Продолжение, часть первая здесь>>>>
Музыка смолкла, а из тумана, испуганным хором четырёх голосов, вырвался дикий вопль. Раздался оглушительный грохот и клуб погрузился во тьму.
Спустя несколько минут загорелось аварийное освещение, ведущий принялся успокаивать посетителей, которые с криками бежали к выходу. Подоспевшая охрана помогла вывести всех, кто ещё оставался внутри. Алексей бросился к сцене, над которой рассеивался душный туман, пропитанный резким запахом озона. Его подопечных на сцене не было.
Кто-то крепко стиснул ему руки.
‒ Куда? Все на выход!
‒ Нет, мне надо туда. Я директор «Пернатого…», тьфу «Холодной Любви». Я директор этой группы. Куда вы их вывели? Мне нужно с ними поговорить.
Хватка ослабла. Алексей забрался на сцену. Там, с потерянным видом, бродили парни в клубных футболках, которые осматривали оборудование и пристально вглядывались во все потайные углы. Алексей вышел в самый центр и прокричал:
‒ Почему все молчат? Где моя группа?
Один из парней неуверенно пожал плечами:
‒ Мы не знаем. Исчезли. Что-то пошло не так.
Алексей не унимался:
‒ Это я видел. Что-то вы несусветное устроили. Дым, свет, искры, петарды. А это, что, вообще, такое? ‒ он ковырнул носком ботинка блестящий, прямоугольный лоскуток, один из тех, что в изобилии были рассыпаны по сцене.
Техник негромко пояснил:
‒ Обычная алюминиевая фольга. Мы её с вентиляторов в туман пускали, чтобы он искрил на свету. И никаких петард и прочей пиротехники у нас нет – пожарная безопасность. А грохот с треском – это… это короткое замыкание.
‒ З-замыкание? Такое мощное?
Подошёл ещё один техник, постарше, с отвёрткой в руках и, задумчиво сморщив лоб, присоединился к разговору:
‒ Похоже, дым-машину заклинило. Она с пульта не выключалась. А ещё нагреватель в дым-машине не в полную силу работал, отчего туман вышел слишком влажный. Слишком много очень влажного тумана. Видимо, потому какой-то из кабелей пробило накороткую. А из-за того, что в каплях влаги висело много металлической фольги – шарахнуло, как в грозовом облаке… почти.
Алексей застыл в немом ужасе, постепенно начиная понимать, к какой мысли его ведут работники клуба. Гулко сглотнув комок дымного воздуха, который оцарапал горло, Алексей прохрипел:
‒ Так, они что – сгорели? Все четверо?
Техники дружно замахали руками.
‒ Нет, нет – если бы сгорели, то хоть что-то должно было остаться. А тут – ничего совсем. Скорее всего, они после замыкания в шоке были, выскочили в зал, и вместе со всеми наружу вышли. Ты поищи их там. Сидят, наверное, оглушённые, в себя не могут прийти.
Алексей поспешил к выходу, услышав, как более опытный техник, тихо прошептал:
‒ Я на это очень надеюсь.
На улице было полно молодых парней, девчонок, которые, разбившись на кучки под фонарями, громко обсуждали случившееся. Сверкая маячками, стояла большая красная машина. Пожарные о чём-то беседовали с охраной клуба. Скуля сиренами, подъезжала «скорая помощь». Алексея это мало беспокоило – он был занят своими тревожными мыслями. Дым-машину заклинило! Неужели это и была та самая машина из второй части предсказания, которая привела к третьей его части – к беде? Похоже на то… если верить в силу прорицаний. Ну, а как тут не верить?
Алексей обошёл все группки молодёжи, заглянул в «скорую», в пожарную машину, осмотрел все кусты – парней нигде не было. Гвоздь, Кабан, Стекляшка и Карапуз исчезли, не оставив следа.
‒ Лёха! – крикнул кто-то за спиной. Алексей обернулся, в надежде увидеть знакомые лица, но там никого из ребят не было. Он собрался ещё раз обойти окрестности и уже сделал шаг, как кто-то крепко ухватил его за рукав.
‒ Лёха, стой! Это ведь ты, я не ошибся, ‒ сложно было понять, вопрос это или утверждение. Алексей обернулся и увидел пожилого мужчину в джинсах и чёрной куртке на грузном теле. Блёклые, с проседью волосы длинными, редкими прядями обрамляли широкую лысину. Мужчина дышал шумно и часто, а покрасневшее лицо сочилось потом, капли которого растекались по иссохшим руслам глубоких морщин.
‒ Лёха, чувак, не узнаёшь?
Алексей покачал головой:
‒ Простите, первый раз вас вижу. И не до вас мне сейчас, ‒ он попытался освободить руку, но старик держал его на удивление цепко. Другую руку он сунул за пазуху и, вытащив упаковку с компакт-диском, протянул её Алексею. На обложке диска была фотография четырёх пожилых мужчин. Теперешний собеседник Алексея там тоже присутствовал, хотя и выглядел гораздо моложе, чем в жизни. Крупным шрифтом читалось название: рок-группа «Фригидная Любовь», лучшие песни.
Алексей вспомнил, что не далее, как сегодня, уже слышал название этой группы. Старик с надеждой смотрел на лицо Алексея, которое по-прежнему не выражало ничего, кроме беспокойства и непонимания.
‒ Ну, чувак, присмотрись, ‒ и мужчина стал водить пожелтевшим пальцем по обложке диска:
‒ Карапуз, Стекляшка, Кабан… и я, Гвоздь. Теперь узнал?
Алексей присмотрелся – да, определённое сходство есть, но… это ведь невозможно. Если только дед Гвоздя не решил подшутить над ним. Алексей, к стыду своему, понял, что понятия не имеет – жив ли дед Гвоздя.
‒ Знаете, дедушка, мне сейчас не до шуток. С ребятами что-то случилось, понимаете?
Старик горестно хмыкнул:
‒ Я-то? Ещё как понимаю! Лучше всех понимаю. Жаль, что не веришь, но мне уже всё-равно. Не найдёшь ты, никто не найдёт. Нас прежних здесь уже нет. Просто выслушай, а потом решишь – верить или нет.
Старик говорил открыто и убедительно. К тому же, Алексей чувствовал, что нервное напряжение сказывалось дрожью в коленях и непомерной усталостью. Он предложил мужчине присесть на скамейку и дал понять, что готов выслушать его рассказ. Уткнувшись взглядом в фото на обложке диска, словно это священный образ, мужчина заговорил негромко, с нотками обречённости в голосе:
‒ Тот день, а, точнее, сегодняшний вечер забыть невозможно, несмотря на похмельный туман, который засел в башке после трёхдневного запоя. Помню тебя, помню зал, который встречал нас на ура. Да и то - отыграли тогда неплохо. А потом – прожектора, вспышки, дым. Помню, чуть не задохнулся – какая-то маслянистая, вонючая дрянь была, а не туман. Вдруг – бац, пацаны орут, я ору, кругом рёв, грохот, дым, светом полощет до слепоты… Очнулись на каком-то пустыре за домом культуры. Темно, тихо – только собаки воют.
Это уже потом стало понятно, что нас замотало на сорок три года в прошлое, но пока мы это выяснили – такого натерпелись… И в милиции были, и в психушке – хорошо ещё в госбезопасность не увезли. Но мы выдержали, потому что действовали сообща и голову не теряли. Паспорта восстановили, дворниками работали, чтоб жильё было. Повезло ещё, что Кабан историей футбола увлекался. Так что, во время знаковых матчей мы неплохие деньги с нелегальных ставок поднимали. Потом фарцевать понемногу стали – как-никак знали уже, какая музыка, когда цениться будет.
Со временем сами в музыку вернулись. Играли на квартирниках, в домах культуры. В общем, классика русского рока. Только, во время перелёта во времени, мы все свои старые, то есть, новые песни позабыли. А всё, что пытались написать заново – выходило так себе. Точнее, получался унылый, я бы даже сказал, фригидный отстой. Кстати, многое забылось, но не Любка. Группу так и назвали, в её честь: «Фригидная Любовь». В общем, как-то жили, иногда музицировали, со временем даже были приглашены участвовать в концертах ветеранов рок-сцены. Несколько альбомов худо-бедно выпустили. Только одна мысль не отпускала ни одного из нас – как вернуться в наш мир, в наше время, в то, что было определено, каждому из нас, прожить с рождения.
Жили, словно во сне. Всё надеялись проснуться и оказаться здесь, в этом времени. Но этот проклятый дым бросает только в одну сторону, а обратно – по шажочку, по минутке, по часу, по дню. Это, как лететь с горы и в гору карабкаться – разница ощутимейшая. В общем, поклялись мы, что тот, кто из нас доживёт до этого проклятого дня, сделает всё, чтобы мы нынешние не вышли на сцену в клубе. Мы готовы были сделать всё, чтобы прожить свою настоящую жизнь, а не догонять её из прошлого.
Старик замолчал и скорбно согнулся, опершись локтями о колени. Алексей понял, что гложет его собеседника:
‒ Так, из четверых только вы остались?
Горестный вздох, больше похожий на стон, оборвался внезапно, едва начавшись, и мужчина с досадой хлопнул себя по коленке:
‒ Точно. Стекляшку два года назад схоронил, остальных ещё раньше. Понимаешь, я всё делал, чтоб воплотить наш план. Не знал, как с тобой связаться, но помнил, что ты любишь китайскую жратву. За неделю до этого дня я все их пекарни завалил заказами на одно и то же предсказание для всех печений. Думал, что тебе попадётся и концерта не будет. Ты нашёл предсказание?
‒ Нет, ‒ соврал Алексей, про себя подумав, что надо было конкретней формулировать послание в записке.
‒ Жаль! Всё – одно к одному. С утра в пробках стоял, потом машина закипела. Нужную мне ветку метро закрыли ремонтировать на месяц именно сегодня. Прибегаю – а народ уже выводят из клуба. И я понял, что всё уже произошло!
Старик замолчал. Стихла и суета возле клуба. Алексей ждал. Он понимал, что не может просто уйти, но не мог найти слов, чтобы прервать это молчание, достойное называться неловким. Он чувствовал свою причастность к случившемуся. К чёрту неразгаданную загадку из печенья! Но это ведь он договорился о концерте, он почти силой заставил ребят выйти на сцену, с которой они уже не вернулись.
Алексей посмотрел на мужчину – тот беззвучно плакал, закрывая лицо грубыми ладонями, увитыми сетью из вздувшихся сосудов. Алексей положил руку на плечо старика, и протянул тому недавно отпечатанную визитку.
‒ Слушай… Гвоздь, мне пора идти. Звони, если что. Мне, правда, очень жаль.
Алексей ушёл, оставив пожилого рокера наедине со своим горем. В руке Алексей сжимал диск, с обложки которого смотрели на мир четверо музыкантов. Мир, украденный у них сверкающим туманом.
Спасибо за чтение и за "лайки", конечно.