Перенесено в Instagram.
В Череповце все дети хорошо учились и в свободное от учебы время не болтались без дела, а занимались в каких-нибудь секциях. Папа увлекался боксом с 13 лет. Тети - лыжницы.
Однажды зимой наш учитель физкультуры повнимательнее вгляделся в список фамилий в классном журнале 3 «В». Его палец, скользящий вниз по странице, остановился, и он спросил: «Кто из вас Евпадченко?» Я подняла руку. Он подошел ко мне пружинящей походкой (походкой, которая бывает только у людей, дружащих с физкультурой и спортом; каждый день дружащих, а не с понедельника или с Нового года).
Он подошел пружинящей походкой и спросил вкрадчиво: «Оля, а у тебя маму не Галя, случайно, зовут?». «Галя…» - пытаясь понять, что происходит, осторожно ответила я.
Учитель просиял:
- Галя?!
- Галя…
- Евпадченко?!
- Евпадченко…
Тут он приобнял меня за плечики и слегка потряс (во всех смыслах этого слова): «Передавай ей от меня большой привет! Мы с ней раньше в одной лыжной секции занимались!»
Пока я силилась припомнить, рассказывала ли мне мама что-то про свое спортивное прошлое, учитель физкультуры уже поведал мне о том, какие прекрасные результаты показывала Галя Евпадченко на соревнованиях, и меня слегка насторожила его непоколебимая уверенность в том, что при правильном подходе из меня можно будет сделать едва ли не мастера спорта по лыжным гонкам. С такой-то выдающейся мамой!
Я находилась в состоянии легкого ступора от всего: от трясущего меня за плечики учителя физкультуры, от открывающегося мне нового поворота в биографии мамы, а больше всего от того, что я (находясь в здравом уме и твердой памяти) абсолютно точно помнила, что мама ни-ког-да не рассказывала мне про соревнования и свои заслуги на этом поприще. Ее вообще было трудно представить на лыжах!
В тот безветренный свежий зимний денек весь класс бежал на лыжах пять кругов по школьному стадиону, а я, надрываясь, десять. Хороших результатов, судя по выражению лица учителя с секундомером в руках, я определенно не показывала. Но, когда я проезжала мимо него, выражение сменялось на «ну, ничего-ничего…». Учитель физкультуры всерьез решил не дать пропасть во мне спортивному таланту.
Слава Богу, все выяснилось вечером того же дня. Под моим нахохлившимся взглядом мама прояснила ситуацию: папина сестра - моя тетя - Галя Евпадченко действительно занималась в юности лыжами, слыла «спортсменкой, комсомолкой и просто красавицей» (неспроста, ох и неспроста просиял учитель по физкультуре при одном упоминании ее имени); моя мама, выйдя замуж за моего папу, стала Галей Евпадченко, а моя тетя, выйдя замуж за дядю Рому, превратилась в Галю Шевяк.
«Уф-ф!» – облегченно выдохнула я, и на следующем уроке физкультуры, счастливая от того, что «лыжный ген» мне не передался, и я буду освобождена от «десяти кругов ада», рассказала о путанице учителю. Простите, Сенсей!
Тетя Галя.
Тетя Галя – всегда была и остается воплощением живой энергии! Внешность и характер достались ей от дедушки: деловая, хваткая, умеющая найти правильный подход к любому человеку. С дядей Ромой они уехали в Норильск. Ей понадобилось получить второе высшее образование, чтобы выжить в горнодобывающей промышленности, где работали одни мужчины – получила. У них есть дочери Катюша и Тата (Наташа), которые уже сами мамы. По крайней мере, Катя. Позже их семья переехала жить в Одессу, а Катя с мужем укатили сначала в Австралию, а потом уже и не знаю куда. Про Тату я тоже пока еще мало знаю.
Бабушка с дедушкой дали правильное воспитание своим детям: любить родителей (это было видно по тому, с какой нежностью тети и папа обращались к ним, целуя в щечку, называя их «мамочка» и «папочка»; как суетились на редких семейных встречах, чтобы помочь, как старались предугадать каждое желание), бережно относиться друг к другу и поддерживать друг друга всегда (а особенно - в трудных ситуациях). Научили не быть равнодушными к людям, не проходить мимо несправедливости, даже если она не касается тебя лично…
Папа Вова.
Это произошло три года назад. Как-то в трамвай, в котором ехал папа, вошли трое «лбов». Из тех, которым голова дана, чтобы жрать и материться. На входе – жрать. На выходе – материться. Все. Работать не охота, а силушку богатырскую применить руки чешутся. Вот и носит их где ни попадя, цепляя за тех, кто слабее и «дать сдачи» не может. Один из них, проходя мимо, наступил папе на ногу – даже не обернулся. Папа промолчал... Привязались к молоденькой девчонке. Сначала просто выпендривались друг перед другом - упражнялись в красноречии. Гоготали во всю луженую глотку. Но словарный запас (что неудивительно) иссяк быстро. Девочка делала вид, что не обращает на них внимания, надеялась, что отстанут. «Лбов» это только раззадорило. Безнаказанность всегда рождает ложное чувство вседозволенности. «Лбы» разошлись не на шутку. Один из своры взял ее за шарфик и стал тянуть. Шарфик затягивался на шее удавкой. Девочка хваталась за шарфик, сопротивлялась. Женщины боялись подать голос, мужчины очень интересовались пейзажем за окном. Тогда папа встал, подошел и тронул за плечо того, который прошелся ему по ноге: «Ты что же, парень, по моей ноге, как по асфальту, ходишь и не извиняешься?». Завязалась потасовка. Трое молодых «лбов» на пенсионера 65 лет. Откуда же им, бедным, было знать, что пенсионер этот в прошлом имел 1 разряд по боксу, что проработал 30 лет кузнецом в котельно-монтажном цехе ЧерМК, что принимал участие в военной операции в Чехословакии…
Папу призвали в ряды Вооруженных сил в 1967 году. А в 1968 году Советское правительство в связи с известными событиями ввело группу войск в Чехословакию. Папа служил в звании сержанта (специальность - механик-водитель средних танков) и управлял танком Т 55. Однажды их танк остановился возле недостроенного дома. Папа вышел из танка, чтобы отрегулировать фары ночного видения. В этот момент на него сбросили мешок с цементом. 6 месяцев он провел в госпитале в Германии, в городе Ютербог. После - еще полгода работал лаборантом в учебной части. Домой он вернулся с тростью, сильно хромая. Бабушке, потерявшей старшего сына, ничего не рассказывали до самого его возвращения – берегли...
Наподдал он молодцам тогда крепко. Но и ему хорошо досталось. Все-таки, преклонный возраст. Все-таки, трое на одного. Наконец, не выдержал какой-то молодой парень – помог. Вдвоем пинками под зад они выкинули «лбов» из трамвая…
Мама, папа и я жили в коммуналке возле парка Ленинского Комсомола. Три комнаты на три семьи, в каждой - по ребенку. Возможности понежиться в ванне, поплескаться вволю не было. Все нужно было делать по-военному быстро. Поэтому, приходя в гости к бабушке с ночевкой, я оккупировала ванную комнату часа на два.
Под струю горячей воды, бьющей из крана, я выливала не менее трети бутылки изумрудно-зеленого, тягучего, пахнущего еловыми ветками, шампуня «Селена». Зашедшая через некоторое время проведать меня бабушка обнаруживала гору переливающихся всеми цветами радуги пузырьков, возвышающуюся над ванной, и мое счастливое, раскрасневшееся лицо, выныривающее откуда-то из недр этой горы с пенной шапочкой на голове. После такой помывки меня приходилось отмывать еще и от шампуня.
По окончании водных процедур бабушка укладывала меня спать на диване в центральной комнате. Хоть я была частой гостьей в ее доме, постельное белье она не хранила – каждый раз стелила новое. Какая это была благодать после горячей ванны нырнуть в прохладную кровать и уткнуться лицом в прохладную, пахнущую чистотой и немного стиральным порошком подушку!
Засыпая, я водила пальцем по узорам на ковре, выписывая какие-то древние иероглифы, которые должны были защитить меня от всего плохого. В доме у бабушки эти иероглифы проявляли свои магические свойства: там было спокойно, легко и просто. И все друг друга любили.
А в комнате коммунальной квартиры, где жили папа, мама и я, не было на стене ковра с волшебными иероглифами. Поэтому дома меня ожидали скандалы родителей, за которыми последовал их первый развод. От папы остался широкий солдатский ремень с большой бляхой со звездой в центре. Лучше бы он забрал его вместе с другими вещами. Потому что, когда мне попадало этой бляхой, было особенно больно. Все накопившиеся эмоции мама срывала на мне. Я ведь была рядом – протяни руку и достанешь. И она доставала. Она не любила меня за то, что я напоминала ей отца.
Известная писательница Виктория Токарева в одном из интервью сказала: «Никогда не бейте своих детей. Они потом вырастают и не знают себе цену». Это правда. Я поздновато начала ценить себя настоящую. Но лучше поздно, чем никогда…
Бабушка Лена умела все. Единственное, чего не умела – так это быть без дела, т.е. бездельничать. Вечером, сидя в кресле под торшером у телевизора, она непременно вязала: шарфы, варежки, носочки, береты или обвязывала крючком квадратики драпа, нарезанные из старого износившегося пальто, чтобы потом связать их между собой в красивый плед. Она умела шить. Шила, правда, не платья и сарафаны (хотя и их умела тоже), а передники для кухни, прихватки и шторы. Шить, вязать и готовить умели все ее дочери - мои тети. В семье это считалось само собой разумеющимся.
Тетя Рая.
Тетя Рая – младшая из пятерых детей. В молодости она хорошо вязала и очень любила шить. Хорошего я ничего больше не могу сказать, а плохое – не буду…
Бабушка, как я сейчас понимаю, была модницей, да и работа обязывала ее всегда хорошо выглядеть: она работала бухгалтером в ресторане «Вечерний». Всегда на людях. Всегда безупречна. В их с дедушкой спальне, в светлом шкафу на ножках висели ее платья из кримплена. (Это такая жутко модная по тем временам ткань из искусственных волокон с тисненым рисунком.)
Платья были однотонные: яркие – красное, оранжевое и темные – цвета благородного вина или болотно-зеленое с налетом золотой «пыльцы» (для семейных праздников и торжественных выходов). На дне шкафа, выстроившись в ряд, стояли туфли с квадратными каблуками и тупыми носами. Лакированные и матовые, гладкие и имитировавшие кожу рептилий, коричневые и белые – разные. Там же жили несколько сумочек в форме саквояжей.
Все, что висело в шкафах и хранилось в кладовках, имело легкий запах нафталина от моли. Я могла часами сидеть у шкафа, перебирая и рассматривая платья на вешалках с приколотыми на них брошами. Или примерять туфли, в которых, волоча ноги, прохаживалась туда-обратно по комнате, как по подиуму. Все это мне у-ж-ж-асно нравилось, особенно бабушкина бижутерия.
Раньше считалось дурным тоном иметь и демонстрировать настоящее золото (кроме широкого обручального кольца, пожалуй) и украшения из натуральных камней – мещанство, несовместимое с улыбчивым образом советского человека, широко шагающего в светлое коммунистическое Завтра. Поэтому носили бусы из пластмассы, броши с крупными стеклянными «самоцветами» и самоварное золото. Но сколько изящества и фантазии вмещало в себя каждое украшение! Это были шедевры! Я и сейчас не отказалась бы иметь у себя такую бижутерию!
Среди прочих украшений мне особенно западала в душу бабушкина брошь из искусственного жемчуга в виде цветка. Меня очаровывали переливы перламутровых лепестков, собранных в прекрасный цветок. Приходя в гости, я любовалась брошью, я ею играла. Раз за разом во мне росло любопытство: из чего же она сделана и как? И вот наступил тот день, когда я вкусила запретный плод - я надгрызла перламутр на нескольких лепесточках. К моему разочарованию, под перламутром обнаружилась обыкновенная пластмасса. Но грызть перламутровые лепесточки оказалось увлекательно.
Поэтому каждый раз, приходя в гости, я оставляла новые отметины на лепесточках, а затем клала брошь на место.
Когда каждый лепесточек был надгрызен мною лично, мои руки нашли конец проволочки, на которой крепились все лепесточки. Я решила разобрать цветок и собрать его снова, чтобы узнать, как крепятся лепестки к основанию. Оказалось, что они крепились на леске по спирали и фиксировались при помощи тоненькой золотистой проволочки на полукруглом основании. Когда я попробовала собрать всю конструкцию обратно, у меня, естественно, ничего не вышло.
Преступление - причинение вреда в состоянии крайней необходимости (любопытство – это ведь крайняя необходимость для ребенка?) - было налицо. Пришлось идти с повинной к бабушке. Бабушка, увидев обглоданные лепесточки, безжизненно болтающиеся на леске, у меня в одной руке, основание броши – в другой, вздохнула. Она повертела в руках останки того, что когда-то являлось ее перламутровым цветком и выбросила их в мусорное ведро…
Туда же – в мусорное ведро - летели сломанные мною помады (если прежде я не успевала их съесть, потому что те, которые очень вкусно пахли, я еще и ела) и тени для век, которыми я наводила красоту перед зеркалом в прихожей, пока бабушка отлучалась в магазин за продуктами.
Любуясь своим отражением в зеркале, я постигала мир будущей женщины. В том мире я была прекрасна - настоящая красотка. А из зеркала на меня с любопытством глядел маленький забавный клоун с накрашенным в пол-лица ртом и синими до самых бровей глазами.
Это особый дар - разглядеть в маленьком забавном клоуне будущую женщину и увидеть сквозь годы в женщине маленького забавного клоуна. Привет, красотка!
Несмотря на огромный урон, причиняемый ее гардеробу и наносимый косметике, бабушка разрешала мне и дальше перетряхивать ее платяной шкаф, мучать туфли и рыться в ящичках с косметикой. Она тоже обладала даром видеть во всем этом безобразии будущую женщину.
Спасибо тебе, родная, за то, что у меня есть замечательные тети и папа. Спасибо за то, что ты была у меня, а я – была у тебя, благодаря чему мое детство (несмотря ни на что) было светлым, радостным и хорошим. Спасибо за все, чему ты научила меня на личном примере. Ведь во многом благодаря этому светлое, радостное и хорошее происходит в моей жизни до сих пор. Я всегда буду помнить и любить тебя.