Сцену, виденную «вот уже несколько лет как» в питерском метро, вспоминаю и ныне. Этакая типично петербуржская, интеллигентская, с привкусом — очень сильным привкусом — снобизма. Юная дева в прикидке, весьма далеком по стилю от платьев институток Смольного, увлеченно читала книгу формата «покет-бук». На обложке этой книги красовалась иллюстрация в лучших традициях женских романов: огнеглазый мачо и томная красавица.
Девушка сидела напротив меня, а рядом расположились две милых дамы в возрасте. Седые букольки, элегантные наряды, презрение во взглядах, обращенных на книгу.
Дамы были ярыми поклонницами того самого «хруста французской булки». Не по-питерски громко (а, может быть, это и есть признак питерской интеллигентности?) обсуждали, что уж при батюшке-царе порядочная девица клещами к такой низкопробной литературе не прикоснулась. А вот с победой большевиков случилось то самое жуткое падение нравов, и теперь люди вместо классиков русской литературы читают всякое…гуано.
Как хотелось им возразить — милые дамы, при батюшке царе (во времена которого вы не жили), милая девица не тронула бы книгу вообще, скорее всего. Потому как только пять процентов населения были грамоты учены.
Вдумайтесь только — пять процентов населения! Россию царских времен можно сравнить с пустыней, но только интеллектуальной. Но, кроме того, что население в подавляющей своей части было безграмотным, те, кто умели читать читали далеко не Пушкина и не Достоевского (большая часть тех, кто умел читать, поправлюсь).
Когда одного из «наших все литературы», Льва Толстого спросили, кого он считает самым популярным писателем, тот, не долго думая, ответил:
— Матвея Комарова.
Вы не в курсе, кто такой Матвей Комаров? Тогда расскажу.
Этот достойный человек конвейерным методом клепал книги, которые иначе как к лубку не отнести. «Невидимка, история о фецком королевиче Аридесе и брате его Полунидесе, с разными любопытными повествованиями», «Повесть о приключении английского милорда Георга и бранденбургской маркграфини Фредерики Луизы» — выпущенные на дешевой бумаге, иллюстрированные картинками в том самом лубочном стиле, пользовались небывалым спросом.
Они издавались тиражами в десятки тысяч экземпляров, при этом стоили от трех до десяти копеек. Для сравнения цены на продукты: мясо 11—12 копеек фунт, коровье масло 42 копейки фунт, пшеничная мука 3 рубля 75 копеек пуд.
Средний доход чиновника (то есть, человека грамотного) колебался в рамках 60-80 рублей. А вот цены на прижизненные издания Пушкина (эти книги поэт выпускал на свой страх и риск).
- Евгений Онегин издавался отдельными главами (по мере написания), маленькими книжечками ценою по 5 руб., т. е. весь стоил сорок рублей
- Руслан и Людмила — 10 рублей (на веленевой бумаге 15 .)
- Кавказский пленник—5 (на веленевой бумаге 7)
Тиражи произведений Пушкина во второй половине 19 века не превышали 2-3 тысяч экземпляров, самый дешевый полный (в 10 томиках) Пушкин был издан Сувориным и стоил полтора рубля. Но тираж его удручающе мал — всего 10 000 экземпляров.
Точно такая же ситуация была и с книгами других авторов, тех, которых мы привыкли считать классиками русской литературы.
Потому мне так странны стенания о «России, которую мы потеряли». Как это ни странно звучит, именно революция вытащила Империю из векового царства тьмы, на короткое время сделав нас самой читающей нацией. Причем нацией, которая могла «потреблять» качественную литературу.
Сейчас маятник качнулся в обратную сторону. И когда вы видите покетный лубок, помните: это именно оно, возвращение к нашим истокам, к благодатной Руси самодержавия…
сведения о тиражах и ценах взяты из библиологического очерка Василия Страхова «Пушкин и массовый читатель»,