Корпоратив.
На носу новогодний корпоратив. Все ходят перемигиваются: «бухнем?» — спрашивают, - «ещё как!» — подмигивают в ответ. Ко мне тоже подходят:
— Идешь?
— Нет, работаю.
С претензией говорю, будто у меня что-то украли, ещё и прибавляю: «кому-то же надо работать, в этот волшебный вечер!» Ну и все как-то сочувствуют сразу, хмурый вид принимают, негодуют. Сухое соболезнование тоже отрадно, это труд над собой — пособолезновать. А я хожу и всем в укор: «не иду, потому что работаю», а в ответ — соболезнования летят, я их как вдова собираю.
Наступил день корпоратива, суббота, а значит до понедельника есть день отлежаться, не грех и лишнего выпить. Дамы поправляют прически, джентльмены спешат к стаканам. Кто как смог нарядился к празднику, некоторые даже по тематике вечера. В этом году маскарад — «холопы и бояре» ставший уже классическим, это когда «бояре» одеты как всегда, а «холопы» как можно смешнее. Если смерд ещё и рожу скривит придурковатую, или упадет нелепым образом — то даже подарок дать могут. Особый признак демократизма — когда боярин сам наряжается в «холопское», тут уж холопы в восторге, смеются на перебой.
В полумраке сели за столы. «Но где-же директор? В какую сторону суслить?» (Маленькое отступление: дальше по тексту буду часто «суслить» употреблять. Глагол этот вроде какого-то непреодолимого сильного желания выслужиться перед начальством, которое превращается в соответствующее действие). Сидят, выпивают, ищут глазами его. Понятное дело речи там: «Мы..! Самые в мире! Мы всех порвали! Мы одна большая семья! Благодаря…Вопреки…Многие лета…Пейте гости дорогие». И вот вышагивает на сцену «шеф», его как будто не ждали, рано ещё вроде. Тут распорядок какой: в начале обычно лозунги, потом многочисленные директора, жёны, мужья, сватья, читай — «старшие холопы» — обычная сволочь. Ну а в финале — хозяин. А уж после него, в самом конце паровоза — без разбору чернь всякая, тянутся пьяные к микрофону, устраивают поздравительное караоке. Короче, берёт шеф микрофон и говорит:
— Знаете, я устал от этого лизоблюдства. Каждый год одно и тоже. А сегодня так хочется услышать правду, хотя бы раз в году глоток чистого воздуха. В этой конторе есть только один человек, который скажет правду и не побоится. Тот самый парень, где ты? Выйди.
— Он работает! — крик из зала.
— Как работает? Это праздник для нас, для нашей компании, для всей нашей семьи. А так какие-то поминки выходят, а не семейный праздник. Неблагодарность. Зачем громкие слова о достижениях, если они не для всех. Тесно стало в душе моей, не могу, на улицу, на свежий воздух. А, впрочем, поедемте, поедемте к нему сейчас, он поймет, он скажет своё слово, он один не соврёт, он не замаран...
Приезжают они ко мне. Вваливаются, пьяные, морды красные, все в снегу. Иные с какой-то дурной улыбкой на лице. Директор скидывает шубу, падает передо мной на колени и говорит:
— Максим, радость моя, ты чего на корпоратив не пришел?
— А то не знаете.
— Прости, не подумал. Это всё эти собаки безродные — не позаботились, не сказали. Всё ведь в тихую хотят, только бы угодить мне. Даже не всегда и скажут если что случилось, лишь бы я доволен был, пусть и в неведении. Они как прокладки всё впитывают, не пропускают, через них к тебе не пробиться. Почему сам не сказал?
— Да твои прокладки двухсторонние, я до тебя тоже ничего донести не могу. Но если честно я идти не особо то и хотел. Ну водка там, посуслят тебе, потом лотерея, потом опять «сусление», танцы пьяные, слова человеческого не услышишь. Хуже только на твоей днюхе бывает, там вообще мрак, суслят как на пивзаводе. Твоего любимого «черного ворона» раз десять ставят, выть хочется, а он падла всё вьется.
— Прикажите начистить холопу рыло, господин директор?! — раздался пьяный голос из толпы.
- Пади прочь, ты сам холоп! Максим, говори, говори сердце моё, в твоих словах правда о нашей компании. Какой человек. Никогда не станет извиваться и пресмыкаться.
— Знаешь, ты из меня святого тоже не строй, я может и сам посуслил бы, да не выходит. Я иной раз думаю, как подойти, куда встать, как приспособиться, интересуюсь у старших товарищей. А они говорят: "потерпи, не лезь, сейчас не время, сейчас опасно высовываться, надо переждать, всюду глаза и уши, нам самим себе ничего не насуслить». Но смотрю на их лица и что-то не верится. Я даже знаю, чем дело кончиться: оголодаю, отчаюсь, поникну головой и пойду тоже суслить, а окажется что уже ничего и нет, всё поделено и высуслено. Выйду вон, а вроде так же замарался как и остальные, только сусла не получил, и все будут хохотать надо мной, как над променявшим первородство на чечевичную похлебку.
— А хочешь, я их всех разгоню, а тебя одного оставлю?
— Не знаю, кушать конечно хочется, бывает в машине нужду сильную чувствую. Но ты всё равно этого не сделаешь.
— Максим, сделаю! У самого сердца держать стану.
— Нет, не сделаешь, кроме того ты мне это уже обещал, только как это тебе свойственно — забыл. Да и в конце концов ты сделаешь из меня такого же как они. Посмотри, вон они в дверном проёме, мученики за российские рубли, а ведь из них мог выйти толк, а теперь...
— Бросим всё Максим, едем сейчас же в Крым, в Сочи, куда прикажешь! С тобой хоть на край света хочу!
— Да меня собственно и не Максим зовут, ты так и не запомнил.
— Как — «не Максим»?!
— Не Максим. У меня много имен: например, «рабочий класс», «униженные и оскорбленные», «русский человек». Считай, что я лишь дух, идея.
— Ах, ты из этих...понятно. Жаль. — он встал с колен.
— Выходит так. - выдохнул я, а шеф присел на свободный стул рядом со мной.
— Эх, а знаешь я ведь тоже раньше был идеологическим. А то! Как там, сейчас припомню: «Несокрушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед … Родилась ты под знаменем алым, в восемнадцатом грозном году. Всех врагов ты всегда сокрушала, победила фашистов орду». Да, было время. Я бы тоже хотел, как ты, идеологическим. Прям ностальгия, спасибо тебе, окунул… в ту атмосферу. А теперь видишь с какой швалью дело иметь приходиться. Думаешь мне приятно? Всё что и могу себе позволить — дурацкую наклейку на свой «бентли»—«41-45 можем повторить».
— Слушай, пока ты тут, помоги решить проблему. У нас недавно доплаты убрали, не то чтобы много, так, три копейки. Просто раньше платили всегда, а теперь сказали что в каком то отделе тоже самое бесплатно делают, потому и нам теперь платить не обязательно, еще и работы подкинули. Мы пытались противиться, правды добиваться, но нам сказали, что там наверху у них самих работы много и не упомнишь кому за что доплачивать надо. У них на всё один ответ — «потерпите».
— Не знаю брат, не знаю. Давай как-нибудь потом, после праздников, сейчас гуляй уж, а там после выходных с новыми силами!
— Ясно. Мы тут с коллективом посовещались, решили если так продолжаться будет — напишем прошение, иконы возьмем и пойдем на коленях в снегу стоять перед твоим офисом.
— Ну, Бог в помощь.
Он встал и довольно бормоча себе под нос «мы рождены чтоб сказку сделать былью... а вместо сердца пламенный мотор» пошел в сторону выхода, где его встречала избранная сволочь. Они радостно подвывали ему в унисон, расплываясь в подобострастных улыбках. Хозяин почти вышел, и ожидая пока прихвостни вываляться во двор развернулся ко мне в пол оборота и сказал: «А ты, Иван, всё-таки подумай, полно то себе цену набивать».
