В его убийственной адекватности есть что-то детское, злое даже: привык сквозь жизнь себя, как штандарт, нести, умен, уверен, ну что тут скажешь. В глазах зелененькие осколочки; улыбка злого шута – и близко: не изменилась, Анют, нисколечки, ты все такая же робеспьеристка. Я обжигаюсь горячим кофе и спешу уйти, запрятаться в нычку. Ты станешь доктором философии, я стану бомжарой-алкоголичкой. Сорвусь, конечно, сопьюсь, заблядствую, я и сейчас ведь держусь с трудом-то; не надо деланно удивляться – мне мир не мир без твоих экспромтов, твоей усталости фортепьяновой, недоброй силы твоих мелодий, кругов подглазных и запаха пьяного дождя по солнечной непогоде.
Ага, удачи, рука трясется,
дня то ли не было, то ль не стало,
и снится комната, полная солнца,
и тень сутулая у рояля.
21.05.2008