнь. Кстати, его неженатость – это была вторая его идея фикс. Он постоянно искал «спутницу жизни» и никак не мог ее найти. Несмотря на свой «предпенсионный» возраст, его поиски не ограничивались близкими во возрасту вариантами. Он даже среди 11-классниц умудрялся приглядывать себе возможных «спутниц». Это, однако, не была «педофилия» как таковая. Просто Испанец всерьез себя рассматривал как «мужчину на все сто процентов», которому обязательно еще нужно успеть завести семью и «своего» ребенка. Поэтому разница в возрасте тут не имела решающего значения, даже наоборот – была предпочтительна.
Вот и сейчас он говорил о том, что любовь для заведения семьи не так уж и важна:
- Какая любовь в моем возрасте?!.. (Все, о чем говорил Испанец, он бессознательно применял к себе.) Это по молодости там влюбленность какая-то…. А сейчас - вот мне что важно?.. – спросил он сам себя. - Чтобы человек был хороший, с которым жить можно было…. Чтобы можно было завести ребенка – род был бы продолжен…. Да и, в конце концов, чтобы было кому в старости кружку воды подать…
- По вашим словам, выходит, что семьи создаются только из-за страха? - подключилась к обсуждению Полина. Ее, несмотря на разницу в возрасте, Петр Сергеич всегда страшно раздражал, и она не упускала возможности ему противоречить.
- То есть как из-за страха?.. – занедоумевал Испанец.
- У вас так и получается – из-за страха…. Из-за страха одиночества. Чтобы рядом был кто-то непротивный – а то страшно-то одному, потом чтобы был рядом ребенок – жена уже может и умереть, и - чтобы не лежать в одиночестве при старости и болезни… Да – и кружку воды подадут…. Все, как ни крути, – из-за страха…
- Ну, я этого не говорил…
Испанец не ожидал такого глубокого «подвоха» из своих слов. И недовольно замолк на время.
- А я думаю, что семьи еще создаются из-за потребности в сексе, - включилась в разговор Юленька. – А что вы так?.. (Она сама спровоцировала реакцию и сама же с ней стала бороться.) Это же физиология – против природы не попишешь…. Это, вон, Поделаму может казаться, что люди могут обходиться без секса, да и то, пока его сам кто-нибудь в постель не затащит…
Юленька, почти не отдавая себе в этом отчета, не могла «простить» Василию ее «прочистку» и при любой возможности пыталась задеть его «тем же оружием». Но Василий не отреагировал. Он сидел в противоположном конце стола недалеко от Петровича и казался немного рассеянным. Он вообще после Дня учителя как-то «озадачился», стал молчаливее, а его всегдашняя веселость и легкость в общении слегка «потускнели». До него с разных сторон доходили «слухи», что, мол, «Поделам порезвился слегка, а все как лохи и повелись на него»… Из начальства с педагогическим профилем школы его поддержала лишь Ариша. Они даже вместе прикидывали, насколько реальным будет заключение договора с пединститутом на право преимущественного поступления туда выпускников 20-й…. Вот и сейчас он лишь «в одно ухо» слушал дебаты о семейной жизни…
- А я все-таки думаю, - снова включилась Полина, - что главное для семьи – это любовь. Ради нее она заводится, и без нее должна в идеале распадаться. И если нет детей, или, там, дети уже стали взрослыми, то не должны люди жить вместе без любви…. Так будет по-настоящему честно…
По этому поводу поднялась волна дебатов. Испанец настаивал, что это «идеализм», что все «гораздо проще» и что, если бы ему в свое время «не помешали коммунисты», он и без любви создал себе хорошую семью, что, мол, были «кандидатки»….
Полина продолжала настаивать на приоритете любви, пока в разговор не включился Петрович:
- Знаете, я что хочу сказать?.. Полина, на самом деле то, что ты, да и вы все называете любовью, любовью не является…. Точнее, это не совсем любовь, не настоящая любовь…
Народ недоуменно примолк. Даже Василий приподнял голову, готовясь слушать Петровича «в два уха».
- Знаете, как про настоящую любовь сказано в Евангелии, в первом послании к Коринфянам?.. Любовь никогда не перестает…. Вы слышали – никогда…. (Он выделил голосом.) А если половина браков, про которые говорится, что они заключены были «по любви», распадается – что это значит?.. Это значит, что в их основе лежала не любовь, а что-то другое….
Петрович потер себе левую бровь, разворошив ее седые поросли, и продолжил:
- Насколько мудрыми были все-таки греки!.. У них в греческом языке не одно слово любовь, а целых шесть…. Строге, Агапе, Филео, Людус, Эрос…. Еще, что-то – забыл…. Так вот, то, что у нас в русском языке называется «любовью» - как чувства и отношения между мужчиной и женщиной – у греков называется Эрос… И этот эрос не может быть вечен – он проходит со временем…. Потому браки у нас и распадаются, что они заключаются не по любви, а по эросу… А настоящая любовь, та, которая «не перестает» - как любит мать своего ребенка, как любит Бог человека – у греков называется Агапе…. К сожалению, наши современные браки редко по ней заключаются…
Петрович закончил с какой-то грустью в голосе и выражении лица, и все подумали то, о чем Полина не преминула сказать:
- Максим Петрович так говорит, как будто пережил это на собственном опыте…
Петрович не ответил, а только грустно улыбнулся и чуть позже, когда общее внимание уже отвлеклось от него, глубоко вздохнул. И это тоже не укрылось от наблюдательной Полины. Единственно, что было известно всем о семейной жизни Петровича – это то, что женат он был тоже на учительнице и то, что детей у них не было.
В классе потихоньку становилось прохладно. Осень дышала свежестью в раскрытые створки окон, изредка давая о себе знать залетающими на подоконник хрустящими коричневыми каштановыми листьями, похожими на пережаренные блинчики. Решено было закрыть окна, что вызвалась сделать Галка – за сим все и вспомнили о ней, и по какому поводу сегодня собрались.
«Прочистка» Галки совершалась по несколько иному плану, чем Юленьки. Сначала каждый по кругу говорил, «что хорошего» есть в ней, а потом – новый круг по поводу «плохого». В «хорошем» чаще всего упоминалось, что она «глубокий человек», «надежный друг», «никогда не откажет»…. Петрович, по своему обыкновению образно - сравнил ее с белым снегом, лежащим на озимых всходах:
- Кажется: холодно, зябко, пустынно, но под снегом – жизнь…. Жизнь зеленых росточков, уже закаленных борьбой с холодом и непогодой…. И рано или поздно, но эти росточки пробьются, они пробьются сквозь этот снег и холод, так как не понаслышке знают, что это такое…
Василий первый круг «хорошего» пропустил. На втором круге упоминались ее «замкнутость», «обиделась – но никогда не скажет об этом», «не поймешь, чего ей на самом деле хочется»…
Галина реагировала на замечания своеобразно – изменением цвета лица. По выражению ее «остановившихся» глаз, «застывшей» мимике невозможно было понять, что она переживает на самом деле, но вот цвет лица ее выдавал. Когда что-то особенно ее задевало, она сначала бледнела, а потом ее некрасивое бугристое личико начинало покрываться красными пятнами, которые постепенно расширялись и, наконец, сливались неравномерно распределенным красноватым покровом. Правда, раз залив ее лицо, эта краска уже не сходила полностью….
Василий долго и «угрюмо» всматривался в лицо Галины, прежде чем начал свою речь.
- Галка, я специально не стал говорить о хорошем. Ты как христианка знаешь, что не люди тебя должны хвалить, а Бог. А когда хвалят люди, то они только уменьшают твою награду в Царстве Небесном…. А я хочу, чтобы ты пришла на небо и получила полностью свою награду…
По мере того, как Василий говорил, он потихоньку оживлялся. Его глаза глубоко и, казалось, все глубже (так получалось, пожалуй, только у него и у нелюбимого им Перцова) проникали в глаза Галины и «останавливались» там, почти не мигая…
- Ну, а теперь держись!.. Тебе я скажу все, что думаю, именно потому, что считаю тебя христианкой, а поэтому верю, что ты способна вынести всю правду о себе, какой бы она ни была…
Василий немного помолчал, на секунду прикрыл глаза ладонями, и снова устремил их в глаза Галины, не замечая или не обращая внимание на начинающийся «отлив» крови от ее лица.
- Галка… Галя!.. Пойми, нельзя быть христианкой наполовину!.. Помнишь, как нельзя служить Богу и мамоне - так нельзя хотеть служить Христу и хотеть семейного счастья…. Одно желание исключает другое… Я помню, как пару лет тому назад, когда мы собирались у Петровича на Рождество, тебя не было…. А потом ты вдруг появилась… А оказалось, что ты пришла только потому, что на вечер должен был прийти…, не помню, то ли брат или, кажется, племянник Котика нашей… Сердечко екнуло – не мое ли счастье?..
Василий покачал головой и наморщил лоб над вновь «проросшими» бровями – они, казалось, были чернее, чем раньше…
- Галка-Галка!..Ты должна знать: Кто больше Меня любит отца, мать, дочь, сына…., тот не достоин Меня… Это слова Христа. А ты в глубине своего сердца не больше ли любишь свои мечты о семейном счастье, чем Господа?.. Ответь честно себе…
Галина вновь стала покрываться розовато-краснеющими пятнами…
- Знаешь, ты ведь счастливый человек – только ты не знаешь об этом?!.. – вдруг с еще большим оживлением продолжил Василий. – Сейчас то, что я скажу – это покажется парадоксом, может даже, горьким парадоксом, но это правда!.. Если сравнить тебя со всеми присутствующими женщинами – ты среди них самая некрасивая!.. Понимаешь, самая!.. Не надо обманывать себя или строить каких-то иллюзий!.. Это я тебе говорю, как представитель все-таки мужского пола…
У Василия слегка изменился голос, стал более резким и жестким, а глаза слегка сощурились, окружившись напряженными складками кожи…
- Но на самом деле – это счастье! Это великое счастье, которым тебя наградил Бог. Понимаешь, у красивой женщины практически нет шансов стать человеком – не женой, не самкой, не матерью, а именно человеком!.. Она смотрит, как за ней увиваются мужики, и думает, что дело в шляпе, что все самое главное в жизни уже сделано, осталось только не прогадать с правильным выбором…. Все!.. А это – на самом деле конец!.. Не придя к Богу, не став человеком, она приходит к мужчине, и все на этом, как правило, заканчивается…. Предпочтя мужчину Богу, она в результате не получает ни того, ни Другого….
Василий заметил недовольную складку, прозмеившуюся между глаз Полины.
- Да-да!.. Это трагичнейшая ошибка девяноста девяти процентов женщин. Потому что найти свою половинку из миллиардов представителей противоположного пола без помощи Божьей, без помощи Того, кто и создал эти половинки, - ясно, предприятие безнадежное. И вот – выбрав по своему разумению какого-то мужчинку, она, бедняжка, потом всю оставшуюся жизнь терзается вопросом – не прогадала ли…. А может, с этим или другими было бы лучше?.. И тут уже не до Бога…. Вот она – эта настоящая печать проклятия!.. И это проклятие в первую очередь красивых женщин…
Здесь Василий почему-то остановился и вздохнул…
- Поверь мне, я в своей жизни не встречал красивых женщин, которые избежали бы этой грустной, даже трагической участи!.. Нет, я знаю, что они есть, я читал о них – святая мученица Екатерина, говорят, была очень красива, из наших – святая Евфросиния Полоцкая…. Они, будучи красивыми, все-таки предпочли Бога… Но это единичные случаи, это – исключения, которые подтверждают правило. Красота – практически непреодолимое искушение для женщины!.. Непреодолимое!..
Василий провел рукой по ежику вновь начавших отрастать волос, как будто вытирал испарину. Впрочем, так, похоже, и было. Ему в душе самому было слегка страшновато от того, что он говорил…
- Но именно тебе оно и не грозит! Тебя Бог отметил этим особенным даром, наградив удивительной некрасивостью!.. В тебе нет того, что так ценится этим падшим, прогнившим, развращенным миром – сексуальности, или секси, как говорится, в соответствующих кругах…. Попросту и грубо говоря, тебя никогда не захочется трахнуть мужским самцам…. И это – великий дар! И я очень хочу и желаю тебе, чтобы ты его не растратила напрасно…
Василий только сейчас стал замечать реакцию окружающих. Испанец словно окаменел от изумления и, похоже, даже ужаса… Полина прикрыла глаза, словно не могла слушать его с открытыми глазами. На лице Петровича была гримаса боли… Другие тоже, похоже, пребывали в «окамененном замешательстве». Но Василий уже не мог остановиться…
- А ты можешь его растратить и, похоже, уже тратишь…. Тратишь на глупые и нечестивые по большому счету сожаления – почему на меня не обращают внимания мужчины, почему я такая некрасивая, почему Бог меня создал такой?.. Он создал такой, потому что ты Ему нужна именно такая – не-кра-си-ва-я!.. – Василий по слогам выговорил это слово. - И тебе нужно не просто смириться с этим, а принять с величайшим чувством благодарности, как специальный дар от Бога – именно для тебя!..
Василий почувствовал, что начинает повторяться и, наконец, остановился….
И все как по команде бросились за защиту Галины. И говорили практически одновременно, почти не слушая и перебивая друг друга. И то, что Галка на самом деле красивая, но «особенной духовной красотой», и что мечтать о семье – это вполне нормально, и что не нужно становиться «монахиней», и что она обязательно найдет когда-нибудь себе «вторую половинку»…
Василия как будто придавило к спинке стула под напором этих «яростных» одновременных излияний, как будто он говорил свои «дурости»» лично каждому присутствующему и каждого присутствующего задел за живое. Но он еще пытался сопротивляться:
- Я же не говорю, что она непременно должна стать монахиней, и что у нее никогда не будет там, мужа…. Хотя, Галка, - он обратился непосредственно к Галине, - насчет монашества я бы тебе советовал глубоко задуматься и спрашивать об этом Бога…. (И уже обращаясь ко всем…) Я просто говорю, что ей не нужно думать об этом и на это нацеливать свою жизнь…. А если он все-таки появится, - Василий опять адресовался непосредственно к Галине, - то ты будешь уверена, что этот человек появился рядом с тобой не потому, что ему хочется тебя трахнуть, а его тебе посылает Бог…
Еще одна волна яростных «противуречий», которую Василий пережидал уже вполне спокойно. Ему даже показалось забавным, что эта словесная баталия происходит под «пристальными взглядами» портретов великих исторических деятелей, полководцев и святых, развешенных на стене кабинета истории. Владимир Красное Солнышко, Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский…, казалось, слышали эти «яростные вопли», но сами молчали и мудро не давали никаких «комментариев». Они еще и не то видели и слышали…. Самому же Василию очень хотелось услышать комментарий от Галки, но ей долго не давали слово сказать все те же непрошенные защитники. Было такое ощущение, что они даже побаиваются ее «ответного слова» – как бы она сама не стала опровергать их яростную защиту. Наконец, страсти улеглись, и Василий смог попросить ее сказать «хоть что-то».
В звенящей тишине зазвучали сдавленные грудные звуки голоса Галины, как будто прорывающиеся из самых глубоких «глубин» ее души:
- Василий Иванович, (она всегда называла Василия по имени-отчеству) вы не правы! Я на Рождественский вечер вовсе не из-за племянника Светланы Ивановна приходила…
И все!.. Больше каких-либо комментариев «добыть» из нее Василию так и не удалось.
Василий опять провожал Полину, идя с ней после «прочистки» Галки от школы вверх по улице - к району хаотично скученных, чуть не набросанных друг на друга пятиэтажек.
Осень вступала в свои полные права. Вокруг и в небе была та особенная «кристальность воздуха», которая искрила на невидимых гранях преломления острыми, но приятными для глаз лучиками. И глаза торопились насладиться и «напоиться» этим сиянием, этой бездонной фосфоресцирующей синью неба, этим ослепляющим, но не жгучим солнцем, словно поделившимся своей непомерной летней ослепительностью со всеми осенними красками замирающей природы. Напоиться, чтобы не выцвесть и не истаять от грядущей многомесячной серости поздней осени, а следом и зимы.
И деревья внизу, казалось, участвовали в каком-то хаотичном красочном шоу – бессмысленно-абстрактном в своем разноцветно пламенеющем буйстве. Листья каштанов скукожились и спеклись в розовые и коричневые «пережаренные блинчики», повиснув на окостеневших семяножках, и с хрустом падали на асфальт между колючими половинками зеленых скорлупок и черными кругляшками «шоколадных» плодов. Еще большей частью зеленые купы березовых листьев были густо «мелированы» золотыми прядками внезапно покрашенных и «мумифицировавшихся» листьев. Как будто кто-то с неба кропил золотом на землю, куда ни попадя. А фигурные, напоминающие растопыренную человеческую ладонь, листья кленов уже тронула тлеющая бездымным мрачноватым «жаром» краснота. И только огромные, пугающие своими инопланетными размерами, листья тополей на обрезанных несколько лет назад прямых стволах оставались еще непоколебимо зелеными. Зелень эта даже как будто стала еще темнее и странно гармонировала своей строгостью и даже трагичностью с окружающей травяной блеклостью и листвяным разноцветьем.
Василий и Полина шли некоторое время молча, шурша опавшими каштановыми листьями, пока Василий с треском не раздавил зеленый ежик каштана с выскользнувшим из его лопнувшей скорлупы глянцевым плодом. Это послужило «пусковой кнопкой» для Полины.
- Как ты мог!?.. Как ты мог так говорить о Галке? Разве можно такое говорить женщине, девушке?..
- Что - девушке нельзя говорить правду?..
- Ну ты что – совсем тупенький?.. Не понимаешь, что для девушки вопрос о том, как она выглядит – это всегда очень важно…. Это не может быть не важно ни для кого, а для девушки – тем более…
- Я Галке говорил не как девушке, а как христианке…. Это разные…
Но Полина не дала договорить:
- Чушь! Чушь! Бред!.. Женщина не может отказаться от своего пола – христианка, не христианка!.. Что за идиотство!?..
Полина «кипела» от ярости. Но ярости внутренней и сдержанной. И как бы уже не такой личной. Словно защищая Галку, Полина добивалась и еще какой-то цели…
- Ты опять прикрываешься религиозными догмами и фразами – пустыми и глупыми…. Может, когда-то они и были правильными…. Да, никогда не были! – перебила она сама себя. - Чушь все это!.. Во все времена и всегда любая женщина заботилась о своей красоте и думала об этом – и всегда будет!.. Можешь, ты понять это?.. Разве можно так унижать девушку?
- Вот странно, - начал заводиться и Василий, - как вы, так называемые женщины и девушки, не понимаете, что когда относишься к вам не как к самкам, которые оцениваются по размерам ног или вымени, а как к людям, человекам, - то это честь для вас? Понимаешь – честь, а не унижение!.. Души наши не имеют пола, а тот, кто не может отрешиться от своей внешней оболочки, от своих гениталий – тот просто животное, самец или самка с соответствующим внешним антуражем!.. В Евангелии так и сказано, что во Христе нет ни мужского пола, ни женского…
Но Полина, не дослушав, и замотав головой, с растрепавшимися короткими волосами, снова набросилась на него с обвинениями:
- Хватит болтать!.. И запомни - ничего, ничего!.. Никакие религиозные фразы не могут оправдать боли, которую ты причиняешь…. Которую ты ей причинил!..
- Ты думаешь, я ей причинил сильную боль?..
- Да, как же по-другому!.. Дубина неотесанная – она же любит тебя!.. – неожиданно для самой себя проговорилась Полина и словно устыдилась того, что сказала. И замолчала, ожидая реакции Василия.
- Да, знаю я, - поморщился тот. - Только если это действительно любовь – настоящая любовь, а не эрос, как говорил Петрович, то ей это не помешает…
- Как не помешает?.. Разве она теперь сможет надеяться на взаимность? – задавая эти вопросы, Полина непроизвольно вздрагивала, словно получала какую-то очень важную информацию для себя самой…
- А для настоящей любви взаимность как раз и не обязательна. Зависит ли любовь настоящей матери от того, как к ней относится ее ребенок?.. Зависит ли любовь Бога от того, как относятся к Нему люди?.. Большинство людей плюют на Него, а Он не перестает их любить…
Испытывая Василия вопросами и нападя на него вновь и вновь, Полина действительно не столько переживала по поводу Галки, сколько по поводу самой себя. Она сама поняла не так давно, что «любит» Василия и терзалась от его равнодушия по отношению к ней. Кстати, она была верна своим взглядам на брак, высказанным во время «прочистки» Галки («раз кончилась любовь, то люди должны расстаться») и в настоящее время разводилась со своим мужем, недавно вернувшимся из армии.
Вообще, Василий был не так уж и далек от истины, когда, опираясь на свою интуицию и воображение, в образе черта рисовал свои «безобразные» картины по поводу отношения Полины к мужчинам. Она действительно еще в школе потеряла девственность, и в дальнейшем по отношению к понравившимся парням использовала девиз Цезаря: «Пришел, увидел, победил». Если она ставила перед собой цель: «Этот мальчик должен быть моим», - она шла к ней уверенно и неуклонно, даже не расталкивая локтями соперниц, а просто их не замечая, – и эта была самая победная и выигрышная тактика, до Василия ей ни разу не изменявшая.
Также легко Полина и оставляла своих «любовников», после того, как «разочаровывалась» в них. Ей никогда в голову не приходила какая-либо нравственная оценка своих действий и поступков. Завоевывать понравившихся мужчин, а потом оставлять их казалось ей столь же естественным, как дышать или разговаривать. Она была убеждена, что подобная «алчность» полностью соответствует женской природе, а тех, кто так себя не вел, в лучшем случае считала «не от мира сего» (если они выглядели достаточно привлекательно), а чаще – «лохушками» и «дурнушками», просто в виду отсутствия соответствующих природных данных не способных составить ей конкуренцию. «Я этого достойна!» - любила она повторять известный рекламный слоган, считая, что он полностью соответствует ее характеру и ее пониманию жизни.
Так она и завела роман со своим однокурсником – Гаворкяном Георгием, за которого уже на третьем курсе университета вышла замуж. У них действительно была «бурная любовь», точнее, по классификации Петровича, «бурный эрос», - видимо, тут сыграла роль и прадедушкина армянская кровь, почувствовавшая родство. Но и охлаждение пришло достаточно быстро. Уже в последний год совместной учебы, Полина опять почувствовала себя в состоянии «свободного поиска», а с появлением в ее жизни Василия и уходом «суженого» в армию, это процесс уже стал необратим.
Однако Василий оказался «крепким орешком», на котором впервые женские «чары» Полины оказались тщетными. Это и бесило Полину, и подрывало веру в собственные силы, в «самою себя». Она иногда впадала в состояние полного ступора, когда ей не хотелось больше жить, или пыталась «раствориться» в школьных делах, в детях, уходя в с головой в различные организаторские придумки. (Она была организатором по старшей школе, в то время как Василий – в средней). Но и это в последнее время уже не помогало. Когда ей становилось совсем плохо, Полина использовала еще одно – «последнее» средство. Она созывала своих университетских друзей и подружек и старалась натанцеваться, а то и напиться, на таких вечеринках «до бесчувствия». В таких ситуациях последней «надеждой» всегда оставалась ее верная подруга Евгения, с которой они пришли вместе в Двадцатую школу как учителя информатики. Она не пыталась Полину учить уму-разуму, не читала нотаций, а какое-то время (самое опасное – когда нужно было довести Полину «до дому») просто была рядом, и это на время действительно умиротворяющее действовало на Полину.
(продолжение следует... здесь)
начало романа - здесь