Он смотрел в окно поезда и не видел усталых городов. Все было как-то неровно, размыто, и в конце концов, превратилось в бешеную темноту, отражавшую его лицо, растерянное от тупых мыслей и уверенное в собственной правде. Ему хотелось выпрыгнуть из поезда, который на несколько часов сплел в одну разорванную ткань жизни абсолютно незнакомых, неслучайных людей. Каждый пассажир рассказывал соседу о болезнях, семейных конфликтах, финансовых проблемах. Они открывали душу, как это обычно бывает в поездах. Он же не мог слушать системный и одинаковый, молчаливый смех тех, кому доставляло удовольствие осознание чужого бедствия. Не мог смотреть на лица, которые, словно болезнью, передающейся воздушно-капельным путем, заражались болью другого, периодически испытывая ненавистное чувство жалости. Но он был счастлив.