Вчера он еще был жив. Ну как жив, дышал с помощью аппарата, кормили его через трубочку, мама его лицо салфеткой протирала. А сегодня его не стало. Когда рано утром все проснулись, он еще был жив, а когда сели завтракать, его уже не было. Только еще никто об этом не знал. Даже его мама. Она собиралась после завтрака ехать к нему в больницу, волосы помыть, может, побрить его щеки, может еще как-то поухаживать за сыном. Пусть взрослый, пусть почти пятьдесят лет, но сын же, ребенок ее. А дома за столом сидели его дочери и жена, пили чай, или кофе, или сок полезный, а в это время близкий человек в больнице перестал дышать. И никакие аппараты ему уже не могли помочь. Живые люди ходили по кухне, мыли посуду, вытирали стол, убирали остатки сыра и молока в холодильник, чтобы на потом, на ужин, а он уже никогда не сможет быть с ними. Странно понимать, что ты есть, а кого-то нет. Только что был, а потом сразу перестал быть.
Первой позвонили жене, конечно. Так положено. Жена человек номер один для мужа. А потом дети. Только потом мать. В самом конце списка. И то, ей скажут не сразу. Она же старенькая, ей будет тяжелее всех принять это известие. Хотя она и предчувствовала такой исход. Гнала от себя эти плохие, чудовищные мысли, а они, словно черви снова и снова лезли в голову. Так может произойти, так может случиться, и врачи тоже так говорили, не ей, жене его говорили, а мать все слышала. Жена молодая, ей можно сказать все, даже самое страшное, а матери нельзя, у нее здоровье слабее, и силы уже не те. Вот когда она мужа двадцать лет назад хоронила, ей тогда тоже из больницы первой позвонили. Хотя нет, позвонили ему домой, он тогда с молодой женщиной жил, и врачи сначала туда позвонили. А потом жене. Она узнала второй. И это уже она, жена решала, кому позвонить дальше, сыну или матери своего мужа. А теперь она ребенка потеряла. Ребенка в любом возрасте потерять очень страшно. И узнать об этом тоже страшно. И не важно, какой тебе по счету это скажут. Сразу очень многое становится неважным, пустым, вчерашним, безвозвратным.
Потом все сразу поехали в больницу. Младшая дочь рыдала навзрыд, старшая хладнокровно собирала папины вещи в пакет, жена оформляла бумаги, а мать беззвучно плакала, глядя в лицо своему сыну. Плакала внутри себя, будто боясь показать ему, как ей тяжело. Будто боялась расстроить своего сына слезами. Он никогда не любил, когда мама плакала, и сейчас бы не одобрил. «Ну, мам, ну хватит. Ну, перестань, - сказал бы он, - Ну, что ты, ты же знала, что так случится». И старушка судорожно проверяла, не потекли у нее слезы, вытирая сухие глаза рукой.
Уже потом дома, под тяжестью горя, она упадет на пороге, и рыдания сотрясут все ее тело. И старшая дочь опустится рядом на колени с бабушкой, обнимет ее за плечи, и тоже заплачет в голос. Громко, безутешно, с болью, которая идет изнутри, не дает дышать, и не проходит.
А жена его посмотрит на список, который дали ей в больнице, что нужно сделать, куда поехать, где договориться, сколько заплатить, и без сил опустится на стул. И такое гулкое одиночество накроет ее, что никакие слезы не облегчат вдовьей участи. И только младшая дочь, по-детски искренне воспринявшая смерть отца, найдет в себе силы заняться делами.
Пройдет какое-то время, у всех разный срок переживания потери, и жизнь продолжится в этом же доме, но уже по другим правилам. По утрам семья соберется за завтраком, будут снова пить кофе с молоком и полезный сок, торопливо жевать бутерброды и хрустящие вафли, и только бабушке отнесут завтрак в комнату, потому что ходить ей становится все тяжелее и тяжелее, и боль от потери единственного сына, никак не проходит.
А еще через три года по этому же дому будут бегать детишки, и уже другая бабушка, пока она еще только мама, будет хлопотать на кухне, готовя внукам вкусный и полезный завтрак. А после обеда вся семья поедет на кладбище, чтобы положить на могилы цветы для сына и матери, мужа, папы, бабушки и дедушки. И снова странно будет понимать, как люди, которые недавно были рядом, перестали быть. И только их фотографии, да еще глаза детей напоминают о том, что они были когда-то здесь, и тоже любили пить кофе по утрам.