Праздники Сергей Петрович не любил – по праздникам было много работы.
Ещё он не любил пятницы, субботы и воскресенья. В эти дни разные народы тоже имели привычку собираться большими толпами, а значит – была работа.
Сергей Петрович был бродягой – он давно перестал подсчитывать количество стран, где он жил или бывал, а люди везде одинаковы, с профессиональной точки зрения.
Родины (с большой буквы) у Сергея Петровича не было. Была у него малая родина и Начальство. К счастью или нет, но они находились в одной и той же Стране. В ней Сергей Петрович не работал, там работали другие.
В малой родине были старые клён и каштан, дарившие дворику, где было детство, тень, зелёные «ёжики» и лакированные шарики каштанов и красивые красные листья. Ещё в малой родине была огромная песочница на школьном стадионе, в которую на уроках физкультуры прыгали ученики. После их прыжков было очень интересно просеивать песок в поисках выпавшей из карманов мелочи. Кроме меди иногда попадались и гривенники, пятиалтынные и даже двухгривенные! Тогда можно было пойти на базар и накупить семечек, вяленых бычков и петушков на палочке.
Ещё в малой родине остались скамеечка в детсадике, где с пацанами курили «козырные» болгарские сигареты и играли на гитаре «One Way Ticket» в кавер-версии "Синий-синий иней" и «Птицу счастья» Макаревича, и высокая трава у обрыва, где хорошо было не спеша пить «сухасик» с друзьями или обниматься с подружками, глядя на «зайчики» от солнца или луны на морских волнах.
Начальство было как Господь Бог – нигде и везде. Т.е., в Столице был его Главный Храм, там находились служители и всякие ритуальные предметы культа. Там по Самым Большим Праздникам устраивались торжественные церемонии «для своих»…
Но таких, как Сергей Петрович, если и вызывали в Храм, чтобы «лично поздравить и вручить», то в большом кабинете с тёмными дубовыми панелями кроме Сергея Петровича присутствовало только двое: Босс и Куратор. Подтянутый секретарь, освоивший искусство быстро и бесшумно сервировать столик в углу, возле пальмы, и подавать чай-кофе и нужные папки, в расчёт не принимался. Коньяк Босс всегда разливал сам. Он считал, что такой «демократизм» сплачивает.
Но такие «посещения святынь» были не каждый год. Поэтому, в основном, Сергей Петрович общался с Начальством косвенно, через «калик перехожих», возникавших из безвестности с «волшебными словами» и «дарами» и туда же исчезавших с ответными «подношениями», а также через «дупло» (как Маша и Дубровский) и через «молитвы» заранее определённой радиостанции. Интернета тогда не было.
Сергей Петрович искренне сочувствовал Санта Клаусу - вечно одно и то же: однообразные просьбы, нытьё любителей «халявы», жалобы на «этих подлых и коварных соседей», дурацкие переодевания и ритуалы. Ещё и мешок этот с подарками… А когда даёшь им то, что они заслужили (по большому счёту заслужили) из того, что есть в наличии, – так сразу суета, ажиотаж, недовольство, слёзы одних и куценькая радость других.
Свою работу Сергей Петрович тоже не любил. Он её ценил как источник дохода и профессионального роста, и уважал, как уважал всякое искусство и мастерство. Но любить – нет, этого не было. К тому же, всякий раз, после успешного завершения очередной работы (Сергей Петрович был основательным мужчиной и хорошим мастером, брака не допускал), узнавая в газетах или по ТВ результаты как самих трудов, так и последствия (для которых всё и делалось), Сергей Петрович порою испытывал чувство досады и какого-то огорчения, если его работа непреднамеренно задевала посторонних людей. Такое бывает, даже у опытных хирургов…
Отчасти поэтому и отчасти потому, что Сергей Петрович (в неполные 40 лет - подполковник активной службы специфического управления весьма дисциплинированной Организации) не отождествлял себя с «армейцами», - особенно не любил он 23 февраля с его неуместными (в адрес Сергея Петровича) поздравлениями, с безудержным пьянством большинства «участвовавших», просто служивших и вообще непричастных.
«23 февраля 1945 года Штирлиц склонился над картой СССР. Его неудержимо рвало на Родину…» - этот сарказм был популярен среди его коллег по работе, которые в полной мере понимали смысл слов «свой среди чужих, чужой среди своих» и вовсе не разделяли книжно-неврастенический романтизм слова «ностальгия».
Вот и сегодня, в понедельник, 23 февраля, много лет назад, совершенно трезвый Сергей Петрович завершил последние манипуляции и аккуратно прикрыл дверцу обшарпанной малолитражки. Через пару часов по этой улице пройдёт похоронная процессия фундаменталистов - «тупоконечников», несущая многочисленные жертвы пятничного взрыва на площади, устроенного (по заявлениям СМИ и полиции) террористами-радикалами из «остроконечников» в ответ на обстрел свадьбы одного из их активистов тремя «тупоконечниками» с автоматами. Все трое были уничтожены ответным огнём (одного всё же пришлось добить самому Сергею Петровичу, контролировавшему ситуацию из развалин бывшего отеля в 150 метрах от «сцены». Иначе – всё равно замучили бы и мало ли что тот мог понарассказывать о вдохновителе акции, принёсшем автоматы и анашу…).
Сергей Петрович запер дверку и надвинув капюшон, побрёл по тенистой стороне улицы. Радиус действия дистанционного взрывателя в кармане европейской одежды, скрытой местным бурнусом, обеспечивал не только неспешный отход до прибытия полиции, но и не попадание в поле зрения боевиков, охраняющих будущую процессию.
Начальство решило, что будет лучше, если, в результате массовых волнений, власти Этой Страны наконец-то направят правительственные войска на уничтожение баз террористов-«остроконечников», а фундаменталистов-«тупоконечников» резко ограничат законодательно.
Начальству лучше знать, что лучше. Оно газетки читает, радио слушает.