Дмитрий Воденников о вине, девушках и смерти, которая не всем к лицу
Так бывает. Была девушка шатенкой, потом надоело – стало блондинкой. Но не в 17 веке. Если ты, конечно, не девушка из романа Александра Дюма и тебя не зовут Констанция Бонасье. Безвременно погибшей возлюбленной д’Артаньяна можно всё.
Вот первая встреча героев – молодого гасконца и жены галантерейщика – глазами автора: «...то была очаровательная женщина лет двадцати пяти или двадцати шести, темноволосая, с голубыми глазами...».
А вот незадолго до скорой гибели – глазами миледи: «Она открыла глаза и увидела аббатису в сопровождении молодой женщины с белокурыми волосами и нежным цветом лица, которая смотрела на нее с доброжелательным любопытством».
Миледи одним ожесточеньем воли (или это была просто небрежность автора?) перекрасила бедную темную овечку в светлый цвет. Они слились, река добра и река возмездия. Блондинка убивала блондинку. То ли в себе, то ли мстя всему миру. В джазе только девушки. Мерлин Монро тоже, как известно, любила показывать чудеса мимикрии.
Никогда не думал, что вино, которое в огромном количестве пили герои романа, тоже когда-то этот цвет поменяет. Но это уже по моей дикости: я-то думал, что Бордо – это только красное вино. Бордовый, алый, сияющий красный. Как кровь. Нет.
... Однажды я гостил у своей подруги в маленьком городе Тельгте, в земле Северный Рейн-Вестфалия, где мы зашли в винный магазин на маленькой центральной площади (там всё вокруг маленькое: сам город, центральная площадь, количество жителей – такой игрушечный городок, люблю его очень) и подруга сказала: - Дмитрий! Давайте мы купим красного вина? Вы же любите красное вино?
Красного вина я не любил.
Это странная вещь.
Красного вина мне хочется только в том случае, когда я заболеваю, но еще не знаю об этом.
Вот иду я через снежные или ранневесенние заносы, иду и вдруг думаю: «Очень хочется красного вина». Прям как наваждение. «Иди ко мне, иди», - шепчет вино-вампир. Зайду в магазин, куплю, несу, как ребенка или щенка. Пришел, переоделся, бутылку откупорил, выпил. Утром проснулся – похмелье.
Это странно. У меня же не бывает похмелья. Никогда. А тут голова болит, встать трудно, озноб. К двенадцати все-таки измерю температуру – школьные 38. Это мудрое красное вино, уже угадав заведшийся и расплодившийся во мне вирус, шептало мне, маня из яркого окна сказочного магазина: «Купи меня! Купи!» Вино-знак, вино-предупреждение, вино-вампир.
Зачем оно так делает?
Я пью за военные астры, за все, чем корили меня:
За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня.
За музыку сосен савойских, полей елисейских бензин,
За розы в кабине ролс-ройса, за масло парижских картин.
Я пью за бискайские волны, за сливок альпийских кувшин,
За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин,
Я пью, но еще не придумал, из двух выбирая одно:
Душистое асти-спуманте иль папского замка вино...
Мандельштам тоже, по-видимому, белому вину доверял. Асти-спуманте – это игристое, исключительно белое, алкоголя там мало.
С папского замка вином посложнее.
«…Я тут задумался что за "папское вино" и решил поискать его в ассортименте одного финского магазина. Оказалось - от 21 до 40 евро за бутылку! Ну и запросы были у Мандельштама», - пишет один из пользователей сети Интернет, который оказался умней меня и уже вышел на извилистую разведку. Но я зато оказался любопытнее и пошел дальше его.
Шатонёф-дю-Пап (Châteauneuf-du-Pape), то есть искомое папское вино, тоже оказалось удручающе красным.
Ты берешь три сорта винограда: гренаш, сира и мурведр, но бал тут правит гренаш (так и вижу его, размахивающего тонкой шпажкой, прям твой Маленький Принц), и вместе с косточками и кожурой они (ведь из белого через несколько первых часов начала сбраживания из сусла кожура удаляется) дадут тебе в итоге этот терпкий и сложный букет. «Мурведр отвечает в блендах за глубину и оттенок горького шоколада», - пишет многомудрый справочник. (Прямо про нашу жизнь: она всегда немного горчит, но очень благородно.)
… В выше упомянутом Тельгте (я вдруг бросил его, забыл, как будто стаканчик бумажный оставил) я впервые купил в маленьком винном частном магазинчике Бургунское (тоже на «б»): «жемчужное серое». Это меня удивило. Я уже говорил: «бордовый, алый, сияющий красный». Но «серое и жемчуг»? («Что мне надеть на встречу с маркизом Карабасом?» - спрашивала принцесса на старой советской пластинке с детским спектаклем у кота. – «Наденьте что-нибудь мышиного цвета… ой ... наденьте серое с серебром».)
«Жемчужное серое» было именно что серебряным. Как те руки, которые унесли длинною лунною да ночью лунною. В тройке улетевшей навсегда.
В общем, пейте белое вино. Оно - над болезнью. Оно не обманет, как Дюма. Оно не ударит тебя по голове, не заставит запереться в погребе, чтоб потом выйти оттуда на нетвердых ногах и рассказать страшную историю другу про белокурую девочку, которую ты полюбил, а потом, узнав, что она клейменная, не простил и, даже не расспросив за что и как: просто бросил умирать привязанной к дереву.
Кстати, и Констанцию, к концу романа побелевшую, эта самая бедная белокурая девочка тоже отравила красным вином.
«…Вдруг она остановилась, глаза ее сверкнули недобрым огнем; она
подбежала к столу и высыпала в рюмку г-жи Бонасье содержимое оправы перстня,
которую она открыла с удивительной быстротой.
Это было красноватое зернышко, которое сразу же растворилось в вине.
Потом она твердой рукой взяла рюмку и сказала:
-- Пейте, это вино придаст вам силы! Пейте!
И она поднесла рюмку к губам молодой женщины, которая машинально
выпила.
"Ах, не так мне хотелось отомстить! -- сказала про себя миледи, с
дьявольской улыбкой ставя рюмку на стол. -- Но приходится делать то, что
возможно".
И она ринулась из комнаты».
Вы обратили внимание на это «красноватое зернышко», которое сразу растворилось в красном же вине?
Было бы вино белым – трюк не прошел бы.
В общем, пейте белое вино. Белое вино – залог того, что вас не отравят. Ибо оно светло и прозрачно. Ибо оно дарит надежду и не подталкивает к исповедям в духе Достоевского.
Кстати, однажды я заболел и в Англии. Но пил тогда исключительно сидр. Тогда его тоже вычеркиваем.