Вся жизнь Василия Борисовича являла собой одну сплошную полосу неудач. Он был нежеланным ребёнком в бедной семье. И ладно бы он мог с самого раннего возраста помогать своим родителям в их тяжком труде, но нет! Болезненный и худой нахлебник, от которого не было решительно никакой пользы.
Единственное, на что Вася был годен, так это служить средством выпустить пар для своих родителей. Любая неудача в их жизни, любой приступ плохого настроения, любое сиюминутное желание развлечься оставляло на его коже синяки и ссадины.
В школе его тоже не любили. Понятное дело, что, будучи худым, забитым и пугливым мальчиком, он не смог бы сыскать популярности у своих одноклассников. Но и особой старательностью и прилежностью его природа также не наделила. Ну не совсем…
Просто рос Вася в той атмосфере, при которой ни одна его попытка добиться хоть какой-то любви не была успешной. Усвоив опыт домашнего быта, он стал применять его и в школе.
Несмотря на такой колоритный образ, он не реализовался даже в качестве жертвы. Уж слишком спокойно и привычно реагировал на травлю и драки. Хулиганам было слишком скучно проявлять к нему хоть какое-то внимание.
Закончив школу с результатом чуть хуже среднего, он тут же отправился в армию, поскольку иных вариантов у него не было. Казалось бы, что могло пойти ещё хуже? Многое.
И нет, в краткосрочном периоде Василий Борисович ничего не приобрёл и не потерял от обязательной воинской службы.
Но в долгосрочном оказался в цепях своего главного порока – алкогольной зависимости. Водка была его другом и товарищем. Только с ней он становился немного смелей и откровенней в своих словах. Приходилось зарабатывать, конечно, но это не было для Василия чем-то обременяющим. Ему даже нравилась монотонная работа грузчиком.
Не нужно чересчур напрягаться. Не нужно проявлять инициативу. Просто хватай и таскай. Но почему-то он не смог долго продержаться на этом месте несмотря на то, что это была идеальная для человека его характера профессия.
Видимо, в очередной раз, во всем было виновато его фирменное невезение.
После увольнения, он устроился водителем такси. И это стало адом для Василия.
Порой случалось, что какой-то клиент слишком агрессивен. До драки обычно не доходило, но Вася не любил терять деньги, которые он честно зарабатывал своим трудом. А уж когда то были люди похожие на его родителей… Сколько вынужденного напряжения!
Кроме того, у него возникли определённые сложности с тем, что нужно не пить слишком много. Привычка к употреблению спиртных напитков, которая осталась с ним после того, как он отслужил в армии, запросто могла лишить его работы. А из-за напряженного графика он вынужден был находиться трезвым чуть ли не каждый день.
И однажды произошёл случай, который перевернул всю жизнь Василия Борисовича.
В тот день он ехал по узкой пригородной дороге до очередного заказа. Погода была дождливой, от того свет фар его девятки не мог дать нормального обзора.
«Ну хоть машину мыть не придётся» - подумал он с излишне радостным настроением, которое всегда бывает перед тем, как случится какая-то пакость.
Дорога вроде бы была знакомой. Люди в такую погоду сидят дома. По радио играет умиротворяющая музыка. Вася выкрутил громкость до максимума, чтобы полностью проникнуться несложной мелодией…
Он даже не понял сразу что произошло. Просто на секунду грохот барабанов стал громче, чем все остальные партии. И откуда-то появился вокал. Причём он не пел, а орал что-то явно неприличное. И становился всё ближе и ближе...
Каким-то, одному только Богу известным образом, Вася сразу же после аварии перестал жать на газ. В ином случае он бы оказался в местах, во многом напоминающих ту самую армию, от которой он получил столь несравненное удовольствие.
Это был чёрный джип. Из него уже вышел водитель, дабы начать разборки. И Васе достаточно было просто открыть дверь, отреагировать хоть как-то на слова мужика, чтобы вся ситуация стала немного лучше…
Но он сидел в машине, зажмурившись и считая в голове до ста. Старая детская привычка в любой неприятной ситуации пытаться спрятаться от мира возвращалась к нему в самые неподходящие моменты.
Ему угрожали, что сами вытащат его из салона. Но он не реагировал.
Досчитав до заветной цифры, Вася смог самостоятельно выйти наружу и начать диалог. Хотя какой это диалог? Лишь признание вины со стороны главного героя и поток мата в его сторону от возмущённой жертвы.
Самое обидное в том, что виновата погода. Редко этот таксист был в чём-то виновен. Просто он каким-то образом притягивал к себе неприятности.
- Ты как платить-то будешь, додик, а? – Вася только и мог, что достать свой кошелек. Под изумленным взглядом жертвы аварии, он вытряс из него целых… Две тысячи. Ни двумя купюрами, а множеством мелких соток и монеток.
- Держите… - Протягивая руку, пробубнил себе под нос Вася. Мужчина смотрел на эти жалкие гроши со странной горечью на лице.
- Это… Это всё, что у тебя есть? Больше ничего? – Таксист кивнул. – Ох, кудрявый ты… Ладно, слушай, не буду грех на душу брать. Езжай отсюда.
- В смысле? – Ошалело переспросил Вася.
- Езжай отсюда! Ты что, не только блаженный, но ещё и глухой? – Последняя фраза что-то изменило в сознании Василия. Он тут же сел в такси и поехал. Но не выполнять заказ, а домой.
Кое-что стало ясно ему в тот момент. Он сломал чужую машину и не смог даже заплатить за её ремонт. Не смог понести ответственности за свой поступок. Он настолько жалок, что не может исправить то, что натворил…
То, что он был лишним ртом в семье, то, что никто не хотел дружить с ним в школе, то, что и в армии он был особо не нужен, то, что даже в работе таксиста был чужеродным элементом…
Василий узнал, как ему показалось, правду о себе.
Он своеобразное пятно на лице мира. Его появление не было запланировано. И чтобы он не делал - всё будет только хуже. Его усилия бесполезны. И остаётся только один способ всё исправить.
В магазине он потратил свои деньги на бутылку водки и верёвку. Водку он взял самую дорогую. Всё-таки это последнее, что он будет пить в своей жизни.
Квартирка в своей убогости напоминала самого Васю.
Однушка с кухней и санузлом. Блеклые стены с выцветшими обоями, которые изображали, как жизнерадостные мишки и зайчиками играют с друг другом в мячик. Это фальшивое дружелюбие, в которое не было вложено ни капли усилий. Красный ковер на полу. Когда-то он считался роскошью, но теперь словно бы забытая всеми знаменитость – не умирает лишь потому, что надеется на абстрактную возможность вернуть всё назад. Стул и стол. Полуразвалившиеся, оставляющие занозы и скрипучие до ужаса.
Василий взял стопку, резко дыхнул на неё. Всё в порядке. Хотел достать банку солёных огурцов, чтобы было чем закусывать, но потом вспомнил и решил, что всё же не стоит. «Если что-то и есть по ту сторону жизни, то это точно не похмелье»
Первые две пошли тяжело. Вася морщился скорее не от неприятного вкуса, а от осознания того, что ничего лучше ему не попадётся.
Водка постепенно заполняла его изнутри. Опьянение работает как любящие родители, которые стремятся оставить подарок под елкой так, чтобы дети думали, что всё это могло быть работой только Деда Мороза.
Поэтому он сделал перерыв не больше минуты, прежде чем выпил ещё две. Теперь вкус не ощущался так мерзко. Словно бы язык уже смирился со своей участью.
Четыре – минимальное число для хоть какого-то опьянения. Чтобы не потерять память и сохранять мельчайшую степень адекватности необходимо делать перерыв именно после четвёртой порции.
Но Васе всё это уже было до фонаря. Поэтому, он для смелости выпил ещё две стопки. И начал своё дело. Но, поколебавшись, сделал число выпитого кратным четырём.
Привязал верёвку на люстру, закрутил узел. Поставил табуретку. Ни с одним из пунктов не возникло проблемы.
Но после того, как он начал подходить к табуретке, прощаясь с жизнью… Тут и ударил ему в голову весь выпитый алкоголь!
Что это были за ощущения… Ведь не четыре, не пять, не шесть и даже не семь, а целых восемь стопок резко обрушились на его несчастное сознание.
Ноги и руки отзывались на любые команды, исходящие из нервного центра, либо отсутствием реакции, либо её гипертрофированной версией. Это, как если бы машина, то стояла на месте, как бы сильно вы не жали на газ, то мчалась вперед от лишь одного прикосновения к педали.
Раз за разом он забирался на табуретку чётко помня то, как хочет покончить с собой, но падал снова и снова. Это вызывало в нём острую боль. Отчаяние от того факта, что даже изничтожить себя он как следует не может.
А потом… Потом Вася устал и заснул на полу. Он даже не запомнил этого момента.
Его сознание после было заполнено воспоминаниями о том, как он раз за разом пытался забраться на проклятую табуретку. Словно Сизиф, обреченный вечно затаскивать камень на гору, он не имел возможности умереть.
И ему иногда кажется, что вся его нынешняя жизнь это лишь бред, навеянный усталостью от бесконечного процесса вставания и падания с табуретки.
Наутро… Мысли о самоубийстве исчезли из его головы… В основном, потому что теперь она была заполнена жуткой болью от долгого и мучительного похмелья.
Его несколько раз стошнило, его голова, казалось, болела не просто от любого движения, а даже от мыслей. И маломальских хороших средств лечения у него не было. Разве что рассол, да и то немного…
Да и то его этим самым рассолом потом и вырвало.
Василий больше не думал о самоубийстве. Потому что, испытав весь ад похмелья, он смог сравнить его с тем дурным настроением, которое он испытывал перед приездом домой.
И после того, как он в последний раз обнимался с фарфоровым другом, Вася почувствовал невероятное облегчение. Выйдя на улицу, уже бывший таксист наконец-то осознал то, насколько же похожа жизнь на пьянку.
Ты ведь знаешь, что будет потом. Ты знаешь, что возможно будешь проклинать вчерашнего себя за беспечность. Но всё равно напиваешься, ведь удовольствие кажется тебе окупающим все последующие страдания. И в какой-то мере оно так и есть.
Если бы Вася отказался от водки, то не было бы и похмелья. Но тогда он отказался бы и от жизни. От того и нужно быть готовым встречать проблемы, встречать ту боль, встречать те эмоции, что следуют за каждым нашим выбором, за самим фактом принятия жизни.
И Вася полюбил ту боль, что испытывал наутро после пробуждения. Ведь только оно и контраст с тем, что было на кануне и показывает ему, что он по-настоящему жив и готов это терпеть.