Иван Иванович, наполнил кружку душистым чаем, продолжил свой рассказ:
«Я не считаю лишним еще раз сообщить, что при глубоком знании отечественного слова Николай Михайлович, был крайне одарен и имел глубокий ум. Все его знали и почитали как человека пылкого, откровенного и без малейшей желчи, который имел доброту в своём сердце!
Всё то время, с момента как он был в 1803 году назначен на должность историографа, посвятил свою службу написанию «Истории государства Российского». В труд, в который, вкладывал все свои добродетели и прилежания как учёного и человека правды.
В начале февраля 1816 года Карамзин прибыл в Санкт-Петербург. К этому времени он дописывает уже восьмой том и желает показать свой труд непосредственно Императору, для сдачи его в печать.
Аудиенции удается добиться только благодаря протекции Графа Алексея Андреевича Аракчеева и только к середине марта.
Император Александр Павлович принимает Карамзина и аудиенция длится целый час. В этой беседе с Императором и начинается поворот к трагедии.
Николай Михайлович, будучи истинным государственником, изложил моменты правления государей русских с должным почтением и гордостью за их заботу об отечестве. В том числе с крайним уважением и достоинством он описывает правление Ивана Васильевича Грозного.
Необычайным удивлением и непредвиденностью для него было, когда Александр I, бескомпромиссно настоял на том, что бы очернить образ именно Ивана Грозного. Только при таком условии он давал согласие пустить в печать труды Карамзина.
Для Николая Михайловича это был трудный выбор. Он отстоял возможность оставить восемь томов почти без изменений. Обещая внести в самое окончание пятой главы восьмого тома, предостерегающие намёки на посыл к будущим трагическим последствиям правления Ивана IV. Обещая продолжить девятый том уже с описанием злосчастий и напастей, пришедших на русскую землю по вине деспотичного характера Ивана Грозного.
После условий выдвинутых Императором, Карамзину было настоятельно рекомендовано переехать в Царское Село, пожаловано 60 тысяч рублей и по указанию государеву, он был возведен в статские советники и пожалована аннинская лента. Награда, которая до этих пор статским советникам не вручалась. Кроме того весь доход от печатания и продажи трудов должен был пойти лично Карамзину.
Александру I крайне понравился и пришёлся по душе великий труд Николая Михайловича. Все заботы, подарки и награды были поданы Императором в честь предстоящего завершения трактата. Условием было только, внесение необходимых поправок, оговоренных ранее Александром I и дальнейшее описание наличия случаев деспотичного правления и ошибок Ивана Грозного.
Последующие два года Карамзин занимался подготовкой к тиражу и выпуску восьми томов, которые увидели свет в 1818 году.
Дальнейшие четыре года работы над продолжением девятого тома и последующих, для Николая Михайловича были крайне душевно обременительны. Они сопровождались внутренней борьбой правдивого исследователя и человека, который хотел всё же донести для потомков свои изыскания, даже если для этого нужны были подмены и ссылки на недобросовестные измышления современников тех событий.
Вынужден был он опираться на источники от клеветников, противников и предателей русского отечества. Таких как иезуит Антонио Поссевино, а так же предателя и перебежчика в Ливонской войне, на сторону неприятеля, Князя Курбского.
Неизвестно как бы выглядело описание жизни и правления Ивана IV, без просьбы Дома Романовых, но дальнейшая работа над делом всей жизни, для Николая Михайловича, легло тяжким бременем и душевными муками.
В ходе своих дальнейших работ он сошелся в дружбе с некоторыми членами тайного общества масонов. Впоследствии, их стали называть просто, декабристами, по сути своей, вольнодумцы и противники самодержавия. Беседы с ними давали ему некоторые моральные оправдания.
Но серьезным ударом случился отказ «Хранителей Руси», от общения с ним и потеря всякой надежды о допуске к тайне «Библиотеки Ивана Грозного».
Все эти события, и к тому же случившееся восстание на Сенатской площади в декабре 1825 года, окончательно подорвали его здоровье. Будучи свидетелем событий восстания, он простыл и серьезно заболел. Долгое лечение не давало должного результата, по причине отсутствия душевных сил из-за моральных терзаний. В июне 1826 года, Николай Михайлович умер и двенадцатый том «Истории государства Российского» увидел свет уже после его смерти.»
Иван Иванович, на этих словах закончил, замолчал и задумался.
-То есть Вы думаете, что сговор с династией Романовых и есть причина подмены некоторых исторических описаний в трудах Николая Михайловича, а так же причина его личной трагедии, душевных терзаний и смерти? – спросил Панас у Дмитриева.
- К сожалению другой причины и не было. Так что если у Вас есть возможность, то донесите сию тайну до «Хранителей Руси», может это обстоятельство смоет, хоть и посмертно грех мучений с души моего покойного друга? – попросил Панаса Иван Иванович.
- Не уверен, что у меня есть напрямую доступ к этому обществу. Хотя косвенно могу догадываться, что им и так всё известно, и они крайне дорожат вкладом Николая Михайловича в русскую культуру и науку. К сожалению, часто так случается, что обстоятельства сильнее нас...- утешил Ивана Ивановича Панас.
- Я уверен, что причина моего появления у Вас, есть в том, чтобы донести всё то, что я сегодня Вам поведал, до них!- предположил Иван Иванович.
Дальнейшая беседа перешла на обычные житейские темы. После было приглашение, Иван Ивановичу попарился в бане. К глубокому вечеру, уже далеко затемно, отошли ко сну.
Оба проснулись от настойчивых требований кота Тихона. Тот бегал из комнаты в комнату, и поочередно заскакивая к каждому на кровать, орал каждому в лицо своё протяжное: «Мяяяу», - с требованием к всеобщему подъёму.
Встали. Умылись. Приняли утренний чай. Ранний подъём не располагал к душевной беседе. На дворе день только начинался и ночная темнота медленно, но неохотно рассыпалась под натиском уже светлого неба.
После чаепития, бодрость пришла в тело и оба окончательно проснулись.
- Тихон, что нашло на тебя? Что за подъем устроил? Ладно, меня? Но гостя, зачем в такую рань будить? Не вежливо как-то! Что Иван Иванович о тебе подумает? – полушутя попытался укорять чрезмерно возбужденного кота Панас.
И уже обращаясь к Ивану Ивановичу добавил:
- Никогда его таким суетливым не видел! У меня такое чувство, что на подъеме он совсем не успокоится! Думаю, что у него есть дальнейшие планы! Вон как вокруг Вас круги нарезает!
Тихон и вправду, делая круг, вокруг Иван Ивановича, трусцой отбегал к калитке. Там постояв немного, возвращался обратно, повторяя процедуру.
- Он меня в лесу так звал за собой и привел к Вам... – сказал Иван Иванович.
- Значит, зовет обратно, что бы возвратить Вас к вашей компании, которую вы оставил! – предположил Панас,- кстати, а вы точно уверены, что именно история о Николае Михайловиче Карамзине явилось причиной к тому, что бы Вам погостить у нам с Тихоном?
-Думаю, что возможно есть еще одна причина… - вспомнил Иван Иванович,- одно время я занимал чин действительного обер-прокурора в департаменте, который заведовал всеми уголовными и гражданскими делами всей Малороссии. Возможно, потому и прикипел душой к этой стороне, а возможно, что-то и не доделал?
- Ну, значит, увидимся еще и не раз! В любом случае всегда Вас жду погостить. Буду рад, как дорогому гостю!
Прощались как добрые друзья.
Тихон вернулся только к вечеру. Панас в это время сидел за столом под грушей, подперши ладонью голову, думал свои думы. Тихон впрыгнул на стол и громко мурлыкая, стал тереться верхней губой об оттопыренный большой палец Панаса.
- А!? Вернулся, бродяга! Ну как, мохнатый, проводил гостя домой?- обрадовался появлению кота Панас.
Кот поглядел в глаза Панасу, стал мурлыкать еще громче, бодаясь и ластясь, всем своим видом показывая, что он преисполнен чувством выполненного долга и доволен собой, да и Панасом тоже доволен. И вообще…, давая понять, что всё хорошо!