Писатель Нина Дашевская, автор книг для детей и подростков (“Я не тормоз”, “День числа Пи” “Скрипка неизвестного мастера”, “Вилли”), рассказала нам о видах вранья, войне со швейной машинкой, жуткой страшилке про черного альпиниста и других “правилах” своего детства.
Врали ли вы родителям и если да, то в каких случаях? Есть ли случаи, когда ложь родителям в детстве оправдана?
Да, конечно случалось врать. Вранье чаще всего бывает двух видов: чтобы не ругали и чтобы не волновались. Понятно, вранье «чтобы не ругали» не самое правильное, тем более, чаще всего оно вскрывается (хотя и не всегда). А без вранья «чтобы не волновались», кажется, вообще невозможно обойтись. Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы мои дети мне все рассказывали, но я понимаю — есть вещи, о которых они не будут говорить. Если мы даем детям достаточное количество свободы, когда ребенок не всегда должен отчитываться, где он был и что делал — у него будет меньше причин врать. Наверное, так, и я не знаю, получается у меня это или нет. Какого-то прямо серьезного вранья в детстве я не припомню, может оно и было. Но не было чем-то таким, о чем я переживаю до сих пор (возможно, у меня просто плохая память). Чаще всего у меня было смешанное вранье: и чтобы не ругали, и чтобы не волновались зря: например, говоришь «была у Маши», а на самом деле — на какой-то там стройке; но это, мне кажется, классическая история вообще для всех.
Где проходит та граница, после которой жаловаться — уже не ябедничать, а информировать о проблемах?
Я не знаю, это очень сложный вопрос, каждый решает его сам. Но если есть угроза жизни и здоровью — например, ваш товарищ собирается предпринять какую-то очень рисковую вещь, прыгнуть с моста или куда-нибудь залезть; и тут, если вы его заложили, — наверное, это правильно. Возможно, здесь и проходит граница – жизнь и здоровье. Всегда есть вопросы, на которые каждый найдет ответ сам — и те, на которые ответов в принципе нет, когда любой выбор неправильный, и ты просто выбираешь меньшее зло. Не получится никогда не оказываться в этих ситуациях, мы часто принимаем неправильные решения и понимаем, что они были неправильными, и через это человек вырастает. Конечно, всегда хочется, чтобы обошлось без жертв, я имею ввиду не только человеческие, а жертвы вообще; но, наверное, это мало возможно.
Какова была ваша «тактика» завоевания первой любви? Признаваться в ней стоит вербально или невербально?
У меня не было никакой тактики, никакого завоевания, все произошло само собой. Ну и вообще любовь — не про войну, не про завоевание, не про обладание. Мне было просто удивительно, что этот молодой человек обратил на меня внимание. Он был очень яркий и совершенно особенный, к тому же у нас в музыкальном училище было не так и много мальчиков, а девочек как раз много, и очень симпатичных (меня к симпатичным с большим трудом можно было отнести; вернее, с большим воображением). Для меня это было удивлением, в котором я отчасти остаюсь до сих пор, потому моя первая любовь оказалась и последней. Это редкая история, но она со мной произошла — мне было 14 лет, когда мы познакомились, и эта история продолжается.
Кем вы мечтали стать в детстве?
Никем, у меня не было никаких мечт. Это странная штука, но я никогда себя не представляла взрослой. Мне вообще это свойственно, я не умею думать вперед. У меня не было каких-то целей, все происходило само собой, и я себя просто не могла представить взрослым человеком. Так и сейчас. Я иногда думаю, вот мне будет шестьдесят лет и я буду, наверное, хорошей бабушкой — а может и нет. Никогда не продумываю это всерьез. Я не тот человек, который планирует свою жизнь; такой, можно сказать, у меня недостаток.
Какие коллекции вы собирали в детстве?
Я пыталась, но мне не хватало терпения. Мне иногда хотелось что-то собирать, но это никогда не продолжалось дольше двух дней.
Кто был вашим кумиром в детстве?
Кумира никогда не было. Были люди, которые меня очень впечатляли, были и такие, к кому у меня особенное отношение до сих пор. Были учителя в училище и в консерватории. Когда учишься в Московской Консерватории, ты иногда видишь людей, от которых у тебя совершенно сносит крышу. Но назвать человека кумиром, чтобы ты во всем хотел походить на него — нет, такого не было.
Любимый и нелюбимый урок в школе.
Любимый урок — безусловно, математика. Ясный мир и очень увлекательный. Нелюбимый урок – труд, я человек безрукий и воюющий со всеми предметами. Воевала со швейной машинкой, не могла с ней справиться. Потом, на УПК — с печатной. Готовить нравилось, а швейная машинка до сих пор кажется орудием пытки. И завидовала мальчикам, мне казалось, у них труд гораздо интереснее (ну это правда ведь, так все думают; просто сейчас у них нет таких “трудов”, а жаль).
Вспомните самую жуткую страшилку из вашего детства.
Cамая жуткая страшилка была про черного альпиниста, ее рассказывали в походе, и была еще одна история про лыжный поход. Сейчас понимаю, она была очень похожа на «перевал Дятлова». Она была еще страшнее, потому что заканчивалась совсем непонятно: найденным фотоаппаратом, где последней была фотография людей со спальником, на котором было написано: «За нами идет смерть». И эти люди пропали неизвестно куда. Самые страшные страшилки это те, в которых ужас так и не появился, мы не знаем, что произошло с этими лыжниками. Самое страшное, что я прочитала во взрослой жизни – это эпизод с красной маминой кофтой из романа Шамиля Идиатулина «Убыр». Когда любая злая сила появляется в кадре, расчехляется — не так страшно. Самые страшные вещи часто бывают самыми обыкновенными.
Самое любимое лакомство в детстве.
Я очень любила все сладкое, и до сих пор люблю. Я не могу назвать что-то самое вкусное; мне нравилось всё. Хотя леденцы были вкуснее шоколадных конфет, точно. Но вообще я очень люблю есть. Все.
Лучшая детская игра всех времен и народов.
Мафия и Казаки-разбойники, не могу сказать, что лучше. Сейчас с Казаками-разбойниками плохо, детям по дворам уже не побегать. А Мафия пришлась на мой подростковый возраст, и я до сих пор очень люблю играть. Я вообще люблю разные игры.
Если бы у вас была возможность написать письмо самой себе в детство, какой совет вы бы себе дали?
Единственный совет — ничего не бойся. Многие вещи, которых я боялась, оказались совсем не страшными. Например, подойти к людям поговорить. Зайти в дверь и ясно (хотя бы внятно) сказать что-то; поговорить с регистратором в поликлинике, или — самый ужас, вы его знаете — когда очередь уже подошла, а мамы нет. Мне часто было страшно пойти на контакт с незнакомым человеком, и со знакомыми, кстати, тоже. И до сих пор это со мной. Я над собой, кстати, работаю довольно успешно — вот даже прямо сейчас.