В первой части мы начали рассказ о династии виноделов Люртонов, основанной Люсьеном в послевоенные голодные годы. Он спас многие виноградники от банкротства и вырубки, сохранил уникальные сорта дорогого французского вина, а затем, ещё при жизни, разделил земли и раздал наследство детям.
Материал опубликован на портале "Частный корреспондент".
Виноделы и оба брата Люсьена, и все их многочисленные дети, женившиеся и вышедшие замуж тоже за виноделов со своими собственными шато, по-другому и быть не могло: говорить с кем-либо из Люртонов о чём-то, кроме виноделия, невозможно. У них нет другой жизни, ничто другое их не занимает.
Они, понятно, богаты: Гонзаг может «за любую цену» купить лакомый замок, хоть его и не продают ни за какую. Но они тратят деньги вовсе не так, как другие богатые люди. Им ни к чему дорогие платья и костюмы, яхты и путешествия, они — виноградно-земляные люди, и всё вкладывают в свои шато. Новые дубовые бочки для винификации у «великих» (оказалось, они всё же лучше, чем стальные, на которые постепенно все перешли, они дышат), новые технологии, новые земли. Гонзаг показывает погреб: «Естественная вентиляция, как встарь. Только не мы распахиваем двери на ночь, а компьютер. Кондиционер действует на вино плохо».
В замках Люртоны не живут — это место работы: погреба, залы для дегустаций, просто пустующие залы и комнаты, которые иногда сдают в аренду для корпоративных вечеринок и где селят гостей.
Пока я была в шато Буско (Chateau Bouscaut), принадлежащее Софи Люртон, там проходила вечеринка врачей из разных стран, съехавшихся на какую-то конференцию. Одно дело — погулять в городе в ресторане, другое — в замке среди виноградников. Правда, реставрацией замков Люртоны не занимаются, так что находятся те в состоянии, так сказать, на троечку, им же главное, чтоб вино было на отлично.
О количестве входящих в большую семью винных шато и замков можно только догадываться, поскольку вместе с супругами их гораздо больше, чем тех, где фигурирует фамилия Люртон. Я пообщалась с семью детьми Люсьена; у остальных с виноделием не заладилось. Одна дочь, Ядвига, просто вышла замуж и занимается детьми — тут никаких трагедий не было. Другая дочь, Брижжит, и старший сын Луи — боль отца. Проблема с Брижжит возникла вскоре после того, как он поделил наследство.
Понятно, что разделить такое хозяйство поровну невозможно по определению. И Люсьен предложил детям устроить лотерею: пусть каждый вслепую выберет свой жребий. Но дети эту идею дружно отвергли. Тогда он попросил каждого написать три свои пожелания: кто что хотел бы получить. Они написали, и, исходя из этого, возможно, ещё и из характера каждого, он отдал самое дорогое вино и отчий дом Анри, который с детства помогал отцу и не мечтал ни о чём другом, а лишь продолжить его дело.
Анри выучился на энолога и на биолога, специализирующегося на виноградниках, он самый преданный сын и постоянно экспериментирует со своим вторым гран-крю классэ, пытаясь сделать его ещё лучше. Анри немного похож на исполнителя роли хоббита Фродо в фильме «Властелин кольца». Надо сказать, что Люртоны хоть и разные внешне и по характеру, но все похожи на хоббитов. Не ростом, а потому что земляные люди, служащие идее — такой специфический для здешних мест типаж.
В отличие от отца, эти хоббиты ничего не завоёвывали, не рисковали, а получили готовое, которое призваны сохранять, улучшать и преумножать. Каждый из них сказал мне, что сейчас «другое время» — сейчас не надо ни делать рискованных поступков, ни носиться с завиральными идеями, и они знают, о чём говорят.
Старший брат Луи только что продал свои владения. Как ни старался, не получилось у него быть виноделом. Это сын-бунтарь, всегда пытавшийся противоречить отцу, делать всё наоборот. С другой стороны, именно как отец он пытался что-то предпринимать: то выпустил бутылки по 0,5 литра, считая, что из-за устрожения автодорожных законов люди будут меньше пить и покупать бутылки меньшего объёма. А люди если и стали меньше пить, то из-за этого вовсе перестали покупать маленькие бутылки, которые раньше пригождались как раз для того, чтоб попивать одному в пути. Теперь в одиночестве вино вообще не пьют.
Потом Луи стал выпускать алюминиевые бутылки, многоразовые: выпил — пришёл в шато за доливом. Но никто не пришёл и не купил.
— В общем, нельзя ему заниматься вином, — дружно говорят братья и сёстры, — не такой он человек. Не каждому вино даётся, даже если он пришёл на всё готовое.
— Что ж он теперь будет делать? — спрашиваю.
— Денег от продажи шато ему хватит на всю жизнь, — говорят братья, — и на все дальнейшие завиральные идеи. Теперь он хочет вот аптеку открыть в Квебеке. Понятно, как обидно отцу.
С Брижжит история случилась такая. Двум младшим дочерям, Брижжит и последнему ребёнку в семье, Беренис, отец вручил самое ценное шато: Клименс (Chateau Climens) — это первый гран-крю классэ, только не в красных винах Медока, а в Барсаке. Сотерн и Барсак — два аппелясьона (АОС) натурально сладких золотистых вин, делающихся из сызюмленного винограда. Близость речки Сирон, помимо всех прочих уже упоминавшихся вод, создаёт специфический климат: поутру стелются туманы, а почва — бывшее дно океана, отсюда и получаются эти необыкновенные вина. Цена их, соответственно, тоже зашкаливает (после Шато Икем Клименс — вино номер два, а виноделы из деревушки Барсак имеют право ставить АОС на выбор — либо Барсак, либо Сотерн). Вина эти могут храниться не меньше ста лет, и с каждым годом цена бутылки растёт. А поскольку виноград, из которого делают сотерны, зависит от погоды больше, чем любой другой, то в какой-то год его может не быть вообще или очень мало.
Неприятность произошла как раз тогда, когда сёстры начали заниматься этим шато: в 1992 году вина не получилось, и в следующие два года тоже — помешала жара. Это как если вы три года работаете впустую и денег не получаете. Беда рассорила сестёр: Брижжит не хотела вникать в тонкости производства сотренов, хлопнула дверью и уехала жить на Лазурный берег. С тех пор, говорят, вообще не пьёт вина — в знак протеста. А Беренис, наконец, повезло: больше плохих лет не случалось.
Автор: Татьяна Щербина, "Частный корреспондент".