Однажды мне просто захотелось исчезнуть, раствориться, стать крошечной молекулой с парой глаз, которые останутся просто безмолвно наблюдать за происходящим.
Я спешно одёргиваю гардину и выглядываю на улицу: деревья толпой обступили моё окно и скребут заскорузлыми пальцами по стеклу. Как бы мне ни хотелось услышать их зова, склоняясь над карнизом, я не понимаю их сухой трескучей речи, я не слышу ничего. Где-то вдали лает собака, свистит ветер и гудят тяжёлые железные голоса паровозов - как будто весь мир, каждая его частица, спорят о чём-то, но я не слышу.
Нет ничего прекраснее ночного города. Каждый камень дороги, каждая звезда на небосклоне, каждый случайный прохожий - всё звенит, трепещет, переливается особым волшебством звука. Но я не слышу.
Мои уши залиты бетонной тоской. Я сознательно отказался от своего слуха, погрузился глубоко в свою черепную коробку, глухо щёлкнув замком, а потом и вовсе заколотил её, будто гроб. Остались только глаза - две глубоких впадины, подчёркнутые синевой.
Я не слышу. Сначала принять это было нелегко, всё хотелось разбить изнутри все препятствия и выглянуть наружу хотя бы ещё разок, послушать, как же звучит весь Мир.
И Мир звучит. Для других. Не для меня.
Мне осталось лишь придумывать, додумывать каждый звук, но я не могу додумать того, что скрыто за самим этим звуком. Какова природа этой волны, которая запускает длинные пальцы сквозь наши тонкие мембраны и осторожно касается сердца?..
Моя душа - птичка. Но я не слышу её пения.
Я выскребаю весь пепел, что оседает на стенках моего черепа изнутри, собираю его в горсть и развеиваю над многоэтажками.
Я слышу лишь мерное оседание серых крупиц внутри моей головы.